Официант провел нас к столику, уставленному всевозможными закусками, над которыми возвышался букет чудесных красных роз. Нас усадили, разлили по бокалам шампанское и пожелали приятного аппетита.
— Ну, за тебя, за твои успехи, — произнес Генрих и чуть пригубил вино.
— Спасибо, — поблагодарила я и сделала хороший глоток райского напитка.
— С чего начнем, с икры?
— И с салата, — рассмеялась я и подставила свою тарелку.
Мы пили шампанское, закусывали, говорили о чем-то веселом. Я слегка захмелела и думала, замечает ли Генрих, что сидящие по соседству парни все время пялят на меня глаза. Потом забеспокоилась: одна шумная компания стала проявлять к нам повышенный интерес, бросать колкости в наш адрес, причем с расчетом быть услышанными.
Генрих, казалось, ничего не замечал. Он спокойно разговаривал, подливал мне вино, предлагал закуски.
Заиграла музыка. «Вот хороший повод отвлечься от неприятного соседства», — подумала я и предложила:
— Потанцуем?
Он поднял руки вверх.
— Последний раз я танцевал, когда мне было шесть лет, на новогодней елке.
— А может, попробуем? — робко настаивала я.
— Нет и нет. — Генрих был категоричен. — Ну а если тебе очень хочется попрыгать, — мне показалось, что Генрих сдается, и я уже приподнялась со стула, — то вот идет кавалер. Я не буду возражать.
К столу, ухмыляясь, приближался верзила, один из соседней компании. Со стороны Генриха это было настоящим предательством, и, чтобы ему досадить, я приняла приглашение парня, который подошел к столу и, ухмыляясь, обратился к Генриху:
— Можно, папаша, станцевать с твоей дочерью?
Генрих ответил в тон:
— Конечно, сынок, топайте.
Я встала и пошла впереди парня на круг, где танцевали пары. Здесь мой партнер сразу же облапил меня, крепко прижал к себе и стал раскачивать в такт музыке.
— Отпусти, — сказала я.
Он не ответил, его руки стали сползать ниже, при этом он зашептал мне в самое ухо:
— Сейчас танец закончится, поднимемся в номер. Получишь удовольствие, нельзя, чтобы такой товар пропадал. Сможешь сравнить, кто лучше — мы или этот твой старый хлюст.
— Отпусти, подонок, пожалеешь, — уже открытым текстом предупредила я. Он только хмыкнул в ответ.
Резким взмахом локтей я сбросила с себя его руки.
— Ах ты, сучка, шутить со мной вздумала! — рыкнул он, видимо решив, что проведенный прием — чистая случайность, и снова попытался обхватить меня своими ручищами.
Коротким апперкотом я согнула его пополам, повернулась и спокойно пошла к своему столику. Все случилось в считанные секунды, и мало кто из окружающих понял, что произошло.
Однако я недооценила своего партнера. Он оказался довольно крепким, быстро пришел в себя и кинулся за мной. Я обернулась, шагом левой вперед ушла с линии атаки, выполнила защиту левым предплечьем внутрь. Захватив руку парня, пытавшегося схватить меня, я нанесла кулаком прямой удар в челюсть, затем ногой в живот.
Это был нокаут, парень рухнул без звука. Теперь это произошло на виду у всего зала, все сидящие и стоящие замерли от неожиданности, потом вдруг раздались аплодисменты.
Я видела, как повскакивали со своих мест его друзья, и вся напряглась, наливаясь силой, мобилизуя готовность среагировать на любой выпад с их стороны. Они окружили меня и молча, с откровенным изумлением разглядывали.
— Это ты его так отделала? — спросил один из них.
— Нет, святой дух. Пропустите. — С этими словами я прошла мимо расступившейся ошарашенной компании, которая, по-моему, еще долго не могла прийти в себя.
Я села на свое место и посмотрела на Генриха. Он сосредоточенно ковырял вилкой в тарелке. Неужели он действительно ничего не видел или просто делает вид?
— Положить что-нибудь еще или подождешь горячее? — спросил он спокойно.
Подобное безучастие привело меня в шоковое состояние. От возмущения я не могла вымолвить ни слова, только отрицательно качнула головой. Потом попросила:
— Пойдемте домой, я очень устала.
— Устала? — переспросил он и отрубил: — Тогда ты как боец — пустышка и время, затраченное на тебя, потеряно даром.
— Вы меня не так поняли, — попыталась я объясниться.
Генрих перебил меня.
— Что, обиделась? Зря. Я все видел и должен отметить, что действовала ты, в общем, неплохо. Мое вмешательство было лишним, ты сама прекрасно справилась.
Такое мне еще не приходилось слышать от своего наставника, и это было для меня высшей оценкой. Конечно, настроение мое стало подниматься, я заулыбалась. А Генрих между тем продолжал:
— Ситуацию я контролировал и в случае необходимости незамедлительно пришел бы на помощь. В одном ты допустила ошибку. — Генрих опускал меня на землю. — Следовало вырубить противника с первого раза, чтобы исключить повторное нападение с его стороны. Тут эксперименты совершенно неприемлемы, это не тренировочный зал, а передовая полоса, где подчас решается вопрос жизни и смерти. Ведь если ты окажешься одна против всей этой компании, то вряд ли одержишь верх, если нанесенный удар не будет силен.
Мы сразу оказались в родной стихии — нам было о чем поговорить. Неожиданно подошел милиционер и грубо потребовал у меня и у Генриха документы, стал допытываться, кто мы и откуда.
Генрих поднялся и предъявил свое удостоверение. Милиционер вытянулся в струнку.
— Виноват, товарищ полковник, меня ввели в заблуждение, разберемся, накажем виновных.
— Ладно, идите. Завтра доложите своему начальнику о происшествии и заодно объясните ему, почему оказались на службе в нетрезвом виде. Я проверю. — Генрих брезгливо поморщился и вернулся к столу. Милиционер как побитый, опустив плечи, поплелся к выходу.
Скоро мы закончили ужин, и Генрих проводил меня домой.
— А ты молодец, — сказал он на прощание. — Не ошибся я в тебе. — Он чмокнул меня в лоб и пошел, не оборачиваясь.
В тот вечер я так и не поняла, как Генрих ко мне относится. Однако мне было чертовски приятно, что первое испытание я выдержала неплохо.
Мы не смогли помочь Жухову, просчитались, решив купить Филатова. До сих пор он ломает голову, кто ему подложил чемодан с деньгами, целое расследование провел. Наш человек, который там у них сидит, рассказывал, что всех по одному к начальству вызывали, допрашивали, где был, что делал в течение суток. Так ничего и не узнали. Мы своего человека в такие мелочи не впутываем. Он работает по-крупному, и то при условии, что риск будет минимальный. Главная его задача — информация. Тысчонку баксов каждый месяц ему за это отстегиваем. Он доволен, а мы — тем более. Тут мы старушку использовали, уборщицу, она единственная, кто может зайти в любой кабинет до того, как рабочий день начнется. Вот она и принесла чемоданчик с деньгами. А чтобы у нее никаких сомнений не возникало, подослали пацана. За трешку он передал чемоданчик бабушке для дяди Филатова. Отдал и ушел. Мы, конечно, следили за мальчишкой. Он сделал все, как инструктировали. Пока бабка удивленно рассматривала посылку, вертела ее со всех сторон, пацан скрылся. Она обернулась, а никого уж нет. Удивленно пожала плечами и отнесла чемодан в кабинет следователя.
Обидно, конечно, что приманка не сработала. Принципиальный, честный товарищ оказался, ну ничего, не таких скручивали. Жаль только, деньги зря пропали да время потеряли. Надо было сразу за девчонку браться, подействовало бы безотказно. А то понимаешь, дипломатию развели «с последними предупреждениями». Возможностей-то было сколько хочешь прижать ее как следует. Правда, в парке получилось все, как задумали, с дочкой Филатова — тоже по плану. Выследили и в поезде поигрались с ней, хотя и перегнули немного палку, но урок для папаши хороший. Вот только раньше надо было, раньше. Тогда и избежали бы волн, которые пошли после допросов Жухова. Не думаю, чтоб раскололся он сразу, мужик крепкий, да и знает, что говорить в таких случаях. Хотя, если прижмут да пообещают статью заменить, вряд ли кто устоит. Но меня пока Бог миловал, остаюсь на плаву, значит, Жухов обо мне не заикался. И все же фирму нашу слегка пощипали.