— Знаю, меня учили! — отрезала она. — Перво-наперво охолодите такие места. Ага, чем охолаживать? Наложите на них мешки или сумки со льдом. Где его взять среди лета?.. Ну, тогда приложите к нагнетам и набоям тряпку или глину с уксусом и водой, это в том случае, если кожа не повреждена.

— А если уже повреждена? — с ехидцей спросил Дрогаев.

— Тогда кавалериста надо взять под арест, а коня отправить к ветврачу.

Новобранцы рассмеялись: им понравился находчивый ответ «инспекторши».

— Смеху тут мало, — сказал Кряжев. — У нас такие случаи бывали, и жаль, что мы не брали под арест разгильдяев за такие грехи. Но теперь, братва, смотрите в оба! Продолжай, Леля.

Правду сказать, Леля не знала, о чем дальше вести речь, но тут ей пришел на ум рассудительный и неторопливый в речи преподаватель иппологии конно-спортивной школы, лекции которого она помнила наизусть, и, набравшись серьезности, немного наигранно, стала говорить, подражая ему:

— Раз мы упомянули о коже коня, то мне хочется вот что сказать. Кожа и шерсть представляют собой зеркало его здоровья. А здоровье коня очень зависит от правильного содержания кожи. Она ведь не только покрытие живого тела, а и очень сложный орган для очищения и освежения крови и всего тела. Грязная кожа — носитель всяких инфекций. Вот потому чистота лошади является не только гигиенической, но и важнейшей профилактической мерой, как баня или ванна для человека…

— Вот-вот! Слыхали? — воскликнул Дрогаев, — Толкуй дальше, Леля Дмитриевна, а то некоторые наши лопухи никакого понятия о коне не имеют, хотя и считают себя казаками.

Леля, недовольная тем, что ее прервали, сказала с иронией:

— Ну, если вы, товарищ Дрогаев, все знаете о коне, тогда растолкуйте «некоторым нашим лопухам», какая температура у лошади, какова у нее частота дыхания, пульс, в каком месте он исследуется.

— Боюсь ошибиться, Леля Дмитриевна, но, по-моему, у лошади все так, как у человека, — стал выкручиваться Дрогаев.

— И пульс на руке у коня исследуется, да? — поддел его Иван Григораш. — Рассказывай, Леля Дмитриевна, как оно на самом деле, никто из нас не знает точно. Нас этому не учили.

— Верно, Леля Дмитриевна! Правду сказал Григораш! — раздались голоса.

— Ну, тогда слушайте внимательно! — звонко сказала Леля, набравшаяся уверенности. — Молодая лошадь дышит четырнадцать-пятнадцать раз в минуту, взрослая — восемь-двенадцать раз, а старая — восемь-девять. При быстром аллюре дыхание учащается до ста тридцати раз.

— Ничего себе! Никогда бы не подумал! — удивился Дрогаев.

— Вот потому она и запаливается, если не давать ей роздыху, — заметил Кряжев.

— А температура тела лошади считается нормальной от тридцати семи до тридцати восьми с половиной градусов, — продолжала Леля. — При скачке температура может повышаться на два градуса. Вот почему, товарищи кавалеристы, так важно беречь животное от простуды после работы… Мы об этом в следующий раз подробней поговорим. А сейчас мне хочется послушать пульс у этой лошадки. — Она подошла к гнедому Кутыря. — Пульс исследуется вот здесь, на лицевой артерии возле угла нижней челюсти. Нормальный пульс — тридцать шесть-сорок ударов в минуту, а при работе он доходит до ста и более ударов… Так-так… — Леля стала считать пульс у гнедого. — Ну вот! Пульс у него частый. Каждую секунду удар!.. Василий Кутырь, твой конь болен!.. — Посмотрела в ноздри коню, прильнула ухом к его боку, прислушалась к дыханию. — У него даже, может быть, воспаление легких. Дыхание шумное, частое. Его нужно немедленно показать ветврачу!

Кряжев резко бросил Кутырю:

— Ну, Васька!.. Будешь чистить конюшню и подметать бригадный двор, пока твой конь не выздоровеет. Веди его к ветврачу!

Тот взял седло на закорки и повел гнедого за повод. Призывники проводили его взглядом и снова повернулись к Леле.

С уважением смотрели на нее.

— Жаль хорошего коня, — с грустью сказала Леля. — А страдает он потому, что наездник — невежда. Вот скажите, что является главным оружием конного бойца?

— Шашка! — вырвалось у кого-то.

— Нет, не шашка! Главное оружие конного бойца — это конь. А чтобы содержать его в хорошем, боевом состоянии, надо все знать о нем. Я училась в конно-спортивной школе, и мне рассказывал много о жизни коня друг деда Степана, полковой ветврач. Если хотите узнать побольше о коне…

— Хотим, Леля Дмитриевна, хотим! — закричали юноши.

— Ну, хорошо. Со следующего занятия начнем проходить иппологию — науку о лошади.

— Ура! Качать Лелю Дмитриевну! — предложили самые горячие.

Кряжев в два прыжка очутился возле Лели, положил руку на ее плечо.

— Ну-ну, я вот покачаю кое-кого! Ишь, какие скорые. Тихо! Чтоб все слышали, и ее дед — тож: объявляю Лелю Дмитриевну своей невестой! И смотрите, если кто будет липнуть… на сабельную дуэль вызову!

— Глядите, захватчик какой! Мы еще посмотрим, чьей она будет невестой! — к нему стал продираться Минька Дрогаев.

Его удерживали, он вырывался, и Леля никак не могла взять в толк: всерьез они это делали или валяли дурака. Засмеялась, освобождаясь от напряжения, — нелегко ей дался первый урок.

Лукьян Корнеевич, разряжая ситуацию, поднялся, крякнул и отдал приказ:

— Построиться!

Призывники разобрали коней и стали в строй, держа их под уздцы.

— Продолжать учение по групповому расписанию! Не жалеть сил. Тяжело в учении, легко в бою, как говорил товарищ Суворов. По коням!

Леля вернулась к своим восхищенным хуторским подругам, вместе стали наблюдать за действиями всадников. Интересно было, как в кино. Одна группа, выскакивая из камышей, проносилась галопом мимо деревянного танка, бросала в него гранаты. Танк бухал, как барабан. Другие занимались джигитовкой: поднимали фуражки с земли, бросали пики в кольцо, закрепленное на столбе. Иван Григораш и Минька Дрогаев, гикая, горяча и себя, и лошадей, скакали по аллее, рубя лозу. Получалось у них неплохо. Лукьян Корнеевич, браво подбоченясь, сидел на неспокойном коне и орлиным взором окидывал ристалище.

Кряжев, удачно преодолев на своем рыжем дончаке все препятствия, на скаку подхватил около танка связку учебных гранат и бросил в бочагу, около которой стояли девочки. Они разбежались во все стороны, визжа и хохоча. Им, должно быть, понравилось, что их заметил такой красивый и мужественный всадник. Кряжев догнал Лелю, выхватил ее из девчоночьей стайки и, крепко прижав к себе, помчался наметом по лугу, весело вопя.

— Кряжев невесту украл! — крикнул Дрогаев и погнался за ним.

И тут все всадники бросились в погоню: обрадовались неожиданному развлечению.

— Кряжев, отставить! — приказал Лукьян Корнеевич, но его приказа никто не услышал.

Леля, обняв Шурку за шею, смеялась радостно и перепуганно.

— Ура-а! — кричали девочки. — Лельку жених украл!

Хотел было поскакать Лукьян Корнеевич за расшалившимися новобранцами, да раздумал: пусть их, дело молодое, совсем еще ребятня!.. А Леля-то, Леля Дмитриевна, шельмоза какая, а? Не ожидал он от нее, честно говоря, такой прыти, такой дерзости. Как она держалась перед этими парнями!.. И вишь ты, вон как за Кряжева крепко уцепилась. Небось, считает себя взрослой, инспекторша.

Кряжева догоняли Дрогаев и Григораш, и он выхватил шашку, стал яро отмахиваться от них. Дрогаев закричал на него:

— Тю на тебя, скаженный чертяка!

Отстали от него преследователи, не смея приблизиться, сопровождали эскортом. На полном скаку остановился Кряжев перед Лукьяном Корнеевичем, отсалютовал шашкой и доложил браво:

— Товарищ уважаемый дед Лукьян Корнеевич! Доставил вам вашу прекрасную внучку, а мою невесту в целости и сохранности!

— Продолжать занятия по вольтижировке и джигитовке! — скомандовал Лукьян Корнеевич, как будто бы ничего не произошло.

…Под вечер, возвращаясь домой, дед сказал внучке, вразвалку сидевшей на крупе коня:

— Ну, Леля Дмитриевна, ты меня просто удивила, не ожидал я за тобой таких талантов!

— Каких талантов? — настороженно спросила она.