С высоты птичьего полета город выглядел огромным, если сравнивать его с Карами или Збычевым. Он укреплялся жителями на протяжении многих веков. Я видел кольца внутренних стен, мосты, перекинутые через многочисленные, заполненные водой рвы и множество каменных башен над которыми реяли разноцветные стяги.
Эти стены возводились по мере застройки округи новыми зданиями. Я насчитал пять колец укреплений, и мне это не помогло определить возраст этого поселения. Новые стены могли возводиться по мере необходимости раз в сто лет или чаще. Тогда это было не столь важно для меня, но раньше я любил размышлять и фантазировать, когда дело касалось прошлого Земли – скифских или раннеславянских городищ. Гуляя возле старых укреплений – валов и рвов, представлял, как жили в те времена люди. А тут целый город, в архитектуре которого отобразились эпохи! Наверное: все-таки тогда я смотрел на все это великолепие с большой высоты. Мне хотелось узнать как можно больше об этом поселении, и отправиться туда я решил немедленно.
Город стоял на холмах. А вокруг него вся территория пестрела распаханными и засеянными разными сельскохозяйственными культурами возвышенностями. Конечно, можно было приземлиться под невидимостью прямо на поле, но рисковать не хотелось: может, в этом городе до сих пор живут могущественные демиурги этого мира. И тогда мне точно не поздоровится. Мы приземлились на опушке березовой рощи в километрах трех от первой городской стены.
Когда я вышел из лифта Фальке, то от неожиданности присвистнул: местные березы устремлялись своими голыми и ровными стволами к небу и там где-то высоко-высоко шумели зелеными кронами. И если на Земле мачтовым лесом называли лес сосновый, то тут на мачты вполне сгодились бы и местные березки.
Ульфиле встал рядом со мной, задрав подбородок, тоже рассматривал шумящие кроны.
- Красиво, - сказал он, как бы, между прочим.
- Тебе бы костюмчик сменить, если хочешь пойти со мной в город, - ответил я.
Ульфиле щеголял в форме пилота Фальке. Я с помощью Надежды уже успел «переодеться» в костюм Вильта, а возможна ли такая же трансформация для комбинезона Ульфеле, я пока не знал. Оказалось, возможной: фигура айла подернулась рябью и на Ульфиле оказались серые холщевые штаны и рубаха.
«Так вот как это выглядит со стороны!» - мысленно восхитился увиденным и невольно задержал взгляд на босых ногах здоровяка. Тот улыбнулся мне и притопнул правой о покрытую тонкой вьющейся травой землю.
- Буду играть в твоего слугу, - сказал он.
- Тебе удобно? – поинтересовался я, указывая пальчиком на босые ступни.
- Ульфиле не чувствует боли! – горделиво расправив плечи, заявил айл.
Нащупав за поясом золотую пластинку, предусмотрительно сорванную с одежды нинча, я указал рукой на город и сказал ему:
- Тогда пойдем.
Айл кивнул, точь-в-точь, как настоящий копфегер Ульфиле затопал к городу прямо по зеленым метелкам какой-то неизвестной мне агрокультуры. Еще в своем поисковом прошлом выучил как «Отче наш» – по посевам не ходить, это не этично и за такое хождение легко можно отгрести от «колхозников» люлей, поэтому пришлось айла остановить.
- Стой, дружище! – крикнул ему и, указав на проселочную дорогу между полями, добавил: - Нам туда…
Похоже, айлу было все равно, куда и каким путем идти: парень наслаждался процессом! Он топал босыми пятками по утрамбованной до состояния камня земле, а я брел за ним, рассматривая стену и башенки у ворот. К слову, ворота были открыты настежь. Время от времени из города выходили люди и направлялись кто куда, но еще ни разу навстречу нам. Наверное, этот вход или выход из поселения не пользовался особой популярностью у его жителей. Да и стражников я, как ни старался, не разглядел. И не удивительно: они спали! Но проснулись, едва мы вошли за ворота. И с высоты башенки я услышал окрик:
- Эй! Кто вы такие и по какому делу в Крамп? – стражник на полкорпуса показался над парапетом и я увидел его полное, заспанное лицо.
- Я странник, мечтаю встретить демиурга или узнать что-нибудь о великих создателях мира! – ответил я, решив сказать правду. Лучше сейчас понять, что меня ждет, если начну расспрашивать жителей о древних созданиях.
