Разве можно за оставшуюся минуту отыскать спасительный выход или хотя бы наименьшее зло из всех возможных, если уже не смог этого сделать за четыре предыдущих? Да и что можно сделать, когда единственное правильное решение — это побег, совершить который невозможно в принципе, физически. Конечно, он сделает вид, что выполняет все, что от него требуют. Что это ему даст? Возможно, несколько дополнительных часов жизни, потому что денег похитители все равно не получат. Скоро, очень скоро он сам займет место в графе «Производственные издержки». И для Финна, и для всех остальных. Финн лишь раздосадованно кивнет своему помощнику, и тот, глазом моргнуть не успеешь, всадит пленнику в голову пулю из своего ПМ. Или не сразу. Учтет недавнее замечание шефа и заставит приговоренного прогуляться к месту своего последнего пристанища ножками. Да еще и труп того бедолаги придется тащить на себе. Вместе со стулом, к которому тот прикручен. Где это будет? В лесу? На пустыре под кучей мусора? На дне заброшенного карьера? В глубине души он всегда понимал, что примерно так все и случится. Что никогда его портрету не смотреть на мир живых с полированной плиты из черного лабрадора[2], окруженной аккуратной чугунной оградкой. Только он не думал, что все закончится так скоро.

— Время вышло, Виктор Сергеевич, — вежливо напомнил о себе Финн. — Каким будет ваше решение?

— Вы не оставили мне выбора. Что там я должен сделать?

Второй номер в сердцах сплюнул.

— Только зря утюг грел! Что за народ пошел, а? Вот раньше были люди, не чета нынешним. Пока ремни со спины рвать не станешь, копейки не выжмешь. Кремень, а не люди. Про них даже стихи писали. Как это там…. Ага, вот. Гвозди бы делать из этих людей — в мире нет лучше из бизнес-идей! А ты — дерьмо!

— Виктор Сергеевич просто очень разумный человек, а вовсе не дерьмо, как ты изволил выразиться в твоей обычной беспардонной манере, — резонно заметил Финн своему раздосадованному подручному.

— Разумный, как же, — все еще бурчал лысый, продолжая по инерции нажимать на клапан утюга. — Вот из-за таких разумников страна и сидит в полной заднице.

— Заткнись, сказал, патриот хренов. И выключи ты свою пароварку. Дышать нечем.

Финн подошел к пленнику и протянул ему телефон.

— Звоните в банк. Номер, надеюсь, помните. Или подсказать? От вашей мобилы мы избавились. Мало ли чем вы ее нашпиговали.

Пленник набрал номер управляющего «Скай-банка», который знал наизусть.

— Здравия желаю, товарищ генерал, — поздоровался он. Банкир когда-то был военным, не то майором, не то полковником, но Светлов всегда в шутку называл его товарищем генералом.

— Ты, что ли, Витюша? А то я смотрю — телефон какой-то незнакомый. Шифруешься? За меня можешь не переживать. Моя линия чистая, как алмазы в глазах статуи Будды.

— Весьма кстати. Мне тут деньги перебросить надо. С моего счета. Сегодня. И быстро.

— Так по-другому и не умеем. А сумма большая?

— Тридцать пять лимончиков, Сергей Николаевич.

«Лимончики» тоже было одним из любимых словечек банкира, который, помолчав немного, сказал:

— Если надо, то переведем и тридцать пять. Команду я дам.

— Спасибо, Сергей Николаевич. Вы в теме. Я сейчас все, что нужно, подготовлю и пришлю своего бухгалтера. И сам подъеду.

— Предпочитаю быть в доле, а не в теме, Витюша. Мой процент тебе известен, — хохотнул банкир, прежде чем повесить трубку.

Следующий звонок был сделан главному бухгалтеру «КомпТрейда» Анастасии Викторовне Гаврилюк. Пленник долго и обстоятельно диктовал ей с листа реквизиты какой-то финансово-шарашкиной конторы: JUNE BANK TRUST; P.O. Box 09777; 17, Papaltaki Str, Nicosia, Cyprus; SWIFT: 33XKTN; Account 656-01-1234789-77. Владельцем счета, на который поступали средства, или, выражаясь банковским языком, бенефициаром выступала зарегистрированная на Каймановых островах фирма «Agrocomplex Inc».

