Там в самом деле заткнулись.

А Лешка довольно вежливо (на него не очень похоже) предложил мне встретиться завтра днем, предварительно уточнив мои планы. Услышав, что я с утра намерена везти детей на дачу, сказал, что встретит меня у развилки в восемь вечера, когда я буду возвращаться в город, и мы вместе заедем в какое-нибудь кафе, где и поговорим.

— Обещай, что никому про меня не скажешь!

— Леша, ты о матери-то хоть подумал? Она у меня была сегодня. Она почернела от горя!

Леша выразился так, что все тирады его любовницы показались мне невинным детским лепетом.

— В чем дело? — резко спросила я.

— Я тебе все объясню завтра. Только умоляю, Оля: никому ни слова! Никому! Ни одной живой душе. Мне очень нужна твоя помощь. Очень! Мне не на кого рассчитывать. Мне не на кого положиться!

— Но Надежда… — не могла успокоиться я.

— Эта…! Она совсем помешалась на своих любовниках! Я прикончил одного, она тут же завела другого! И она отписывает им по целому состоянию! Оля, ты даже не представляешь… Ладно, все завтра. Жду тебя на развилке.

Лешка отключил связь. Я опустила трубку на рычаг своего допотопного аппарата и глубоко задумалась.

Если все так, как сказал Лешка, то его мотивы мне понятны… Конечно, он хочет, чтобы все мамочкино богатство досталось ему одному. Но не могла же мать нанять киллеров, чтобы взорвать сына на Кипре? Горе ее не было наигранным… И с какого боку тут Камиль и Мурат Хабибуллины?

А потом я вдруг замерла на месте. Я вспомнила дату смерти Лешки, названную Надеждой Георгиевной. Ведь когда на Кипр позвонил Мурат Аюпович, он не назвал дату и время смерти. Он просто сказал, что в одной из гостиниц Лимассола убит Алексей Багиров. Когда — не сказал. Он позвонил, когда узнал про случай со мной. И я предположила, что Лешка погиб уже после того, как заходил к детям на виллу и я видела его с бородой в толпе, когда лежала на асфальте. Вполне естественно предположила. А взрыв произошел на день раньше.

И все-таки за что Камиль Хабибуллин заплатил мне десять тысяч долларов? И почему я как следует не учила английский в детстве?

Решив, что утро вечера мудренее, я отправилась спать.

Как я и обещала детям, мы встали довольно рано, заехали на рынок, чтобы обеспечить их продуктами на первое время, потом тронулись в путь и застали дедушек за любимым занятием — пиволечением.

— Ой, Надька приезжала… — закатил глаза свекор.

— Ой, орала… — закатил глаза мой отец.

— Вы ничего не сказали? — уточнила я.

— Да мы ничего и не знали, — ухмыльнулся Петрович. — Ну, нос ей, конечно, утерли. Сказали, что у тебя теперь богатый любовник. Повез тебя и детей отдыхать. Она аж позеленела.

Тут встряли дети и сообщили, что дядя Камиль купил маме шубу. Я покраснела под загаром. Но Витька с Катькой не дали дедушкам больше ничего спросить: застрекотали, как два пулемета, рассказывая про то, как отдыхали на Кипре. Весь день прошел за разговорами.

— Шубу, шубу обязательно покажи этой старой партийной суке, — давал напутствия свекор, когда я уже собиралась назад в город. — Пусть позеленеет от зависти.

Мне хотелось заметить, что, во-первых, Надежду шубой не удивишь, а, во-вторых, ей сейчас не до этого, но решила смолчать: свекра все равно не убедишь, да и про Лешкину «смерть» рассказывать не стоило. Слишком много всего придется объяснять.

Лешка уже ждал меня на оговоренном месте, причем сам был за рулем серой «девятки».

— Тут кафе есть неподалеку, — сказал. — Давай за мной.

Багиров был без бороды, но в нахлобученной на глаза кепке. Физиономия, как и обычно, опухла после вчерашнего, хотя уже был вечер. А принял он на грудь явно немало.

Мы заняли место в дальнем углу летнего кафе, причем Лешка устроился спиной к входу.

— Выкладывай, — велела я. — Что за кашу ты заварил?

— Оля, ты хочешь, чтобы «Алойл» достался твоим детям? То есть нашим детям?

— Не вижу других наследников, — сказала я жестко. — Давай ближе к делу. Что нужно?

— Ты можешь попасть в мой кабинет в особняке на Неве? В официальный офис «Алойла»?