- Так тебе не в город надо, а в Орлиное гнездо…
- Где оно? – поспешил получить долгожданную информацию, пока есть такая возможность.
- Там, - стражник указал в сторону гор, - проходи.
Странно, что денег не потребовал. Я переживал, ибо платить было нечем, а светить золотую пластинку каждому встречному не хотелось.
Мы прошли метров двадцать, тридцать по прямой, широкой улице, вымощенной серым булыжником, прорезавшей пустырь и почти подошли к одноэтажным, приземистым домикам, крытых соломой, как Ульфиле сунул мне в руку мешочек, в котором что-то позвякивало. То, что в нем тренькали монетки, я понял сразу, только не сразу догадался, откуда у айла появился кошель?
- Где взял? – спросил, засовывая мешочек с деньгами за пояс.
- У стража ворот, - ответил Ульфиле.
Как он это провернул, я даже догадаться не пытался, ведь айл все время стоял рядом, в тот момент лишь озаботился объяснением для него, что воровать плохо, но быстро запутался в собственных мыслях. Стал подбирать слова для толкования самого понятия – воровство; в общем, быстро сдался и осознал, что попал в ловушку собственного косноязычия и сказал, как думал:
- Понимаешь, Ульфиле, брать у людей без спроса что-нибудь - плохо!
- Понимаю, - ответил айл, - давай вернем?
Поскольку возвращать я ничего не собирался, его предложение прозвучало ну очень неожиданно. Наконец, справившись с замешательством, я, подняв глаза, увидел широкую улыбку моего компаньона и понял, что он все заранее просчитал и просто потешается надо мной. Я улыбнулся в ответ и пробормотал:
- Не в этот раз…
Махнул рукой в сторону домов и пошел, не оглядываясь. Было стыдно…
Нам быстро удалось пройти до второй стены. Причем навстречу повстречался только какой-то дед, тащивший за собой упирающуюся козу. А там, у входа у меня попросили заплатить, да целый серебряный грош.
Полез в кошель проверить наличность: там с облегчением обнаружил два десятка белых монеток. Вручил одну стражнику и мы пошли дальше…
Когда поднялись за самую последнюю стену, в кошеле осталось всего пять монеток, и я стал расспрашивать прохожих, где мне найти менялу? Напрасно я опасался, что меня не поймут: первый горожанин указал рукой направление, второй – описал дом и вывеску на нем – с желтой рыбой и монетками вместо глаз, а третий удивился:
- Так вот же лавка ростовщика, сам не видишь?!
Действительно и дом соответствовал полученному ранее описанию и вывеска.
- Спасибо, друг. Не заметил…
Он кивнул и пошел по своим делам. А мы с Ульфиле вошли к ростовщику. Нас встретил приветливый юноша, одетый в зеленый камзол, какие носили клерки в начале девятнадцатого века в России, но я уже научился ничему не удивляться: что с того, что горожане одевались по готической моде в камизы и котты, пурпуаны и непременно плащи?
Я пожелал парню здоровья и, выложив пред ним на стол золотую пластину, сказал:
- Мне нужно это обменять на серебро.
Парень ни говоря не слова, скатал золото в рулончик и взвесил его на балансовых весах, элементы которых были отлиты из бронзы, красивых. Убрав весы куда-то под стол, оттуда он вынул мешок и стал отсчитывать из него монетки. Получилось что-то около сотни. На девяносто третей я бросил считать. Все равно не знал местных обменных курсов, а на ужин и ночлег и этого серебра должно было хватить. На Фальке возвращаться я не планировал. Именно за кружечкой пива или чего-нибудь покрепче у меня появится возможность разговорить какого-нибудь аборигена и получить нужную информацию.
- А где вы собираетесь остановиться, - вдруг поинтересовался ростовщик.
- Пока не знаю, ответил я, - Может, посоветуете что-нибудь?
Он суетливо запер лавку и лично отвел нас к трактиру с забавной вывеской - «Слепой осел». Перед большим двухэтажным домом было полно телег. У деревянной коновязи стояли кони, а у порога трактира расселись прямо на земле слуги, чьи хозяева вероятно трапезничали. Эти плохо одетые люди громко общались между собой, создавая невероятный шум. Наш провожатый скривился и, проходя мимо них, пару раз кого-то пнул, а потом, едва мы вошли, громко хлопнул дверью, вымещая на ней свое раздражение.