— Умер Владик...
Женщина поверила сразу... Только через полчаса ушла она от меня, сжимая в руке мокрый от слез платок...
Я было забыл уже об этом случае: в день со мной разговаривали, просили моей помощи, советовались три-четыре человека. И в этом калейдоскопе лиц затерялось усталое доброе лицо, тоскующие глаза матери, потерявшей сына... И, конечно же, сейчас я не смог вспомнить о ней, если бы не продолжение этой истории...
Месяца через полтора получаю телеграмму: «Срочно приезжайте». Меня вызывают в тот город, где я был совсем недавно.
Приезжаю с первым поездом. Выхожу из вагона — на вокзале толпа. Только ни приветствий, ни цветов, ни улыбок — серьезные, неприветливые лица.
Выходит молодой мужчина:
— Вы и есть Мессинг?
— Да, Мессинг это я...
— Шарлатан Мессинг, думаю, не ожидает от нас доброго приема?..
— Почему я шарлатан? Я никогда никого не обманул, не обидел...
— Но вы похоронили живого!..
— Я не могильщик...
— И чуть-чуть не загнали в гроб вот эту женщину... Мою бедную мать...
Смутно припоминаю ее лицо, виденное мной. Спрашиваю: ·
— Все-таки кого же я заживо похоронил?
— Меня! — отвечает молодой мужчина.
Пошли разбираться, как это всегда в таких случаях было в еврейских местечках, в дом к раввину. Там вспомнил всю историю.
— Дайте мне, — прошу женщину, — то письмо, что вы мне тогда показывали.
Раскрывает сумочку, достает. В том же синем конверте, только пятен от слез прибавилось. По моей вине лились эти бесценные слезы! Смотрю я на страницы с расплывшимися чернилами — и еще раз прихожу к убеждению: умер человек, написавший это письмо, умер человек, подписавшийся «твой сын Владик»... Но тогда кто же этот молодой мужчина?
— Вас зовут Владик?
— Да, Владислав...
— Вы собственноручно написали это письмо?
— Нет...
Для меня это «нет», как вспышка молнии, озаряющая мир.
— А кто написал?
— Мой друг. Под мою диктовку... У меня болели руки... Мы с ним вместе лежали в больнице.
— Ясно... Ваш друг умер?..
— Да. Умер. Совершенно неожиданно.
Обращаюсь к женщине:
— Пани, простите мне те слезы, что вы пролили после нашей встречи... Но ведь нельзя знать все сразу... Вы мне дали это письмо и сказали, что его написал ваш сын. Я вижу, что рука, написавшая эти слова, — мертва... Вот почему я и сказал, что сын ваш умер...» (В. Мессинг. О самом себе. — М., Изд-во политической литературы, 1991, с. 96—98).
1 сентября 1939 г. бронированная немецкая армия перекатилась через границы Польши. Началась вторая мировая война. Мессинг понимал, что ему нельзя оставаться на оккупированной немцами польской территории, так как его голова в это время была оценена немецким правительством в 200 ООО марок. Это было следствием того, что еще в 1937 г., выступая в одном из театров Варшавы в присутствии тысяч людей, он предсказал гибель Гитлера в том случае, если тот повернет на восток. Об этом предсказании Гитлер знал, так как оно было напечатано во многих польских газетах на первой полосе.
В это время Мессинг жил в родном местечке, у отца. Вскоре это местечко было оккупировано немецкой армией, и в нем немцы организовали гетто. Вольфу Мессингу удалось бежать в Варшаву, а все его родные, оставшиеся дома, в дальнейшем погибли в Майданеке, в варшавском гетто.
В Варшаве Мессинг некоторое время скрывался в подвале у одного торговца мясом. Однажды вечером, когда он вышел на улицу, его схватили. Офицер долго всматривался в его лицо, потом вынул из кармана обрывок бумаги с портретом.
— Ты кто? — спросил офицер.
— Я художник — ответил Мессинг.
— Врешь! Ты — Вольф Мессинг! Это ты предсказывал смерть фюрера...
Он отступил назад, а потом нанес Мессингу страшной силы удар по челюсти. Тот выплюнул вместе с кровью шесть зубов... Затем его отвели в полицейский участок и заперли в карцере. В этой критической ситуации дар Мессинга не подвел его. Он напряг всё свои силы и заставил собраться у себя в камере тех полицейских, которые в это время были в помещении участка. Всех, включая начальника и кончая тем, который должен был стоять на часах у выхода. Когда они все, повинуясь воле Мессинга, собрались у него в камере, Мессинг, лежавший до этого неподвижно, как мертвый, быстро встал и вышел в коридор, задвинул засов окованной железом двери и был таков...
Мессинг решил, что единственным выходом для него было проникнуть на территорию Советского Союза. Пробираясь тайком, он, наконец, достиг Западного Буга и, перебравшись на другой берег, оказался на советской территории.
Здесь на первых порах ему пришлось очень трудно. Он никого не знал, плохо говорил на русском языке. К тому же, в этой стране в то время не жаловали ни гадалок, ни волшебников, ни хиромантов, ни телепатов, к числу которых Мессинг и относился.
Все же нашелся один человек, который его поддержал. Это был заведующий отделом искусств П. А. Абрасимов.
На свой страх и риск он включил Мессинга в бригаду артистов, обслуживающих Брестский район. Жизнь постепенно начала налаживаться... В мае 1940 г. Мессинга направили в Минск, он стал гастролировать по всей Беларуси.
Однажды, находясь на гастролях в Гомеле, к нему подошли два человека в форменных фуражках. Прервав опыт, они извинились перед залом и увели Мессинга с собой. Как впоследствии оказалось, для того, чтобы отвезти к Сталину. Вот как описывает сам Мессинг свою первую встречу с «отцом народов»:
«Приехали — куда не знаю. Позже выяснилось, что это гостиница. И оставили одного. Через некоторое время снова повезли куда-то. И опять незнакомая комната.
Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:
— Здравствуйте. А я вас на руках носил...
— Как это на руках? — удивился Сталин.
— Первого мая... На демонстрации..
Сталина интересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. Индуктором моим он не был.
После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал:
— Ох и хитрец вы, Мессинг.
— Это не я хитрец, — ответил я. — Вот вы так действительно хитрец!..
Со Сталиным я встречался и позже. Вероятно, по его поручению были всесторонне проверены мои способности. Помню такие проверки:
Мне было дано задание получить 100 000 рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не кончился трагически.
Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер.
Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал сто тысяч... Для меня это было повторением того случая с железнодорожным кондуктором, которого я заставил принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по существу, никакого труда.
Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру.
Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на один гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег... Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел... Инфаркт!.. К счастью, он потом выздоровел» (В. Мессинг. О самом себе. М., Изд-во политической литературы, 1991, с. 39—40).
Мессинг, после проверок его способностей, стал часто выступать в концертных залах разных городов с сеансами по чтению мыслей («психологическими опытами», как он сам называл свои выступления).
Как известно, в то время, вскоре после подписания пакта Молотова—Риббентропа, вся советская пресса и средства массовой информации всячески славили советско-германскую дружбу и мудрого Сталина, который избавил народ от войны.
Однажды Мессинг был приглашен для демонстрации своих психологических опытов в весьма зловещее и в то же время элитное место — в клуб НКВД в Москве. Выступление близилось к концу. Мессинг отвечал на записки, которые хотя и не подписывались, но были вполне безобидны, касались главным образом мелочей. В те времена люди, которые способны были еще задавать друг другу вопросы, могли делать это, лишь пребывая по ту сторону колючей проволоки. Но вот среди прочих промелькнула записка: «Что вы думаете о советско-германском пакте?» Человек осмотрительный просто бы оставил ее без внимания или на худой конец промямлил бы в ответ несколько невразумительных фраз о нерушимой дружбе двух народов, которыми заполнены были в те дни страницы советских газет. Но Мессинг не был осмотрительным человеком. Едва он прочел вопрос, как у него, как говорят некоторые ясновидящие, «пошла картинка». Он тут же со сцены постарался донести ее до аудитории: