Показательными в этом смысле были события в городе Бранденбург 12 июня 1953 года, которые через четыре дня почти зеркально повторятся и в Берлине. В 16.15 этого дня шесть рабочих частного транспортного предприятия пришли к зданию районного суда и потребовали освобождения своего хозяина Курта Теге, арестованного за неуплату налогов. Собственно Теге и так предполагалось освободить в тот день, но пришедшей в тюрьму жене предпринимателя отказали во встрече с супругом без объяснения причин, предложив прийти 13 июня (в тот день у Теге был день рождения). Женщина заключила из разговора, что освобождать ее мужа не собираются (хотя знакомые из органов юстиции тайком ее уже обрадовали), и призвала рабочих требовать освобождения своего шефа (для «куражу» фрау Теге напоила сотрудников своего мужа шнапсом и дала им деньги). К пришедшим к суду в «дым» пьяным пролетариям вышел районный прокурор, пытавшийся успокоить страсти, за что и получил по физиономии. Рабочих удалось вытолкать со двора суда на оживленную улицу, где они продолжали громко протестовать. В течение всего лишь одного часа к ним присоединились около двух тысяч жителей города, которые в большинстве даже не подозревали, с чего, собственно, все началось. Быстро примкнувшие к демонстрантам члены «молодой общины» стали скандировать антиправительственные лозунги и требовать свободных выборов. СЕПГ направила в толпу 100 агитаторов с промышленных предприятий, которые пытались убедить людей разойтись. Каждого из них сразу окружили шесть — восемь членов «молодой общины» и дело дошло до небольших стычек, хотя агитаторы старались сдерживать себя как могли. К 7 часам вечера на улице остались 700–800 демонстрантов. Демонстрация закончилась только поздним вечером, причем собравшиеся считали, что они победили. Теге в тот же вечер тайно (чтобы не давать повода к новым демонстрациям) привезли в сопровождении супруги из тюрьмы на его дачный участок. Народная полиция 12 июня не вмешивалась в события, чтобы не провоцировать толпу. Поздним вечером 12 июня члены «молодой общины», которых не очень-то и интересовала судьба Теге, сильно избили первого секретаря райкома ССНМ, которого едва удалось доставить в находящийся неподалеку молодежный клуб. 500 молодых «христиан» пытались штурмовать клуб.
Провокации в Бранденбурге намечались и на 13 июня (суббота), вследствии чего полиция решила взять под охрану основные здания города и молодежный клуб ССНМ. На предприятиях в готовности находились агитаторы СЕПГ.
Таким образом, события в Бранденбурге, начавшись с недоразумения, в мгновение ока превратились в антиправительственную демонстрацию, которая обошлась без жертв только благодаря сдержанности народной полиции.
На предприятиях ГДР с невиданной быстротой распространялись подогреваемые РИАС самые фантастические слухи. Говорили, что правительство ГДР самораспустилось, Гротеволь отравился, Ульбрихт покончил жизнь самоубийством, а Пик был убит при попытке бегства из страны.
Начиная с 12 июня, резко возросло число требований рабочих об отмене 10 %-го повышения норм выработки. На отдельных предприятиях снова начались забастовки. Например, 14 июня бастовали такие заводы, как текстильная фабрика в Лейпциге, машиностроительная фабрика в Мойзельвитце (округ Лейпциг) и машиностроительный завод «Ифа» в Галле.
Но забастовка, которой и было суждено перерасти в серьезнейший внутриполитический кризис ГДР, началась 12 июня на одном из строительных объектов образцово-показательной улицы социалистического Берлина Сталиналлее. Там было объявлено о повышении норм на 10 %, после чего возмущенные рабочие стройки «блок С-юг» начали забастовку. Уговоры партийных и профсоюзных функционеров не помогли: стачечники решили идти 13 июня на переговоры к штаб-квартире профсоюзов. Весь день 13 июня агитаторы СЕПГ пытались убедить строителей вернуться на рабочие места, и им с трудом удалось предотвратить поход к зданию ССНП. Тем не менее, страсти накалялись. Один из забастовщиков прямо заявил агитаторам: «Вы делаете капиталистам подарки, а нас эксплуатируете». Ответить ему было собственно нечего.
Масла в огонь подлила появившаяся 14 июня на последней странице «Нойес Дойчланд» статья «Настало время отложить в сторону деревянный молоток». В ней критиковались неуклюжие методы (отсюда и аллегория с киянкой), которыми пытались добиться повышения норм выработки на народном предприятии жилищного строительства в Берлине. Смысл статьи состоял в том, что постановление Совета Министров от 28 мая о повышении норм в принципе правильно, но нельзя навязывать его рабочим силой. Если же кропотливо убеждать трудовые коллективы в необходимости этой меры, то рабочие поймут и примут ее. Статья появилась по прямому указанию Херрнштадта, и в ней резко критиковался видный партийный функционер берлинской организации СЕПГ Баум, который, как все знали, был человеком Ульбрихта. Многие поэтому восприняли статью как прямую критику генерального секретаря.
В деревне «новый курс» был воспринят еще более неоднозначно, хотя именно там сразу же начали сказываться его результаты. Из 3271 заявки на возврат земельных угодий тех, кто сбежал в ФРГ, были удовлетворены 1939, а 1332 в июле 1953 года еще рассматривались[252]. Несколько позднее были снижены нормы госпоставок, что привело к росту доходов крестьян по мясу на 255 млн. марок, молоку — 91 млн., яйцам — 19 млн. По заявкам 9500 крестьян было предоставлено кредитов на 13 млн. марок. Все эти меры не смогли не сказаться на настроениях крестьян. В некоторых пограничных населенных пунктах крестьяне, бежавшие из ГДР, расспрашивали пограничников, могут ли они вернуться. И действительно, до 17 июля 1953 года возвратились 2454 человека. На помощь тем, кто возвращался, правительство ГДР выделило 92 млн. марок. Агитаторы Национального фронта, беседовавшие на границе с бежавшими в ФРГ крестьянами, сообщали, что те до тонкостей осведомлены о «новом курсе» и желают ему успеха.
Несмотря на критику «принудительной коллективизации» советскими товарищами, после объявления «нового курса» распалось только 59 кооперативов (в основном мелких и финансово слабых). Однако воспрянувшие с новыми силами кулаки и церковь всячески запугивали членов СХПК, говоря, что скоро вернутся с Запада помещики и отомстят тем, кто завладел чужой землей. В некоторых районах члены кооперативов боялись выходить на работу. С другой стороны, во многих деревнях кулаки и трактирщики устраивали массовые пьянки с тостами «за свободу» и «здоровье Аденауэра». На селе стали появляться и политические требования. Так, 13 июня на собрании крестьян деревни Экольштедт (Тюрингия), где должны были обсуждаться проблемы уборочных работ, приняли резолюцию с требованием отставки всех тех, кто ранее проводил политику партии и правительства (в том числе и бургомистра)[253]. Кулаки говорили, что уже готовы столбы и деревья, на которых скоро будут вешать коммунистов. Таким образом, к 16 июня общественное мнение на селе было расколото: сторонники коллективизации находились в обороне и ждали дальнейшего развития событий в Берлине.
Церковь также отреагировала на «новый курс» негативно, хотя ее руководство во главе с Дибелиусом положительно оценило итоги переговоров с Гротеволем 10 июня. Но пастырское послание Дибелиуса о встрече с премьер-министром было проигнорировано большинством священников, которые отказались зачитать его прихожанам. Один из священников в Потсдаме прямо заявил, что СЕПГ допустила не ошибки, а произвол и должна отказаться от власти. В округе Коттбус из проведенных там 26 богослужений только в шести был упомянут «новый курс», причем в четырех случаях о нем отзывались негативно. В ЦК СЕПГ не пришло ни одного сообщения, в котором речь шла бы о поддержке церковью последних мероприятий правительства.
Пожалуй, наиболее спокойно откликнулась на «новый курс» интеллигенция. Ее и раньше не особенно притесняли, а материальное положение профессоров, преподавателей и инженеров было очень хорошим. Основное требование интеллигенции — облегчение контактов с ФРГ — было составной частью «нового курса»: после 11 июня 1953 года властями ГДР было выдано 57 788 «межзональных пропусков»[254].