Войдя в свою спальню, невольно обратила внимание на шкаф-купе и с замиранием сердца открыла ту часть, где висел мой немногочисленный гардероб. Никого.

Зайти в комнаты детей? Вдруг я случайно разбужу их? А если кто-то в самом деле сейчас прячется в одном из их шкафов и выйдет оттуда среди ночи? Он же может напугать их?

Я опять направилась вниз. Камиль увидел меня в махровом халате (из местного реквизита) и вопросительно приподнял одну бровь. Сейчас он уже скинул футболку и сидел с обнаженным торсом. Мой взгляд невольно остановился на шраме на его груди.

— Все-таки надумала? — спросил он, слегка прищуриваясь.

— Нет! — рявкнула я.

— Телевизор решила посмотреть?

— Нет!

— Чайку попить?

— Да заткнешься ты или нет?!

— Не ори, а то разбудишь детей, — совершенно спокойно сказал Камиль. — И вообще, не пора ли определиться?

— Здесь кто-то есть, кроме тебя? — спросила я, стараясь держать себя в руках. Хотя, признаться, меня уже трясло от ярости. Хотелось запустить тарелкой в голову этому заносчивому мужику. Или хотя бы в стену. Но я опять же боялась разбудить Катьку с Витькой.

— Ты и дети.

— Ты уверен?

— У тебя галлюцинации?

— Да, представь себе. Мне показалось, что кто-то спускался по лестнице, когда ты веселился с детьми.

— Может, из ревности? От нее бывают всякие глюки.

— Ты еще скажи мне, что я сумасшедшая.

— Не сумасшедшая, но тараканов у тебя достаточно. Шла бы ты спать. Я ведь мужик все-таки, а смотреть на твои загорелые ноги и знать, что под халатиком у тебя ничего нет… Не искушай. Или соглашайся.

Я с трудом сдержалась, чтобы не сорваться, но все-таки решилась задать последний вопрос:

— С моими детьми ничего не случится?

— Да ты успокоишься или нет? — прошипел Камиль. — Иди спать! Прими снотворное, если не уснуть. Выпей коньяку!

Он вскочил с кресла, направился к бару, извлек оттуда бутылку «Реми Мартин», взял пузатый бокал и плеснул туда янтарной жидкости.

— Давай. Быстро, одним залпом, как лекарство. Ну!

Я вздохнула и выпила. Для успокоения нервной системы.

— Вот и молодец. А теперь давай баиньки.

— Камиль…

— Слушай, я устал! Отложим все разговоры до завтра, ладно?

— А завтра ты мне что-нибудь скажешь?

— Еще слово, я тебя просто придушу.

Я не могла сдержать улыбку, на этот раз нашла в себе силы пожелать спокойной ночи и отправилась наверх. Двери спален изнутри не запирались, и мне даже не требовалось решать дилемму: оставить дверь открытой или закрыться.

Я проснулась примерно часа через два — не знаю, что меня разбудило. Посмотрела на часы: глубокая ночь. В доме не раздавалось никаких звуков. Телевизор внизу молчал. Но меня почему-то охватил страх.

Я села на постели и внимательно прислушалась. Опять ничего.

Но ведь какой-то звук меня разбудил?

Надо проверить, как там дети. Я встала, накинула халат (я обычно сплю голой — если, конечно, позволяет температура воздуха), сунула ноги в пляжные шлепанцы, потом решила, что босиком создам меньше шума, и сняла их. Тихо выскользнула в коридор. Двери тут не скрипели, а пол, как и во всех других домах, в которых мне довелось побывать на Кипре, был мраморным. Опять прислушалась.

Моя спальня была крайней справа, за ней следовала Катькина. Я приоткрыла дверь и убедилась, что дочь сладко спит, сбросив одеяло. Поскольку работал кондиционер, я боялась, что она может простудиться, поэтому тихонечко приблизилась и вернула одеяло на место. Катька пробормотала что-то, но не проснулась. Хотелось поцеловать ее, но чтобы не разбудить, я только легонько коснулась губами ее волос.

Далее была спальня сына. Я сунула нос и туда. Витька, как и обычно, спал в обнимку с подушкой. А затем мой взгляд упал на шкаф-купе, как и в моей комнате, он был расположен справа. Дверца была отодвинута сантиметров на тридцать, а я точно помнила, что когда укладывала спать своего мальчика, она была закрыта. Я всегда обращаю внимание на такие вещи, потому что незакрытые шкафы и тумбочки меня ужасно раздражают. Я бы обязательно его плотно закрыла.

