Он мчался в пространстве без времени, не осознавая ничего, кроме белого луча фары, пока белый луч фары не уперся в покосившиеся кресты кладбища Тогда он остановился и пошел вперед, пробираясь меж темных кипарисов и провалившихся могил, идти было тяжело, он шатался, его ноги увязали в кладбищенской земле, его сердце билось в груди, как булыжник - другого оружия у него не было. Так он пришел к каменному склепу и вошел внутрь, через распахнутую дверь, Афро лежала, обнаженная, на гробовой плите, ее горло было перерезано от уха до уха осколком оконного стекла, кровь застыла черным зеркалом на ее груди.
Мистер Вич и Гриззл-младший, взявшись за руки, хихикали в углу склепа, он сунул руку за своим камнем, и камень рассыпался в прах в его руке. Вдруг лица упырей перекосились, они вжались спинами в стену, но бежать было некуда, он сорвал с головы шлем цвета бордо, и его волосы цвета спелой пшеницы хлынули ему на плечи, он пошел вперед, он улыбался, его ноги, обтянутые синими джинсами, танцевали, его черные сапоги, едва касались земли.
Афро заплакала за его спиной, и он начал рвать упрей на куски, он упивался их страхом, он топтал их сердца, облепленные кладбищенской пылью, он топтал их головы, их горький мозг брызгал на его пляшущие ноги, он наслаждался хрустом их костей, их болью, пока от них не осталось ничего, кроме черной грязи, и все вокруг стало столбом черного света.
Он кружился в столбе черного света, как снежинка во тьме, падая, падал во тьму, пока снежинка не стала слезой на щеке мертвой Афро и слеза не исчезла в черном зеркале крови, тогда не стало ничего.
Глава 36.
- Алеша, Алеша, Алеша, просыпайся! - Он открыл глаза, но ничего не увидел, все плавало вокруг в радужных цветах. Он помигал, и постепенно в цветах прорезался потолок и гигантская, сияющая люстра. Он повернул голову и увидел гигантскую, пустую комнату, но через мгновение в комнату вошла огромная мама с детским ночным горшком в руках. Все было хорошо, он был маленьким мальчиком, лет двух или двух с половиной, он закрыл глаза и снова уснул.
Когда он проснулся, рядом с ним сидел отец Аристарх и читал книгу. - Где я? - спросил Алеша. - У себя дома, - усмехнулся отец Аристарх, откладывал книгу. - Где Афро? - спросил Алеша. - Она умерла, - ответил отец Аристарх после мгновенной паузы. И быстро заговорил, не давая ему сосредоточиться на услышанном, - Ты не помнишь, но ты сказал, где ее тело. Мы нашли ее и предали земле. Она в хорошем, спокойном месте. Тебе не следует... - Когда ее похоронили? - перебил Алеша, он был совершенно спокоен, отец Аристарх зря волновался. - Вчера, - ответил отец Аристарх, - Мы связались с ее родителями, но они не пожелали приехать. - Когда вы приехали сюда? - Мама приехала сюда сразу, как только ты перестал отвечать на звонки. Это произошло пять дней назад, не считая нынешнего. Она обнаружила твой мотоцикл возле дома, но не смогла войти в дом и сутки провела в отеле, пока не приехал я. - Как вы вошли? - Я заплатил мальчику, который залез через окно второго этажа и открыл дверь. При этом, - отец Аристарх развел руками, - Мне осталось непонятным, как уходил тот, кто заботился о тебе до нашего приезда - у тебя следы уколов на левой руке. - Я способен сам о себе позаботиться, - резко заметил Алеша. - Вполне возможно, - кивнул отец Аристарх, - Когда мы нашли тебя, лежащим в постели, ты сразу сел и сообщил, где находится тело Афро. Но потом снова впал в беспамятство. - Что еще интересного вы нашли в моем доме? - спросил Алеша, не стараясь быть доброжелательным. - Мы не нашли никаких предметов для переливания крови и самой крови, - ответил отец Аристарх, переставая улыбаться, - Но я видел портрет Афро и нахожу его произведением мастера. - Я могу подарить его вам, - ухмыльнулся Алеша, - Чтобы вы могли находить в нем удовлетворение каждый раз, когда захочется. - Отец Аристарх свел брови на переносице, глаза его потемнели, и он спросил, медленно чеканя слова, - Ты помнишь, что с ней произошло? - Конечно, помню, - раздраженно ответил Алеша, - Ее зарезали в склепе, на старом кладбище. - Ее заперли в склепе, - повысил голос отец Аристарх, - И она сама лишила себя жизни. Тело находилось там не менее трех недель. Вот почему пришлось предать ее земле в такой спешке. Я не спрашиваю тебя, как ты нашел ее - я знаю. И знаю, что ты не выбрался бы оттуда без чьей-то помощи. - Дерьмо! - крикнул Алеша, - Никто не способен меня удержать! Я растоптал упырей, я вбил их в грязь! Я ничего не боюсь, ни о чем не жалею и ни в ком не нуждаюсь! - Ну хорошо, - холодно кивнул отец Аристарх, - Но, думаю, тебе будет небесполезно знать, что тела монахов, погибших в монастыре, исчезли. И думаю, тебе будет небесполезно знать, что твоя, некогда любимая Афро - голодный дух, способный удовлетвориться тобой в твоем одиночестве, когда ей захочется. - После этого, он встал и, не оборачиваясь, покинул комнату.
Вечером того же дня мама, сильно озадаченная ледяной отстраненностью Алеши, уехала домой.
Алеша проверил свои игрушки и убедился, что хрустальная женщина неизменно пребывает за запертой дверцей шкафа, а красный дракон, помеченный шрамами черной грязи, спокойно спит в своем стойле.
С этого вечера Алешина жизнь свернула на путь крови и грязи. Афро ушла, ничто не удерживало его на пути к солнцу - он погрузился в ночь и в холодную страсть ночи, отмеченную знаком луны.
Ночью он нашел на улице проститутку - нечистую и нетрезвую девку и вбивал ее в ковер рядом с кроватью, на которой любил Афро, а под утро вышвырнул вон с искусанной грудью и пачкой драхм в руке.
Он приобрел вкус к острым ночным похождениям и с удовольствием дрался из-за шлюх в кабаках, под кабаками и возле мусорных баков, на задних дворах кабаков. Он обнаружил в себе большие способности к этому делу, он полюбил смотреть в глаза избиваемых им людей и быстро научился поножовщине. Он забросил работу в университете, но возвращаясь домой в джинсах, заляпанных спермой и чужой кровью, в заляпанных чужой кровью сапогах, он становился к станку и продолжал с лихорадочной страстью писать свои картины - дерзкие, наглые, страстные, как будто написанные кровью, грязью и спермой - они шли нарасхват.
Больше никто не дарил ему свою кровь, и он не покупал кровь - ему понравилось брать ее силой, ему понравилось рвать зубами человеческую плоть. Он обрел глубочайшее презрение к людям, мужчинам и женщинам, которые визжали под молотом его силы и не были способны ни на что, кроме визга. Он лизал промежности грязных лахудр и хохотал в их распяленные жопы, ощущал себя центром вселенской шутки - богом, павшим в грязь ради собственного удовольствия. Он научился нюхать кокаин, кокаин сводил его с ума, он подходил к портрету Афро и, смеясь, мочился на картину, написанную любовью того, кто умер вместе с любовью.
Его благосостояние стремительно росло - грязным людишкам нравилось его творчество, рождаемое грязью, Аристидис удивленно качал головой, но не мог не признать очевидного - картины были талантливы. Деньги, однако, обслуживая его пороки, не приносили удовлетворения - их некуда было тратить. Он равно презирал я чистоту и грязь, в которой жил, его дом постепенно превращался в волчью берлогу, он почти не снимал грязных джинсов, сапог и черной майки, а когда снимал, то ходил по дому и по пляжу голым. У него не было машины, он пользовался одним и тем же мотоциклом, он ел всякую дрянь в забегаловках и, рыгая, жадно пожирал снедь на фуршетах, если его туда приглашали – хотя мог бы купить эти фуршеты вместе с устроителями. Он почти не интересовался продажей своих картин, его нагло обманывали, но он смеялся над наглецами – теперь он полагал, что любая живопись - дерьмо, он писал свои картины, как испражнялся и был уверен, что это он обманывает дураков.