— Так что же произошло? — настала моя очередь задать милиции все интересующие меня вопросы.

— Это мы хотели бы услышать от вас, — ответили мне, после чего нас на пару с Катькой заставили пройти весь наш путь с момента забегания в здание.

Я мгновенно заблудилась, Катька же показала, под какой лестницей ей удалось спрятаться и как она там сидела, пережидая, пока папа с «дядей» Димой пронесутся мимо, а потом тихонечко выбралась и тем же путем отправилась на улицу, потому что «мы с мамой всегда встречаемся у выхода».

— А вы все-таки где были?

Я рассказала, как взбежала по первой лестнице, идущей от главного входа, потом прошла по второму этажу вправо, в конец, там поднялась на третий по другой лестнице, побегала по третьему этажу, поднялась на четвертый, затем… Все переходы теперь казались мне похожими.

— А в лаборантской были? — спросил допрашивавший меня опер, который вел записи.

— Нет, ни в какие комнаты не заходила. Бегала только по коридорам и лестницам.

Другой милиционер предложил нам проследовать за ним.

— Не надо бы Катю туда вести, — пролепетала я, уверенная, что нас поведут на место трагедии.

— Не волнуйтесь. Ребенку мы ничего не покажем. Пойдемте.

Вскоре мы оказались на лестнице, где, как мне сказал тот самый парень в медицинском халате, внизу закрыт вход. Я, разумеется, поведала милиции о встрече, показала место, где мы с ним столкнулись, а потом вдруг вспомнила про кровь у него на правой руке…

Увидев выражение моего лица, милиционеры поняли, что ко мне пришло осознание, и попросили очень подробно описать парня.

— Придется проехать к нам и сделать фоторобот, — наконец заявил один из них.

— Хочу в «Баскин Роббинс», — встряла Катька.

— Чуть-чуть попозже, — ответили ей.

Я все-таки попросила показать мне место, где на Лешку было совершено покушение.

Лаборантская находилась на втором этаже, это была первая дверь направо от входа с лестницы.

— По всей вероятности, вашего мужа специально ждали, — сказали мне. — Кто еще, кроме вас, знал, что он сегодня будет в этом учреждении?

Я пожала плечами. Могла назвать Диму, фамилии которого не знала, своего отца и свекра, безвылазно сидящих на даче. Насчет Надежды Георгиевны никаких версий не имела, но мать, по моему мнению, не могла желать зла своему единственному сыну. Она, кстати, никогда не сомневалась, что Витька с Катькой — ее родные внуки и все время находила в них свои черты.

— Почему Алексей Владимирович вдруг решил установить свое отцовство? — заинтересовались милиционеры.

— Это надо у него спрашивать.

— Но вас его желание не удивило? — не отставали от меня.

Удивило, ответила я, но мне было все равно, так как я не сомневалась в результате анализа.

— Почему вы согласились?

— Чтобы отстал. Если он втемяшит себе что-то в голову, от него не отвяжешься, пока не сделаешь так, как он хочет.

— Не очень-то вы жаловали пострадавшего, — заметил допрашивавший нас с Катькой опер. — А ведь нефтяной король как-никак. Такие мужья на дороге не валяются.

— Предпочла бы его никогда не видеть, — ответила я. И это было правдой.

Глава 4

Домой мы с Катькой приехали только вечером, усталые и голодные, хотя милиционеры и угостили нас бутербродами. Мужики никак не могли успокоиться, увидев, на чем ездит жена нефтяного короля, а узнав, где мы живем с детьми и моим отцом, долго качали головами.

— Я — бывшая жена, — как мне надоело повторять одно и то же! — И Лешке всегда было плевать и на меня, и на детей. Если бы не Надежда Георгиевна, мы бы не видели вообще ничего из нефтяных денег.

— Но ведь если он умрет, ваши дети становятся наследниками огромного состояния, — напомнил настырный опер.

Мне он порядком надоел, поэтому я решила окрыситься и поинтересовалась, не считает ли он, что это я специально заманила бывшего мужа в лабораторию, чтобы он удостоверился в своем отцовстве, и воткнула нож ему в грудь.

