Даже если вам не интересно как проходят учебные тревоги в частях, я все равно расскажу. Короче. Дядька, сидящий за много километров от нашей части, в каком-нибудь штабе округа, звонит дежурному по бригаде и объявляет тревогу. То есть все заранее знают, что она будет сегодня, но во сколько - не знает ни кто. Дежурный уточняет по своим каналам, не розыгрыш ли это, и если информация подтверждается, он начинает обзванивать все подразделения. А еще, последнее ноу-хау нашей армии, приходит смс оповещение с кодом. Если вы ожидали, что я расскажу про орущую на весь свет сирену, то вы ошиблись. Она будет орать, только когда на нас реально нападут, точнее, когда тревога будет боевая. И вот тут начинается вся суета. Механики и техники бегут в парк, к машинкам, и выгоняют их из боксов. Если они заведутся, конечно. Остальные начинают бегать по плацу с криками "Мы все умрем!" и биться головами о стены. Шучу. Все подразделения получают оружие, и, забрав имущество, боеприпасы, технические предметы и тому подобное, выбегают на плац. Там их строят командиры, и ждут проверяющие. Все остальные подразделения, которые обеспечивают жизнедеятельность, такие как наш узел связи, например, должны находиться на местах, и быть начеку. Проверяют всех. Если проверяющие слишком "крутые" дядьки, то всю толпу еще и погонят к местам сбора. А это в нескольких километрах от части. И машины туда же отправят.

  Слава богу, сегодняшние проверяющие оказались не достаточно круты. Поэтому всех собрали на плацу и начали проверку. Это такое муторное, не интересное, а главное, всегда нервное занятие, что я даже описывать не буду. Пока они всех обошли, пока поматерились от души, пока проверили технику, пока прошли по местам обеспечения, в итоге вся эта ерунда закончилась только в три дня. Все это время мы с напарницами сидели в кабинете и таращились в окно. Иногда конечно обслуживали звонки, но в целом почти весь день бездействовали. И от этого устали больше, чем, если б работали нормально. Когда подразделения двинулись обратно в казармы, я решила сходить к Юльке. Так как обед у нас прошел за просмотром происходящего на плацу, поесть мы не сумели. Но я знала, хотя бы печеньки, у Юльки точно есть. Дождавшись, когда последние офицеры исчезнут в недрах казарм, и, попросив Лидку, если что поработать за меня, я перебежками двинулась к санчасти. Я даже выйти из расположения не успела, так и застопорилась на лестнице, услышав голос Семенца. Видимо, проверяющие и старший офицерский состав ушли на совещание, а остальные остались дожидаться результатов.

  - Антох, ну ты че? Последний раз же прошу. Ты же знаешь, я ее три месяца обрабатывал.

  - Б..я, Киря, ты реально достал. Они на меня уже смотрят как на больного. Даже комбат.

  - Ну, придумай че-нибудь. Я первый шаг уже сделал. Надо Решетникову еще чуть-чуть придержать, я же вижу, как она на меня смотрит, чуть ли слюни не пускает. А пока она рядом, Юлька не сдастся, они же подруги.

  - Я и так ее всякой ху..й нагрузил, она меня уже ненавидит. Так что прости, Кирь, у тебя время только до марш-броска. Потом я ни чем не смогу помочь, я вообще, их узлом заниматься не должен, это работа начальника связи.

  - Хорошо, я тебя понял. Тогда хотя бы посмотри, чтоб она на своем рабочем месте сидела, и в санчасть не бегала.

  - Предлагаешь сидеть у них в кабинет? - Журавлев хохотнул, и я услышала шаги. Парни видимо поднимались на второй этаж, поэтому, недолго думая, я в два шага преодолела ступеньки и бросилась в кабинет.

  - Ты че, уже все? - Лидка вопросительно вскинула брови.

  - Перехотелось. - бросила я.

  - Тогда я схожу в магазин, если вы не возражаете. - коллега поднялась со стола и посмотрела нас. - Кому-нибудь что-нибудь купить?

  - Вафельки мне возьми, такие, в зеленой упаковке. - ответила Полина Осиповна и полезла в сумку за деньгами.