— Ну предположим, — медленно произнесла я.

Багиров пояснил, что у него в сейфе, код которого знает только он сам («Это еще не факт, что его никто не сможет открыть», — подумала я), осталась папка с важными документами. Под ней лежат еще две, они тоже важны, но главное — красная. Лешка хотел, чтобы я забрала эту папку из сейфа и передала ему. Все деньги, которые там лежат, — мои. По словам Багирова, в сейфе должно было быть около десяти тысяч долларов.

«Что за всеобщая ставка?» — усмехнулась я про себя. Камиль отстегивает мне «десятку», Лешка — столько же. Интересно, а шубу бывший подарит в дополнение к баксам?

— Это все? — спросила я вслух.

— Пока да, — ответил Багиров.

— А теперь объясни мне, что происходит.

— Так ты согласна?! — казалось, Лешкиной радости нет конца.

Эта реакция показалась мне несколько странной. Не ждет ли меня какой-нибудь подвох?

— Если объяснишь, что происходит и объяснения меня удовлетворят…

Лешка тяжело вздохнул и вначале повторил то, что сказал вчера: мать в последнее время, как с цепи сорвалась, меняет молоденьких мальчиков, как перчатки. Более того, каждому она хочет сделать какой-то подарок, чтобы ее, как она говорит, «вспоминали добрым словом». Лешка пытался с этим как-то бороться, но мадам Багирова втемяшила себе в голову: если она будет щедро одаривать каждого любовника, о ней будут говорить только хорошее. Теперь к ней в самом деле стоит очередь — такие слухи быстро разносятся. Но ведь все эти мальчики хотят не общения с доброй женщиной, а ее денег.

А она разбазаривает деньги семьи. Деньги, на которые вполне естественно претендует Лешка. Зачем ему делиться с какими-то мальчиками?

После его угроз двое из них пожаловались своей щедрой любовнице, и та пригрозила отлучить собственного сына от кормушки.

— Оля, ты представляешь, насколько она сбрендила? Она предпочла их мне! Ты только подумай!

— Дальше, — прервала я поток возмущений, льющийся из Лешки.

Сын не мог допустить, чтобы деньги, которые он по праву считал только своими, переходили в чужие руки. Более того, Надежда Георгиевна начала раздаривать акции «Алойла».

— Сколько сейчас акционеров у «Алойла»? — спросила я.

— Трое, — процедил Лешка.

— Ну, это не так много. Ты, твоя мама и один из ее любовников — бывших или нынешних? У остальных ты выкупил акции обратно? Молодец!

Заметив как исказилось Лешкино лицо, я заткнулась.

— Третий акционер — Хабибуллин, — процедил Лешка сквозь стиснутые зубы. — Это он выкупил, а не я. А я не могу допустить, чтобы все остальные ушли к нему! Или чтобы акции матери ушли к нему! Мои-то не уйдут! Оля, ты можешь что-то придумать? Как выцарапать акции у Хабибуллина?

— Предложить деньги.

— Не пойдет, — тут же отрезал Лешка. — Денег у него своих навалом. Он ведь хочет прибрать к рукам «Алойл». Оля, ты можешь мне помочь выцарапать их назад? Ведь это же наша компания! Ты хочешь, чтобы она досталась твоим детям?

Прервав очередной лившийся из Лешки поток, я спросила, кого из Хабибуллиных он имеет в виду — Мурата Аюповича или Камиля? К моему удивлению Лешка говорил про Хабибуллина-младшего, причем, по его мнению отец Камиля понятия не имел, чем занимается сын.

— Оля, ты можешь съездить к Мурату и поговорить? Я знаю, что ты у него была и что вы… Ну в общем он тебя должен хотя бы выслушать.

— Леша, ты сам хоть себя слышишь? — мягко спросила я. — Что я скажу Хабибуллину? Верните мне акции «Алойла»? Да он пошлет меня подальше. Он же будет рад радешенек, что влез в «Алойл».

— Ты не поняла… В «Алойл» влез Камиль, без ведома отца. Скажи Мурату, что Камиль хотел его подставить и намерен прибрать к рукам и «Алойл», и «Татанефть», сыночек хочет весь нефтяной рынок! Ты понимаешь это или нет?

В принципе желания Камиля были мне очень даже понятны. Признаться, на его месте я желала бы того же самого. Да и Лешка, пожалуй, мечтает о том же. Вот только кишка тонка… А Камилю на пару с отцом это вполне по силам…