Но когда Эля вне дома, в лесу, в городе, в горах, неважно где, — лишь собственные ноги и силы определят границы сна-яви. Поэтому правильная и предусмотрительная Эля предпочитает свою постель всем остальным. В случае же, если по-другому не получается, то и вовсе не спит. Домоседка, она даже столичный университет умудрилась закончить, находясь почти безвылазно в Хексендорфе.

У каждой в их роду свое проклятие. Ой, извините, — дар. Он, и только он, определяет характер, жизнь, судьбу. Обнако тот, кто хочет, всегда сделает больше того, кто может. И хотя, в конечном счете, все усилия окажутся равны, тщетны, и суета сует, и след на мокром песке дожидается своей волны… Но разве не в этом смысл?

Сестры упрямо, с неугасающим запалом, продолжали отвоевывать право поступать так, как хочется им самим, а не как диктует сила или ковен. Ведь правда, что ведьмы злые. Недаром их в минувшие века предавали огню. Помимо ковена и у простых смертных имелось, что предъявить своевольным бесовкам.

Очень и очень не в настроении сейчас Санни. Губы недовольно сжаты, — не надуты, нет! — но все равно получился бантик, светлые брови нахмурены, голубые глаза печальны, а въющиеся локоны переливаются в лучах солнца. Злая, злая ведьма. Только почему-то никто не верил. Ее звали Солнышком.

Погруженная в мрачные размышления, оделась в "выходную" одежду. Сверху мотоциклетная куртка, защита, черный шлем подмышку. В прихожей прихватила перчатки и громоздкий старый мобильный телефон.

На пороге Санни остановил голос сестры:

— Будь осторожна в городе.

— Как всегда.

— Больше, чем всегда.

Тихий щелчок захлопнувшейся двери можно принять за согласие, при желании, даже за обещание.

*

Эля никогда не ругала, не упрекала и не напоминала об ошибках. Ее методы воспитания другие — тихое "пожалуйста" и самоотверженная забота, молчаливая поддержка, которые вызывали гораздо больше угрызений совести, нежели самый грозный крик или утверждения типа "Я же тебе говорила!".

Санни остановилась на крыльце, глубоко вдыхая прохладный утренний воздух и успокаиваясь. Так долго гонимые тревоги с новой силой заполнили сознание. Она не подведет семью, им не придется расхлебывать в очередной раз ее проблемы, последствия глупости и доверчивости. О нет, Санни получила урок и сделала правильные выводы, больше из-за нее никто не пострадает.

Под навесом рядом с гаражом, заботливо укрытый от непредсказуемой осенней погоды, стоял "большая и чистая любовь". Черный, ухоженный, мощный и надежный. Король и верный слуга в одном воплощении. Ведьма верила, что их чувства взаимны.

Спрятала волосы под куртку, шлем привычно туго обхватил голову, и мир вокруг стал на пару тонов темнее, что больше соответствовало настроению.

Звук работающего мотора — музыка для ушей, действует так же как рок, успокаивает и помогает обрести душевное равновесие. Санни обожала скорость. Если движение — жизнь, то быстрое движение — наивысшее наслаждение ею.

Страсть к мотоциклам началась с детского увлечения велосипедами. Любовь росла и развивалась вместе с девочкой. Санни помнила каждого своего "друга". И не только помнила, но и хранила. Вся коллекция стоит в ряд в одной из многочисленных комнат в подвале.

Ее первый был трехколесный, красный, с бибикой. Второй уже двухколесный и высокий. Помнится, тогда Санни еле доставала пальцами ног до педалей, но, несмотря ни на что, гоняла по всей деревне. Даже наперегонки с местной шпаной.

Потом были некоторые отступления в виде самокатов и скейтбордов. Ну а первый серьезный прорыв в отношениях случился, когда Санни исполнилось тринадцать. Символичный возраст для ведьмы.

Сестры подарили ей старый, купленый у итальянского мальчишки соседа, мопед. Раздолбанный Пиаджо с зеркалами заднего вида, выступающими, словно рожки улитки. Эля и младшенькая, Алиса, разрисовали белые, местами ржавые бока цветочками в стиле хиппи — розовыми, желтыми, зелененькими. Получилось ужасно и жалко, но не это главное. Уродец стал первым настоящим зверем в жизни Санни. Она искренне полюбила тот мопед. Как здорово она на нем гоняла! Сперва без шлема, до тех пор, пока это безобразие не увидела бабушка.

