В стихах, написанных в течение пятнадцати — двадцати лет, отражается творческая эволюция поэта. Циклы его стихов «Песни Алагяза» и «Песни обездоленного ашуга», возникшие в начале 90-х годов, со временем подвергались существенным изменениям. Но стилевые особенности, основные темы лирики Исаакяна ясно обозначились в его первом сборнике, и впоследствии они лишь углублялись и обогащались.

Особенности дарования Исаакяна, оригинальность и национальная самобытность его творчества ярко выразились в его лирических песнях, истоки которых в традициях устного поэтического творчества армянского народа.

П. Н. Макинцян[21] в предисловии к русскому изданию избранных стихотворений армянского поэта писал: «Исаакян — народный певец; семена, зароненные ашугами в детскую душу, дали богатые всходы, и поэт сумел по-народному прочувствовать все свои радости и разочарования, горести и печали…» «Чутко-отзывчива душа Исаакяна, вокруг же „руины и горе“, окутанные черным, непроглядным мраком… Исаакян не может обойти молчанием эту тьму социальных несправедливостей: гнет родного народа, участь рабочего люда, и в его поэзии отражаются отголоски народной жизни, полной горя и борьбы…»[22]

В духовных богатствах армянского народа Исаакян искал и находил черты, сближающие, роднящие его с другими народами, видел глубокую внутреннюю связь между заветными думами и идеалами армянского народа с чаяниями всего трудового человечества. Поэт исходил из убеждения, что «своеобразный стиль, одежда и формы различных народов скрывают человеческое сердце и это сердце — человеческое — объято одинаковыми чувствами, горестями и радостями», что «наше личное сердце является неотъемлемой частицей этого всемирного, общечеловеческого сердца».[23] В художественном обобщении, переосмыслении целого ряда сюжетов Исаакян, наряду с армянскими преданиями, обращался к поэтическому творчеству других народов: к сербскому эпосу, арабским, греческим, индийским, китайским, еврейским, персидским, курдским легендам и старинным сказаниям.

Народность в творчестве Исаакяна сказалась прежде всего в самой тематике его стихотворений В «Песнях Алагяза» автор с превосходным знанием народного быта воспроизводит картины жизни армянской патриархальной деревни. Поэт вырос в этой среде; она была его родной стихией.

На традиции народной поэзии опирается Исаакян и в цикле социальных песен, проникнутых демократизмом. В стихотворении «Ах! Горе и боль нам даны на земле…» (1898) поэт негодует против вопиющей несправедливости, против тех, кто узаконил правопорядок, при котором труженик, добывающий «из камня» хлеб, всегда голодный и нищий, а богачи «у пышного стола» пожирают плоды его тяжелого, изнурительного труда. Здесь нет еще прямого призыва к борьбе, к разрушению старого мира, но гневные слова поэта против несправедливого строя жизни пробуждали народное самосознание.

Народность Исаакяна отразилась как в тематике его песен, так и в их форме. Верность принципам народной поэтики сказалась не только во внешних признаках стиля стихотворений Исаакяна, в грамматических формах, в лексике, фразеологии, в обращении к традиционным образным выражениям, в повторах и т. п., но и во внутренней сущности стиля, в характере восприятия жизни, непосредственной простоте ощущений, в богатстве интонационных оттенков и т. д.

Исаакян не механически заимствует отдельные элементы народной лексики, они органически вливаются в его эстетическую систему. Стихотворения типа «Моей матери» (1893), «Оплачь мое горе, сымбул-трава…» (1893), «Ты устал, любимый мой…» (1893), «Чело твое тучи укрыли во мгле…» (1898), «Я любил, но любимую увели…» (1898), «Охотник, брат, ты с гор идешь…» (1902) и многие другие по духу, по своей стилистической природе родственны народной песне, но не тождественны ей.

Исаакян высоко ценил создания безымянных певцов, в которых в благородной гармонии сливаются песня и музыка, где слова рождаются вместе с мелодией.

В стихотворениях Исаакяна с развитой музыкальной интонацией сказались традиции армянской песни, специфического ее жанра — песен раздумья, в которых протяжная мелодия служит психологической канвой, а своеобразный ритм как бы соответствует ритму грустных размышлений. Веками они исполнялись народными музыкантами и певцами не только во дворцах, где властелин на роскошных коврах, облокотившись на круглую подушку, под заунывные звуки любил размышлять о мире, о жизни, но и в хижинах простолюдина (крестьянина, ремесленника), где в нищете и горе простые люди размышляли о своей судьбе.

Лирика Исаакяна — исповедь поэта. Небольшое по объему стихотворение, выражающее едва уловимые оттенки и переливы внутреннего чувства, принадлежит к числу любимейших поэтических жанров Исаакяна. Именно этого типа стихи и песни с развитой музыкальной интонацией более всего характеризуют поэтическое дарование Исаакяна:

Музыка к этому стихотворению в переводе А. Блока написана С. В. Рахманиновым. Мариэтта Шагинян в речи на юбилее Исаакяна (29 октября 1955 года) рассказала: «Говоря о своих новых песнях на стихи… Сергей Васильевич Рахманинов как-то сказал: „Легче всего далась мне „Ивушка“ Исаакяна, не знаю, чья эта заслуга — переводчика Александра Блока или самого армянского поэта, но только „Ивушка“ необыкновенно мелодична, мелодия заложена уже в стихах, и на мою долю осталось лишь пропеть эту мелодию… Так умеют писать только подлинно народные поэты“».[24]

Исаакян специально не писал слова для музыки, но многие его лирические стихотворения поются как песни безымянных певцов. Музыка появлялась зачастую и стихийно, в гуще народа. Собиратели армянского музыкального фольклора нередко записывали песни на слова Исаакяна, отмечая при этом, что многие исполнители не подозревают о принадлежности текста этих песен литературе. Они принимают их за произведения устно-поэтического народного творчества.

В лирике Исаакяна «любви струна» звучала неизменно. Но в ней сравнительно редко встречается тема примирения с судьбой, когда любящий человек, не видя впереди надежды на взаимность, вынужден уступить свое счастье другому.

В элегиях Исаакяна — ропот и стоны сильного, но безответного, неразделенного, отвергнутого чувства. Его песни любви окрашены в скорбные трагические тона. Исцелить раны сердца может только любимая, она одна может отогнать «мрачный туман» от его чела, развеять его скорбь, она одна может спасти его от гибели. Муки и стоны «любви безнадежной» составляют содержание многих стихотворений Исаакяна. В них в разных вариациях звучат темы расставания, разлуки, разлада, отчуждения, тоски, но сильнее других звучит мотив лицемерия, обмана, вероломства.

Лирический герой Исаакяна не хочет смириться, покориться судьбе. Его бунтующей натуре свойственны сильные страсти, бурные порывы. Он отдается чувству целиком, безраздельно, без остатка. Любовь — святыня, клятва любви — священна, и он не в состоянии прощать лицемерие, обман, измену. Так появляется в поэзии Исаакяна образ жестокой красавицы:

Ранен он в сердце, «ранен любимый насмерть», и в жестоких битвах ищет он спасение и находит успокоение в одиночестве и в общении с природой: