По собственному признанию Хайека, в эти годы его политические взгляды мало чем отличались от взглядов других студентов: он был социалистом «фабианского» толка,верившим вслед за своим учителем Визером, что благотворное вмешательство государства может улучшить общество. Только после того, как Хайек прочитал «Социализм»,критический трактат Мизеса, опубликованный в 1922 г.,он расстался с юношескими социалистическими идеалами. Рекомендация Визера помогла Хайеку установить близкое профессиональное сотрудничество с Мизесом, сначалав возглавляемом им Управлении военных репараций, а потом в качестве руководителя основанного Мизесом Австрийского института исследований делового цикла. Крометого, Хайек стал одним из самых усердных и продуктивныхучастников семинара по экономической теории, которыйМизес проводил каждые две недели в Венской торговой палате, в своем кабинете генерального секретаря.

Следует подчеркнуть, что Хайек в большом долгу у Мизеса, идеи которого послужили отправным пунктом почтивсех его работ по теории экономики.

Благодаря Мизесу Хайек вышел из-под нездорового влияния Визера и вернулся к основам австрийской концепцииэкономики, которые заложил Менгер, обогатил Бём-Баверки укрепил Мизес, защищавший их от недальновидности позитивистских теоретиков вроде Шумпетера и приверженцевмодели равновесия вроде Визера. Отношения между учителем Мизесом и учеником Хайеком развивались весьма необычно. Питая друг к другу взаимное признание и уважение,временами они расходились во взглядах. Отметим, что Хайеку было свойственно подчеркивать свою интеллектуальнуюнезависимость от учителя, теории которого, как признавалсам Хайек, в конечном итоге неизменно подтверждались ходом развития реального мира.

В 1931 г. другой последователь Мизеса, Лайонел Роббинс,предложил Хайеку пост профессора в Лондонской школеэкономики, который он и занимал до 1949 г. Так Хайек сталведущим представителем австрийской школы экономической теории в англоязычном мире. Хайека всегда отличалапредельная учтивость в отношении его оппонентов, которых он позволял себе упрекнуть разве что в интеллектуальной ошибке, но ни в коем случае не в недобросовестности. Так было, например, во время дискуссий с социалистами, Кейнсом, Найтом и чикагской школой, с которыми онполемизировал не только в вопросах методологии (Хайекдаже заявил, что после «Общей теории» Кейнса наибольшуюопасность для экономической теории представляет книгаМилтона Фридмена «Очерки по позитивной экономическойтеории» (Friedman 1953), но также о теории денег, капиталаи циклов (Hayek 1994). Хайек не произнес ни слова упрекаили протеста, даже когда на него яростно и несправедливо набросился Кейнс, а члены экономического факультета Чикагского университета забаллотировали, высокомерноотказавшись принять в свои ряды «теоретика австрийскойшколы». (К счастью, Хайек в конце концов был принят —без официального жалованья, поскольку его оплату взял насебя частный фонд, — в Комитет по общественным наукамтого же университета, где он написал свой монументальныйтруд «Конституция свободы» [Hayek 1990a; Хайек 2007].)

Хайеку не очень повезло в личной жизни. В 1949 г. онразрушил свою семью, решив развестись с женой, чтобыжениться на страстной любви своей молодости — кузине,которая по недоразумению вышла замуж за другого. Хайекзаново влюбился в нее, приехав в Вену после Второй мировой войны, когда кузина уже овдовела. Хайек и его семьядорого заплатили за это решение. Английские друзья вследза Роббинсом отвернулись от него, первая жена умерла, по-видимому, не вынеся печали (тема эта была запретной, Хайеки его близкие отказывались об этом говорить). Как бы тони было, примирение с Роббинсом состоялось только много лет спустя по случаю свадьбы сына Хайека — Лоренса, такчто Хайеку пришлось 1950-е и начало 1960-х годов провестив «ссылке» в США. Хуже того, в эти годы Хайек начал страдать из-за серьезных проблем со здоровьем: сначала от нарушения обмена веществ, что крайне ослабило и истощило его,потом он начал терять слух, что сделало его несколько сухимв личном общении, и, наконец, ученого терзали повторяющиеся приступы тяжелой депрессии, надолго лишавшие егоинтеллектуальной активности. Собственно говоря, во введении к сочинению «Право, законодательство и свобода» Хайекпризнавался: временами казалось, что болезни не дадут емузакончить книгу (Hayek 1981; Хайек 2006). Неизвестно, в какой мере суровый личный опыт Хайека усилил его убежденность в огромной важности следования моральным образцамдля сохранения человеческой жизни на личном и социальномуровне. Однако то, как он подчеркивал это в своих работах,создает впечатление, что мысль принадлежит человеку, знающему, о чем он говорит, по личному опыту.

Все проблемы со здоровьем (телесным и психическим)чудесным образом исчезли, когда в 1974 г., ровно через годпосле смерти своего учителя Людвига фон Мизеса, Хайекполучил Нобелевскую премию по экономике. Он почувствовал, что время изоляции в научном мире осталось позади, иначался период неустанной деятельности, когда он ездил повсему миру, пропагандируя свои идеи, и даже сумел закончить еще несколько книг. (Последняя из них — «Пагубнаясамонадеянность: ошибки социализма», появилась, когдаученому было почти 90.) По сути дела, можно утверждать,что присуждение Хайеку Нобелевской премии стало началом поразительного возрождения современной австрийскойэкономической школы, — возрождения, ареной которогостал теперь весь мир.

Хайек всегда сторонился политики. Он полагал даже, чтороль интеллектуала, главной жизненной целью которогодолжна быть научная истина, несовместима с ролью политика, вынужденного ради голосов избирателей подчинятьсядиктату общественного мнения (Hayek 1991). Хайек верил,что в долгосрочной перспективе намного продуктивнее усилия, направленные на то, чтобы убедить интеллектуалов (иотсюда большой успех основанного им классического либерального общества Мон-Пелерин) или повлиять на общественное мнение. (Хайек отговорил Энтони Фишера от карьеры политика и убедил его, что для распространения в миреидей классического либерализма намного полезнее будет создать Институт экономических отношений (Institute of Economic Affairs), а позднее — Исследовательский фонд Атлант(Atlas Research Foundation)). В общем, без стратегическихинициатив Хайека невозможно представить то изменениеобщественного мнения и интеллектуального климата, которое привело к падению Берлинской стены и свободнорыночной/консервативной революции, произошедшей в СШАпри Рейгане и в Англии при Маргарет Тэтчер, — революции,которая оказала и продолжает оказывать столь мощное влияние на ход мировых событий.

Будет, пожалуй, уместным закончить этот раздел рассказом об отношении Хайека к религии. Крещеный католик, онв юности перестал соблюдать обряды и стал агностиком. Темне менее с годами в нем росло общее понимание ключевойроли религии в сохранении обычаев, составляющих основуобщества, и, в частности, значения теологов испанского золотого века как предшественников современной экономической и общественной науки. Более того, в 1993 г. католический мыслитель Майкл Новак удивил интеллектуальныймир, сделав достоянием гласности длительный личный разговор папы Иоанна Павла II c Хайеком, незадолго до смертипоследнего в 1992 г., и обратил внимание на несомненныепризнаки заметного влияния мыслей ученого в энцикликеCentesimus Annus, особенно в главах 31 и 32, которые полнызаимствованиями из Хайека (Novak 1993a; 1993b). Мы никогда не узнаем, смог ли Хайек, убежденный агностик, в последние минуты жизни сделать необходимые шаги, чтобыпостичь и принять ту высшую «антропоморфную» сущность,которая намного превосходило его способность понимания.Но вот что нам известно наверняка: Хайек лучше, чем кто быто ни было, понимал опасности, которыми грозит обожествление человеческого разума, и ключевую роль религии в избежании этих опасностей, вплоть до того, что, как пишетХайек в последнем предложении своей последней книги, «отответа на этот вопрос может зависеть выживание нашей цивилизации» (Hayek 1988; Хайек 1992).