После того случая у всех сестер еще долго горели уши. Не от стыда, от цепкой хватки бабули. После заданной внучкам трепки, бабушка Лотта взяла и купила главной оторве шлем. В наказание — розовый.

С тех пор коллекция Санни ощутимо выросла, в ней насчитывалось двенадцать разных экземпляров. Груда металлолома — так обзывала это богатство Эля. Хм, пусть изгаляется как хочет. Комната в подвале, перестроенная в гараж, принадлежит только Санни, у двугих сестер имеются в подземелье свои отсеки. И уж мотоциклы всяко лучше сотен кукол и прочих игрушек, которые заполняли полки в подвальной комнате Алисы. А магазин Эли? Крема, мыло, тоники, мазилки, красилки, вонялки, то есть, пардон, духи… Ладно, на этом хотя бы заработать можно. Но все равно ерунда, даже сравнивать с великолепными железными конями неприлично.

Скорость помогла выкинуть из головы лишнее, всяких приставучих покойников и непонятные венки из колких роз. Дорога в горах узкая, с одной стороны скала, с другой обрыв. Вдобавок серпантин, само собой, богат на резкие повороты. Опаснее езды не придумаешь, разве что этот же путь, но зимой. Лед и снег не лучшие друзья водителя.

Сузуки устойчивый и послушный, чуткий, как ни один мужчина в жизни Санни. Он вершина ее желаний, долгожданный и выстраданный мотоцикл. Честно заработанный, если не считать примененную при покупке самую капельку магии. А ее считать никто не будет, — не пойман не вор.

Небольшой альпийский городок встретил сверкающими витринами, приглашающе распахнутыми дверьми кофейен и магазинчиков, прогуливающимися группами туристов. Коренного населения на улочках почти не видно, все заняты делом, торговля в разгаре.

Ухоженные двух — и трехэтажные домики в пастельных тонах, шикарные виллы, отели, гостиницы, пансионы и бесчисленные бутики. Самый сезон начнется через месяц, тогда все до одной гостиницы заполнятся постояльцами, а на улицах и трассах будет не протолкнуться. Так же, как и в санатории.

Санни сбавила скорость и плавно подъехала к белоснежному зданию с колоннами. Большое, похожее на дворец монархов или музей в стиле классицизма. Санаторий недавно отреставрировали очень качественно и дорого, бережно сохранив все детали конца восемнадцатого века как снаружи, так и внутри.

Санни нравилось тут работать. Вокруг раскинулся старый парк из буков, лиственниц и кедров, садовник ревностно следит за многочисленными клумбами и скульптурными кустами. Кабинеты и палаты санатория просторны и удобны, все клиенты богаты, в основном вежливы и интеллигентны. И самое важное, Санни очень ценят. Конечно, у нее ведь 'волшебные ручки'.

Удивительно, как поиздевлся над Санни Создатель. Или дело в плохой наследственности? Кроме полного несоответствия внешности и самоощущения, имелся дар чувствовать потоки энергий во всем живом посредством прикосновений. Ладонями она "чуяла" силу жизни, ее угасание, слабые и больные места, повреждения внутренних органов, вредоносные образования, гибельные для существования клеток. Что-то она могла улучшить, не излечить — такие чудеса скромной ведьме не по силам, о чем-то предупредить и направить на обследование к нужному врачу. Но были случаи, в которых Санни ничего не могла изменить, если только в худшую сторону. Кому суждено умереть, — умрет, но напоследок сможет насладиться превосходным массажем.

В просторном холле шаги звучат ясно и гулко. Акустика великолепна — высокий потолок, арочные своды и гладкие холодные поверхности. Станцевать бы здесь стэп. Или фламенко. Санни уже давно этого хочется, но приобретенные навыки жизни в социуме останавливают. Вопреки мнению Эли, Санни сумела стать цивилизованной и сдержанной. Почти.

Симпатичный охранник, чей возраст варьируется между шестидесятью и восмидесятью, загорелый, со стильной стрижкой и бакенбардами, протянул Санни ключ от ее кабинета. Никогда не меняющийся ритуал — улыбка, ключ и…

— Доброе утро, Санни. Как дела-делишки?

— Привет, Ник, — девушка сняла, наконец, мотоциклетный шлем и улыбнулась в ответ. — У меня все по-старому, это у тебя, что ни день, то приключение. Рассказывай, что нового?