Тренировки по вечерам отлично помогают выплеснуть накапливающееся напряжение, и Вадим, довольный моими успехами, отправляет меня на какие-то местные соревнования в предстоящую субботу. Отлично, пропущу наше занятие. Понимаю в глубине души, что у самого не хватило бы на подобное смелости. А где-то, еще намного глубже, едва различимо проклевывается предательское разочарование.
Естественно участвую. Естественно не предупредил тебя. Естественно в роли группы поддержки Ванька. Стоят вместе с Вадимом, чуть ногти не грызут на протяжении всего соревнования. Слышу выкрики и инструкции Вадима вперемешку с ободряющими возгласами брата, пока веду свой бой. Единственная возможность не думать больше ни о чем, кроме тактики нанесения и блокировки ударов. Но почему-то все заканчивается слишком быстро, и я даже не успеваю заметить, как мне уже вручают медаль и почетную грамоту. Естественно серебро. Ничего не делаю до конца хорошо, совершая множество маленьких ошибок. Точно так же, как с тобой. Ванька чуть не прыгает вокруг меня от восторга, будто сам только что выиграл. Вот уж для кого спорт и достижения на этом поприще — смысл жизни.
Когда возвращаемся домой, пересекаем небольшой сквер, чтобы выйти на остановку. Аллея постепенно проклевывается заметной зеленью первых листьев. Сегодня достаточно тепло, но порывистый холодный ветер сводит все удовольствие от теплого весеннего вечера на нет.
— Твою мать, голубцы, — вдруг негромко, но недовольно комментирует Ванька.
Выплываю из своих мыслей и слежу за взглядом брата. В нескольких метрах слева от нас на лавочке целуются двое парней. Один сидит на спинке, другой стоит меж его бедер. Черные волосы, длинные челки, закрывающие пол лица и множество разноцветных фенечек на руках. Эмо. Вдруг понимаю, что уж слишком долго и пристально наблюдаю за их настолько открытым проявлением чувств. Поспешно отвожу взгляд, пытаясь не задумываться над тем, как бы мы с тобой смотрелись со стороны в такой ситуации. Вернее, как мы смотрелись, потому что ситуация такая между нами уже была.
— Извращенцы хреновы, — качает Ванька головой и, передергивая плечами, сплевывает на землю.
— У тебя с этим какая-то проблема? — с напускным равнодушием интересуюсь, когда мы отходим на достаточное расстояние, чтобы они нас не услышали.
— А у тебя нет? — недоуменно приподнимает бровь.
— Нет, — качаю головой, но делаю вид, что увлеченно смотрю под ноги, чтобы он не прочел что-нибудь «не то» на моем лице. — Я отношусь к этому спокойно (еще бы). Каждый может быть с тем, с кем хочет и других это никак не касается. Ты ж сейчас пройдешь еще пять метров и забудешь об этом, так какая разница? А для них это, возможно, что-то значит.
— Малой, ты чего, ослеп или тебе сегодня сильно досталось? Два пацана лижутся в парке при свете дня, а ты говоришь, что это нормально? И что это чего-то там может значить? — чуть возмущенно.
Ой, блин. И дернуло же меня за язык. Но Ванька внимательно смотрит на меня, ожидая развития нашего диалога.
— А что в твоем понятии нормально? Вы же с Катькой тоже, небось, на лавочках не раз целовались.
— Ну, сравнил тоже мне, — фыркает. — Так и должно быть. Это нор-маль-но. Естественно. А вот это мерзость. Брр… — опять передергивает плечами, будто это его только что поцеловал парень.
Понятно. Камин аут в семье лучше отложить на неопределенный срок. Например, навсегда. Во всяком случае, в отношении брата точно. Но какой-то злобный дух поднимается из недр, и я не могу себя пересилить.
— Тебя же никто не заставляет целоваться с парнями, а то, что они делают — это их личное дело.
— Еще чего. Пусть хоть одному камикадзе придет в голову мысль потянуться ко мне. Будет лежать без зубов и с переломанными конечностями. Недодевочки — недомальчики.
Так… по-ваньковски. Делаю вдох, потому что чувствую, как начинаю заводиться. А если меня сейчас прорвет, то я уже не смогу остановиться и все закончится не очень хорошо. Нет, мы с Ванькой не подеремся (надеюсь), но могу ляпнуть что-то очень лишнее и нарушить хрупкое психологическое равновесие своего брата.
— Ну ладно, — спокойнее, Сань, — представь, что кто-то из твоих знакомых или друзей, которого ты уже очень давно и хорошо знаешь, вдруг случайно оказался геем, — еще спокойнее. — Что, резко перестанешь общаться? Будешь избегать? Фыркать? Морду бить при встрече?
— Кто это, например? — вопросительно приподнимает бровь.
— Вадим хотя бы… — ляпаю первое, что пришло в голову.
— Не, малой, тебе точно сегодня досталось. У нас в спорте, слава Богу, таких нет.
Ага. Это ты так думаешь. Как и большинство других. Геи не живут в отдельных изолированных резервациях, и у них на лбу нет клейма, чтобы сразу можно было отличить по ориентационной принадлежности.
— Ну ладно, не Вадим. Кто-нибудь другой, но смысл тот же. Только из-за этого поменяешь к нему свое отношение?
— А чего это ты так завелся? — подозрительно.
— Просто считаю, что не стоит лезть в чужую жизнь.
— Ааа… — тянет задумчиво, — Сенька чего, гей? — доверительно интересуется.
Железобетонная логика. Проще подумать на моего друга, чем на меня. Ну да, куда ж мне к геям? С двумя серебренными, одной бронзовой медалью и кучей грамот по рукопашному бою. Таких, как я к геям не принимают. Надо красить ногти, воровать у мамы одежду и манерно растягивать слова.
— Вань, не вникай. Никто не гей. Все замечательно, — чуть ускоряю шаг, потому что к остановке как раз подходит наша маршрутка. Забираемся в нее и пока едем, не разговариваем. Не самое лучшее место продолжить нашу дискуссию.
Интересно, как бы он отреагировал, если б узнал, что его младший брат гей? Не, не интересно. Абсолютно. После сегодняшнего диалога не трудно догадаться. Когда возвращаемся домой, мама уже накрыла на стол, а на подносе красуется большой медовик. То, что нужно. Сладкое. Много сладкого. Не успеваю вымыть руки, как звонит Арсений. Хвастаюсь своей победой и приглашаю к нам вместе с Соней.
На протяжении ужина несколько раз ловлю пожирающе-подозрительные взгляды Ваньки, которые он то и дело бросает на Арсения. Незаметно закатываю глаза, качая головой. И смешно, и грустно одновременно.
— Саш, а ты разве не предупредил, что тебя сегодня не будет на испанском?
Кусок торта застревает в горле, царапая своей сладостью и размерами после вопроса мамы.
— Забыл, — вру и делаю большой глоток чая под внимательным взглядом Сени. Нашли тоже мне время и место. Хотя чего это я? Из всех собравшихся только я так болезненно реагирую на эту тему. Через несколько секунд вдруг мне становится интересно, чем вызван ее вопрос. — А что?
— Светочка звонила, — пожимает плечами мама, — интересовалась, почему пропустил и все ли с тобой в порядке. И будешь ли завтра.
Светочка? Ага, точно. Ей-то какая разница, если мы практически не пересекаемся за редким исключением и парой дежурных фраз?
— Саш, так не красиво. Нужно предупреждать, чтобы у людей была возможность планировать свое время.
— Да понял я. Просто вылетело из головы.
Неужели ты попросил позвонить? Боишься, что вскрою вены от неразделенной любви? Не мечтай. Вновь ядовитый сарказм, вызванный обидой. Только благодаря ему я еще продолжаю ходить на твои уроки.
— А чего это Ванька на меня сегодня так подозрительно косится весь вечер? — интересуется Арсений, когда мы после ужина валяемся на кровати в моей комнате, пока по нам прыгает Соня.
— Не обращай внимания, — вздыхаю. — Думает что ты… — закрываю Соньке на секунду уши, — …гей.
— Чего? — выражение лица у моего друга сейчас, будто ему сообщили о том, что он скоро станет отцом.
Не выдерживаю и смеюсь.
— Да это у моего брата, оказывается, пунктик.
— Ты признался ему?
— Нет, — пожимаю плечами, держа Софию, пока она ладошками делает из моей челки «пальмочку». — Не переживай, ты сразу об этом узнаешь. У меня будут выбиты зубы и переломаны конечности.
— Это он тебе сказал?
— Ну не по отношению ко мне лично, а вообще по отношению к данному вопросу.