— Нет, идея, как мы проверили, исходила от него, — сообщили мне (а разговор проходил уже после составления фоторобота в кабинете настырного опера, где сидели еще трое). — И вы действительно с ним не встречались больше двух лет. Да и выкидной финкой, наверное, не смогли бы воспользоваться.

— И на том спасибо, — сказала я, подумав, что подобные ножички видела лишь в фильмах, а сама в руках никогда не держала.

Опер посмотрел на меня внимательно, потом извлек из своего захламленного стола какую-то папку, порылся в ней и разложил передо мной веером несколько фотографий, сделанных в разных местах. Не было только стандартных — в фас и в профиль, — хотя, по его мнению, теперь появилась надежда, что и они вскоре присоединятся к коллекции. На всех был изображен «медик», с которым я встретилась на лестнице: развлекающийся в сауне с очаровательными юными леди, за столом в ресторане с отталкивающего вида друзьями, пьющий пиво в одиночестве на фоне какого-то собора, явно заграничного.

— Вам крупно повезло, — сказал мне опер. — Ну, может, потому, что у этого типа имеется одна слабость: женщины. Но все равно будьте осторожны. Я на всякий случай оставлю вам свою визитку. Если вдруг появится на горизонте — звоните немедленно.

— Как его хоть зовут? — устало спросила я.

Присутствующие в комнате дружно засмеялись.

— Как зовут сейчас, сказать затруднительно. Изначально был Виталием Суворовым. В последний раз, когда мы выходили на его след, — Владиславом Суриковым. То есть всегда инициалы В. С. Он носит, не снимая, на правой руке перстень с таким вензелем.

— Понятно, — сказала я, вставая.

Самый старший по возрасту мужчина в кабинете, сидевший напротив того, которому поручили мое дело, внезапно задумчиво произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Странно, что Суворов не убил с одного удара. На него не похоже.

— Ну, у всех случаются осечки, — заметил третий, находившийся в комнате. Четвертый кивнул.

На меня больше не обращали внимания, обсуждая, как повезло моему бывшему и что же сегодня случилось с господином Суворовым, любителем ножей и женщин. Оказалось, что он в состоянии бросить свое любимое холодное оружие на десять метров из любого положения и попасть точно в сердце. Или на этот раз он слишком торопился? Я не стала ждать продолжения дискуссии, да и меня, пожалуй, тут больше не желали видеть.

Уходя, я заметила среди множества бумаг на столе самого старшего мужчины один из своих шедевров под названием «Маньяк и принцесса» с закладкой где-то посередине. Неужели и в милиции читают то, что я кропаю поздними ночами? Или это вещдок?

Интересно было бы узнать мнение представителей компетентных органов о собственных опусах, но я постеснялась представиться. Хотя, может стоило попросить у них материала для будущих шедевров?

* * *

Катьку и себя я накормила тем, что вчера привез Лехин телохранитель по его приказу.

— А это что за бутылки? — спросила дочь, уставившись на помойное ведро.

Я пояснила.

— С закручивающимися крышками, — отметила Катька. — Для сока пойдут. Скоро смородина созреет. — Катька у меня не по годам хозяйственная и уже здорово мне помогает. С другой стороны — опять гены. У моей мамы тоже была такая страсть к домашним заготовкам. Но сейчас мои мысли занимала совсем не обработка будущего урожая.

Не успела я помыть посуду, как раздался телефонный звонок. К нам в гости собиралась Надежда Георгиевна.

— Готовься встречать бабушку, — сказала я Катьке.

Она появилась довольно быстро, так что я могла сделать вывод: звонила она из машины. У свекрови имелся верный шофер, который возил ее еще в советские времена, правда, теперь он из «волги» переместился в «вольво». Надежда Георгиевна, в отличие от сына, шофера на улице не бросала и относилась к нему трепетно.

— Коля в комнате посидит, телевизор посмотрит, — безапелляционно было заявлено мне.

Мы с Колей были давно знакомы, он мне кивнул и отправился туда, куда сказала начальница. Свекровь без приглашения проследовала на кухню.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: