— Ничего не поделаешь! Вы привыкнете и скоро не будете так страдать. И он тоже.

Молодой инженер был неузнаваем: глаза на его вздувшемся лице казались щелками.

— У разных людей различная реакция на яды. Уверяю вас, ему приходится гораздо хуже, чем вам!

В полдень они наспех позавтракали, сидя на полусгнивших пнях. Когда Стелла вставала, она вдруг поскользнулась и во весь рост шлепнулась в глубокую лужу. Лапрад выругался.

— Встать! Скорее! Вы промокли?

— Да, немного.

— Немедленно переоденьтесь! Мы отвернемся. Не думаю, чтобы в этом болоте водились ниамбы, но кто знает?

Когда Стелла вытерлась и переоделась, они двинулись дальше.

— Простите, что такое ниамбы?

— Это… О дьявол!

Лео взревел, замахиваясь лапой с выпущенными когтями. Перед ним из воды поднималась треугольная голова, голова рептилии. Лапрад уже вскинул карабин. Голова разлетелась от удара тяжелой пули.

— Болотный удав! Разумеется, это не настоящий удав и даже не рептилия, но ничуть не лучше. Если бы не Лео, мы прошли бы мимо, ничего не заметив, и сейчас нас было бы уже на одного меньше. Они достигают в длину пятнадцати-двадцати метров!

Лапрад обернулся к туземцам, о чем-то сурово спросил.

— К счастью, эти зверюги встречаются редко. Мои носильщики говорят, что здесь их никогда не видели. Я им верю, потому что сам двадцать раз проходил через это болото, и это первый случай. Скорее, прибавим шаг! Я буду спокойней, когда мы отсюда выберемся.

К вечеру местность начала повышаться, и они заночевали под гигантским деревом на сухой земле. На следующее утро Стелла почувствовала себя усталой, ее сильно лихорадило, но она решила, что это с непривычки, из-за трудного перехода. Весь день она еще плелась. Раза два или три она порывалась заговорить об этом с Лапрадом, но сдерживалась. Иди или подыхай, сказал он. Она не стала жаловаться и только проглотила тайком две таблетки панвакцины. В эту ночь она спала плохо и проснулась перед рассветом. Кругом было тихо. Лео сторожил, опустив голову на скрещенные лапы. Лапрад и Гропас лежали чуть поодаль, завернувшись в свои одеяла. Стелле было холодно, но она ощущала где-то в животе воспаленную жгучую точку. Она осторожно погладила живот и тихонько вскрикнула: чуть пониже пупка пальцы ее нащупали под кожей опухоль с куриное яйцо. Отойдя в сторону, она расстегнула комбинезон: да, это была опухоль, казавшаяся при свете электрического фонарика багровой. Когда Стелла возвращалась к лагерю, острая боль внезапно пронзила ее.

— Месье Лапрад!

Он вскочил и сразу вскинул карабин.

— В чем дело?

Она объяснила и увидела в неясном свете зари, как он бледнеет.

— Сколько было у вас приступов?

— Один.

— Уф, значит еще не поздно. Гропас, вставай!

Он пнул инженера под ребро, и тот взвился вне себя от ярости.

— Аптечку, скорее! Речь идет о жизни или смерти! Ложитесь на спину, мадемуазель, я вас срочно прооперирую. Не бойтесь, я уже имел дело с подобными случаями. Эй вы, держите ее, чтобы она не дергалась! Для наркоза нет времени. Акоара! Тиламбэ! Ога ези ран! Кила ниамба его!

Оба туземца бросились к ней, навалились на ноги, в то время как перепуганный Гропас удерживал ее руки.

Лапрад подержал над костром скальпель и пинцеты, обнажил ей живот, затем быстрым и точным движением разрезал кожу над опухолью. Брызнула кровь, он осушил ее тампоном, осторожно раздвинул края разреза. Полумертвая от страха и боли девушка стонала, но не осмеливалась пошевельнуться. Лапрад пинцетами рылся в ране.

— Ага, вот оно! Вы спасены.

Он бросил на землю беловатый, испачканный кровью комок и влил в рану антисептическую жидкость.

— Скажи вы мне об этом вчера, и можно было бы избежать операции, обойтись одним хинином. А так — еще несколько минут, и вам бы ничто не помогло. Смотрите, он как раз созрел, вот он, лопается!

Стелла повернула голову в ту сторону, куда он указывал своей гигантской рукой. Беловатый комок на земле лопнул, и из него вылилась масса мелких амебообразных шариков.

— Акоара, сита его!

Носильщик вылил на кишащую кучку немного спирта и поджег.

— Что это было?

— Ниамба, которую вы подцепили вчера, когда упали в лужу. Это паразит, который внедряется под кожу на животе и очень быстро размножается в своей оболочке. Когда ниамбы созревают, они выделяют особую кислоту, разъедающую брюшную стенку, и сразу растекаются по всей полости. После этого остается только пустить себе пулю в лоб. Они пожирают человека живьем! Господи, неужели вы не почувствовали острого укола, когда упали в воду?

Не переставая говорить, он зарядил сшиватель и быстро поставил две скобки. Стелла сморщилась от боли.

— Почувствовала, но не обратила внимания. Я как раз переодевалась и подумала, что это комар.

— В этих проклятых болотах на все надо обращать внимание! А вчера вы себя чувствовали усталой, у вас был жар? Вы должны были мне сказать!

— Могли бы сами осведомиться о моем здоровье, вместо того чтобы искать блох у вашего льва!

— Лео во многом настоящий ребенок: если я не буду следить за ним, он совсем запаршивеет. Но вы-то как будто взрослая! Мы идем в такие места, где вам придется все время быть начеку. Если вы на это не способны, вы недолго протянете. Но ведь я должен был вас предупредить… Непонятно, почему я этого не сделал?

— Когда я вас спросила, как раз появился удав…

— Ничего не значит, я все равно должен был об этом подумать. Я начальник, а значит, за всех отвечаю. Если с вами когда-нибудь еще случится такое и вы будете одна, оперируйте себя сами без колебаний! После второго приступа еще есть надежда. После третьего… Ну вот, я наложил повязку с заживляющим бальзамом. Через два дня мы сможем двинуться дальше.

Стелла отдыхала под навесом из ветвей, подложив под голову рюкзак. Шалаш был открыт с одной стороны, и со своего места она видела гигантские деревья с гладкими могучими стволами. На высоте двадцати метров они словно взрывались густыми кронами, образуя сплошной полог, сквозь который едва просачивался зеленоватый, как будто подводный свет. Земля под деревьями была почти голой, лишь кое-где росли хилые пучки лишенной солнца травы.

Лапрад построил это убежище, проклиная неженок, которые не могут сами о себе позаботиться, жалуясь на потерю времени и на то, что в этих местах трудно раздобыть свежее мясо. Тем не менее, не переставая ворчать, он заботливо сплел для Стеллы постель из мягких прутьев.

Сидя перед входом в шалаш, Гропас вел свой дневник. Дымок от угасающего костра поднимался вертикально в неподвижном воздухе и растекался под сводом листвы. Стелла наблюдала за инженером: мокрая от пота рубашка обтягивала его широкую спину, мускулы на правой руке мягко перекатывались, а когда он чуть поворачивал голову, она видела его классический профиль с черными завитками коротких волос надо лбом. Странно, почему он сначала показался ей заморышем? Впрочем, рядом с Тераи любой нормальный мужчина выглядел бы не лучше. Лапрада нигде не было видно, носильщики тоже исчезли.

— Месье Гропас!

Он повернул голову, встал, подошел к ней.

— Уже проснулись, мадемуазель? Как вы себя чувствуете?

— Лучше, гораздо лучше. Думаю, что смогу двинуться в путь уже завтра, на сутки раньше, чем предсказал наш друг. Может быть, это вернет ему хорошее настроение?

— Сомневаюсь. Эдакий людоед!

— Не надо судить о нем плохо. Он одинок, и ему никогда не везло. С его способностями он мог бы занять высокий пост в университете или в какой-нибудь компании. Драма 2223 года превратила его в изгнанника. Лео — его единственный друг.

— Это чудовище? Я боюсь его.

— Но почему? Лео очень добр, хотя и не обращает на нас внимания.

— Зверь… животное… не имеет права думать!

— Послушайте, месье Гропас, вы образованный инженер. Как вы можете разделять глупые предрассудки? Нет, тут я целиком на стороне Лапрада. Этот поджог зоопсихической лаборатории в Торонто был отвратительным и бессмысленным преступлением!