  Я только отрицательно махнула головой. Есть мне и правда перехотелось. Зато в голове была самая настоящая каша. Вот тебе и сходила на чаек. Получается, пока я прошедшие полгода вздыхала и мечтала о Кирилле, ему, все это время, нравилась Юлька. Но почему же я этого не заметила? Конечно, я не часто видела их взаимоотношения, а те, что видела, были совсем не романтическими. Но если вдуматься, инициатором всех их ссор был не Кирилл, а Исаева. И парень многое ей прощал, взять хотя бы тот скандал и "нечестный" больничный. Да, это вполне отражало его отношение к девушке. Но с другой стороны, почему нельзя было просто объясниться с ней? Хотя, зная Юльку, она бы его отшила. С таким "багажом" поклонниц она бы мириться не стала, да и Семенец ей не особо нравился. И вот тут я задумалась: я ведь и не знала, как Юлька к нему относится. Я даже не спрашивала никогда, точнее я просто видела, как она постоянно на него ворчит, и мне хватило этого, чтобы сделать свои выводы. Интересная история получается. Я бы даже посмеялась над такой "Санта-Барбарой", если б не одно но. Оказывается, Журавлев не страдал обостренным чувством ответственности, он просто прикрывал задницу друга, пока тот играл в свои любовные игры. Я одного не понимала, зачем надо было устраивать эти спектакли с оружейной, стрельбами, марш-броском, можно же было просто завалить меня бумажками. Хотя нет, это не в его компетенции. Тогда можно было бы просто мне рассказать. Подумав еще, я решила, что это тоже не вариант. Конечно, я бы все рассказала подруге, и план Семенца бы провалился. Но если честно сейчас мне было все равно. Я поняла только то, что все действия Журавлева были не от усердия, и уж тем более не от того что ему кто-то понравился. Хоть я и понимала что это маловероятно, но все же надеялась, что капитаном двигали личные интересы, еще и Юлькины слова, о том, что возможно я ему нравлюсь прочно засели в моей голове. Этой самой несуществующей симпатией я подпитывала себя последние недели. Я обычная девушка, и, как и всем, мне хотелось верить, что мои чувства взаимны. Да, Журавлев никогда не выделял меня среди других, но я тайно надеялась, что это потому, что он такой человек - строгий к себе, и окружающим. Надеялась, что что-нибудь произойдет и наши отношения сдвинуться с мертвой точки. Короче я на многое надеялась, и потому сейчас было еще больнее. Мне стало жалко себя, обидно до слез, что я опять попала в тупиковую ситуацию. Но я не злилась на Журавлева, ведь он не знал, что своим повышенным вниманием влюбил меня в себя. Это была не его вина. Все это навалилось с такой силой, что я чуть не расплакалась в какой-то момент, но вспомнив где нахожусь, сдержалась. Не знаю, почувствовали ли мое состояние коллеги, но с расспросами не лезли, и все оставшееся время каждый занимался своими делами.

  После всех совещаний, и очередного построения, нас отпустили домой. Журавлева я не видела, может он и встречался на моем пути, но, занятая своими мыслями, я даже не смотрела по сторонам. Я даже домой не помню, как добралась. В чувства меня привела Юлька. Как только открыла дверь, я тут же увидела подругу. Она сидела за маленьким обеденным столом и смотрела на меня заплаканными глазами. Я сразу поняла, что случилось что-то плохое, потому что слезы на глазах подруги я видела только от смеха. Исаева смотрела на меня, а я, похолодев от страха, скинула берцы и, не говоря ни слова, села напротив. Несколько секунд подруга молчала, а потом из ее глаз полились слезы и она не выдержала.

  - Анечка, прости меня. Прости меня пожалуйста, я не смогла. - всхлипнув, она опустила глаза и принялась плакать. - Я старалась, Ань. Честно, я очень старалась, но не смогла.

  - Что случилось, Юль? - я протянула руку, и бережно сжала Юлькину ладонь.

  - Ань, - подруга посмотрела мне прямо в глаза и ее губы задрожали от волнения. - Ань, я люблю Кирилла.

  И подруга разрыдалась с новой силой. Я несколько секунд переваривала услышанное, и если учесть, что я приготовилась к чему-то страшному, новость показалась мне замечательной. Не выдержав, я расхохоталась.