Потом уже бухгалтер долго считывала ему записанное. Убедившись, что все правильно, пленник велел бухгалтеру приготовить платежное поручение на тридцать пять миллионов и ровно через час ждать его в банке. Анастасия Викторовна отнеслась к подобному распоряжению без удивлений. Финн оказался прав — уводить деньги в оффшор Светлову было не впервой.

Финн вышел из помещения, сделав Йети знак следовать за ним.

— Выдвигаемся через десять минут. Вы со Светловым на его машине. Я следом. Если что, прикрою вас.

Номер первый поежился.

— А мы так и поедем со жмурами в багажнике? Стремно. А вдруг менты остановят?

— На похороны нет времени. Это во-первых. Во-вторых, никто тачку с такими номерами, как у Светлова, останавливать не будет. И в третьих, когда убедимся, что деньги дошли, отгоним бэху подальше в лес и сожжем вместе со всеми трупами.

— И компьютерщика тоже? — полушепотом спросил Йети, показывая на двери.

— Его в первую очередь.

— Ну и славно. А я-то уж переживать начал. Ты-то хоть парик напялил, а мы как есть, во всей красе…

— Не переживай. Просто делай что должен.

Прежде чем позволить пленнику выйти из комнаты, на его голову нахлобучили надетую задом наперед черную трикотажную шапочку, которую сняли только на подъезде к банку, почти полностью закрыв глаза. Кроме Йети и севшего за руль лысого в джипе рядом с пленником находился еще один человек — зрелого возраста, но одетый по-молодежному: темно-зеленые узкие джинсы, черные кроссовки с зелеными же вставками, белая футболка и легкая курточка из дорогой коричневой кожи. Пленнику понадобилось время, чтобы узнать в нем того самого неопрятного ряженого вахтера, застрелившего одной пулей его парней.

— Я буду сопровождать вас в банке в качестве телохранителя, — сообщил «вахтер».

Это было само собой разумеющимся. Ну не лысого же и Йети с ним посылать. Если в банке увидят, в сопровождении каких бандитских рож он пожаловал, о переводе можно будет забыть.

— Вы, наверное, номер третий? — жмуря привыкающие к свету глаза, спросил пленник.

— Как вам будет угодно. Но лучше, если вы будете называть меня Левшой. Меня так называют иногда. Знаете почему?

— Наверное, потому что вы левша.

— Не угадали. Я одинаково успешно действую обеими руками.

— Ну, тогда не знаю.

— Думаю, вы слышали историю о Левше, который смог подковать блоху?.. Так вот, я могу ей эту ногу отстрелить. И лучше вам поверить мне на слово. Потому что, когда я начинаю показывать, обычно бывает уже поздно. Вы, кстати, в Бога верите?

— Трудно оставаться атеистом, когда тебя держат на мушке. Хотите дать мне время прочитать «Отче наш»?

— Хочу, чтобы вы знали: если вы поведете себя не так, как мы все от вас ждем, я убью и вас, и всех, кто окажется рядом с вами. И смерть этих людей ляжет на вашу душу.

— А на вашу не ляжет?

— Моей душе уже никто не поможет: ни Бог, ни дьявол. Так что лучше вам думать о себе.

— Скольких вы уже убили?

— Честно — не знаю. Сбился на третьем десятке. С тех пор не считаю.

Вернулся Йети, который под видом необходимости узнать курс валют ходил в банк на разведку.

— Все чисто, можно идти, — доложил он, придирчиво оглядывая пленника. Перед тем как позволить тому выйти из машины, первый номер поправил ворот его пиджака и даже с какой-то материнской заботливостью пригладил сбившиеся волосы. Оглядел с ног до головы. Остался доволен.

Внутри в самом деле было спокойно. Две пожилые женщины стояли в очереди к окошку с надписью «касса», да молодой парень изучал за столом документы, которые услужливо подсовывал ему «белый воротничок».

Миновав лениво переминавшихся с ноги на ногу у входа двух сонных милиционеров из госохраны, пленник с Левшой повернули в сторону стеклянной матовой перегородки, у которой были остановлены третьим охранником.

— Операционный зал работает только до шестнадцати часов. Сейчас шестнадцать десять.

— Моя фамилия Светлов. Вас разве не предупреждали?

Милиционер посторонился.