Значит, мои предположения оказались верны? И я зря не пошла проверять шкафы в комнатах детей? Хотя… Ведь могла бы получить по голове, если тот, кто тут прятался, не хотел, чтобы его видели.

Ступая неслышно, чтобы не разбудить сладко спящего сына, я приблизилась к шкафу и заглянула внутрь. Ничего интересного. Но, движимая любопытством и беспокойством, я принялась осторожно шарить внутри. Что это? Пуговица? Дотронулась до пуговицы. Последняя пуговица, которую я находила, оказалась предметом весьма специфического предназначения, и ее у меня отобрали недружелюбно настроенные типы, работающие неизвестно на кого (в смысле, мне неизвестно). Я вынула руку из шкафа и постаралась рассмотреть пуговицу при лунном свете, наполнявшем комнату. К моему разочарованию, в ней не было ничего примечательного, скорее всего она отскочила от… Не знаю. От верхней одежды. Наверное, брюк или куртки — судя по размеру. Обычная пуговица бежевого цвета с выпуклой надписью в центре: «JOY». Я видела тысячи подобных пуговиц. Может, она и раньше тут валялась? А я ее просто не заметила, когда развешивала Витькины вещи? Почему ее кто-то должен был потерять именно сегодня?

Тем не менее я опустила ее в карман халата, еще раз взглянула на сына, присекла порыв его поцеловать, чтобы не разбудить, и снова вышла в коридор.

Там вновь задумалась о пуговицах. Не много ли я их нахожу в последнее время? Нитки что ли стали плохими? Хотя микрофотоаппарат, наверное, крепился не на нитках, а как-то иначе.

Или это какой-то один, вполне конкретный растяпа? Ведь есть же люди, оставляющие везде свои очки, или зонтики, или что-то еще. А этот теряет пуговицы. Или их для меня подбрасывают специально?!

Следующей была спальня Камиля. Если я сейчас туда загляну, то как убедить его, что я… Кстати, что я собираюсь делать? Проверить, в доме ли он и кто помогает ему коротать одиночество лунной ночью. Нет, я не успокоюсь, пока не взгляну. Двери тут не скрипят, так что надо надеяться, что он не проснется.

Сердце судорожно билось в груди, готовое выпрыгнуть наружу.

Что самое худшее может меня ждать? Ну, пошлет подальше, обзовет дурой или похуже. Стрелять, наверное, не станет. Да и вряд ли у него здесь есть оружие — границы, таможни… Хотя с деньгами Хабибуллиных можно было превратить этот дом в арсенал.

С замиранием сердца я слегка приоткрыла дверь спальни, где должен был бы разместиться Хабибуллин.

Кровать оказалась пуста. И на ней сегодня никто не спал, правда, сидели два человека, что я поняла по оставшимся следам на покрывале. Или это один два раза садился, но на разные места?

Я снова прислушалась. Опять никаких звуков.

Любопытство пересилило. Я юркнула внутрь, раскрыла шкаф-купе, увидела сумку, которую мы притащили сегодня вечером сюда с сыном из его комнаты, расстегнула молнию и заглянула внутрь.

Узкий черный кейс на кодовом замке лежал в самом низу, сверху были довольно небрежно накиданы рубашки, майки, носки, шорты и летние брюки. В кейс, как я понимала, мне не заглянуть, остальное не представляло интереса. Я застегнула сумку, закрыла шкаф и снова вышла в коридор.

В этот момент внизу стукнула дверь.

Так вот какой звук меня разбудил! — поняла я. Входная дверь стукнула из-за сквозняка. Она каждый раз стучит, и я даже детей предупреждала, чтобы не отпускали ее, влетая в дом. Конечно, сейчас грохот был меньше и это был совсем не грохот, а так, звук…

Кто-то стал подниматься по лестнице, он не скрывался, но и старался не производить лишнего шума. До моей комнаты мне уже было не добежать. Но к Витькиной я успела, и при появлении Камиля сделала вид, что выхожу из спальни сына.

Заметив меня Хабибуллин замер.

Свет в коридор падал только из одного небольшого оконца в стене, где не располагалось ни одной комнаты. Я не видела глаз Камиля. Только силуэт. И слышала дыхание…