Вудс встал из-за стола и направился к двери. Фелпс никак не мог понять, что у него на уме. Играя на грани, Вудс никогда не переступал границ. Он словно паук оплетал агентов, сотрудников, детективов, маршалов невидимыми нитями собирая всех грехи — мнимые и настоящие хитро, очень хитро манипулируя их слабостями и заставляя служить себе. К сожалению, почти все делали это добровольно, если не сказать — охотно. Вудс, к его чести, многих снял с крючка, отбивая от жалоб активистов, профсоюзов, меньшинств и прочей недовольной братии. В рамках работы он был кристально-честен и верен букве закона. Руководство ценило Вудса за то что он всё про всех знал. Многие ненавидели, кто-то боялся. Перейти дорогу Вудсу означало нажить себе реальные проблемы. Лишь избранные догадывались, что копает он под тех, кто неугоден начальству.

***

Как только Вудс покинул офис Моника набросилась на Фелпса.

— Кайл, кретин, что ты наделал. Какого чёрта тебе дались эти черепахи?

— Ты же знаешь, что Вудс припёрся сюда не из-за этих злосчастных черепах.

Моника подбежала к нему.

— На что ты намекаешь? Смотри мне в глаза, когда я тебя спрашиваю.

Фелпс поднялся со стула, бросив перед ней жёлтый маркер.

— Я ни на что не намекаю. Я устал от твоих бесконечных нападок. Хочешь вышвырнуть меня из отдела — так и скажи.

Они ещё долго ругались, вспоминая взаимные обиды.

Фелпс был зол на Вудса, зол на Монику, но больше всего злился на себя. Когда-то он действительно был перспективным агентом, а теперь — затерялся среди рутины. Проблемы на работе, проблемы с женой. Жизнь превратилась в обыденную, скучную тягомотину в которой совсем не осталось места празднику. Он неспешно подошёл к окну.

— Всё это мерзко, Моника. Очень мерзко. Мы оскорбляем друг друга, унижаем, вспоминая старое. Сто раз убеждаюсь в том, что заводить романы на работе — гиблое дело. Кто-то всегда остаётся недоволен.

Монику снова прорвало. С рабочего она перешла на личное, приписала ему ворох грехов, а под конец, оскорбив нехорошим словом, разревелась. Она была великолепной актрисой. Плач нужен для того, чтобы раздосадованный Фелпс не вздумал жаловаться Вудсу или ещё кому. За годы службы она никогда не позволяла себе браниться на подчинённых. Фелпс был исключением. И всё же рисковать не следовало. Она подошла к нему, потрогала за плечо и нежно проворковала:

— Извини. Нервы ни к чёрту. Ты же знаешь, не для тебя я припасала это словцо.

Фелпс направился к выходу. Словцо было припасено именно для него. И самое смешное — эта фурия действительно ему нравилась. Жаль, что всё так вышло. Что он мог поделать? Оба женаты, у Моники взрослая дочь.