- Спрашивай, - мрачновато разрешил он, глядя куда-то вверх, над головой Ракитина.

- Ночи темные. Мы их тоже не увидим. Не на звук же стрелять?

- Вот ты и слушай, что тебе говорят. Темно, так подсвети. Пошли впереди орудия солдата с осветительными ракетами. Он ракету пустит, сразу станет светло. Выбирай любой танк. Какой тебе больше понравится, по тому и бей. Подсвети и стреляй!

- Это смертник будет, - не выдержал Ракитин. Он представил себе залитое ярким светом поле, одинокую беспомощную фигуру солдата и танки.

- Смертник! Смертник! - взорвался капитан. Он вскочил. - А ты что хотел - без крови победить?! В бою без потерь не бывает. Один человек погибнет, а расчет уцелеет.

- Но я должен послать человека на смерть!

- А почему ты знаешь, что он погибнет?! Может он как раз жить останется!

Так они какое-то время стояли друг против друга: угрюмый с застывшим лицом Ракитин и тяжело дышащий капитан Крылов. Нарушил молчание капитан.

- Сутки вам стоять, - сказал он. - Потом сменят. На пополнение отойдем. На отдых. Так что радуйся. А то ты слишком по девкам соскучился, вид у тебя кислый.

Сказал бы сейчас Ракитин капитану Крылову все, что он о нем думает. И о девках тоже. И послал бы его вместе с этими девками "подсвечивать и стрелять". Но нельзя. Невозможно сказать такое капитану, когда он сидит у себя в штабе, да еще при карте. Там, у орудия, мог бы и сорваться. А здесь тормоза держали.

Единственное, что утешало Ракитина, так это назначение комбата. Пусть новый комбат все решает и сам разговаривает с капитаном.

* * *

Начальник штаба проводил Ракитина строгим взглядом, но особого удовольствия от того, что поставил сержанта на место, не получил. Было в Ракитине что-то независимое и непокорное. С этим и ушел. "Следовало с ним покруче, - решил капитан. - Хотя пехота, конечно, нужна. И послать ему солдата впереди орудия будет нелегко. Сжились они там".

Ему опять захотелось чихнуть. В отсутствии подчиненного он с удовольствием сделал это - аппетитно чихнул два раза. Намечался и третий, но ничего не получилось. И он пожалел об этом. Вспомнил, что ему вообще никогда не удавалось чихнуть три раза подряд. А другим удается. Почему так - непонятно. Но капитан Крылов не стал разбираться в этой проблеме, потому что взгляд его опять остановился на карте. А там ясно-ясненько можно было увидеть, что еще две огневые точки полка, как и ракитинская, вынесены далеко вперед.

Эти два орудия мы перебросим к мосту, - решил капитан. - Вот и встретят фрицев горяченьким... - Он нарисовал возле крестика, обозначавшего ракитинское орудие еще два, точно таких же. - Совсем другое дело.

Крылов полюбовался незамысловатым рисунком. Для него это были вовсе не крестики, а три орудия. Им и останавливать фрицевские танки.

Но любовался капитан недолго, потому что вспомнил: фрицы наверняка посадят на танки десант. И кранты тогда, всем трем расчетам. Прикрыть артиллеристов от десанта некому. А спросят с кого? С командира полка спросят, и с начальника штаба. И пойдет он опять в комбаты. А могут сорвать пару звездочек и бросить еще ниже. Там, наверху, все могут.

Если бы хоть взвод пехоты, - прикинул Крылов. - Они бы и прикрыли. Тогда устояли бы, это точно. Вообще, надо бы в артиллерийском полку роту пехоты иметь, - решил он. - Совсем другая тогда настала бы жизнь: ни на кого не надейся, ни у кого просить не надо. Все у тебя в руках. Соображай, рассчитывай и маневрируй. Это даже ежу понятно. И о чем там наверху, в штабах, думают? Стратеги, мать иху! Ни шага назад! Может получиться так, что некому будет назад шагать... Попросить, что ли, у командования корпуса? - подумал он. - Должен же там быть резерв. Вдруг дадут что-нибудь.

- Дадут, догонят и еще дадут! - сказал он вслух. - Только на неприятности нарвешься. А кому они нужны, лишние неприятности. Их и так хватает.

Звонить командованию корпуса не имело никакого смысла. Оттуда с самого начала предупредили, чтобы на их резервы не рассчитывали.

Капитан посмотрел на тлеющий окурок и безжалостно утопил его в консервной банке. Затем снял трубку и приказал телефонисту связать его со штабом корпуса.

* * *

Лихачев приставил ладони ко рту рупором и голосом вокзального диктора провозгласил:

- Граждане отдыхающие, вы можете получить совершенно новые снаряды, для их перетаскивания в штабель, у правого борта машины марки "Студебеккер". Просим вас подойти к машине. Для несознательных повторяю: граждане отдыхающие, вас ждут возле машины марки "Студебеккер". Просьба не толпиться, проявлять сознательность и дисциплину. Ящики со снарядами будут выдаваться только в порядке живой очереди. Но достанется каждому. В этом можете не сомневаться.

- Трепло, - сказал Ракитин. - Хоть бы минуту помолчал, - и пошел к "студебеккеру". Ракитину хотелось спать. Покемарить бы сейчас минут шестьсот... Но о таком можно было только мечтать. Не время было сейчас для этого. И лучшего способа прогнать сонливость, чем потаскать ящики со снарядами не придумаешь.

Граждане отдыхающие потянулись за командиром. И без сержанта разгрузили бы. Но раз ему хочется - пусть носит.

Ракитин взялся за корявые, шероховатые ручки, приподнял ящик и снова положил.

- Давай второй!

- Так ведь пятьдесят килограммов, - напомнил Лихачев. - Как раз норма для рядового и сержантского состава.

- Клади.

- Это я не просто так, с потолка, а по науке, - стал разъяснять Лихачев. - Если бы ученые рассчитали, что солдат может таскать на своем горбу по сто килограммов, так неужели ящики делали бы по пятьдесят?

- А что, - ухмыльнулся Опарин, - Лихачев дело говорит.

- Я всегда дело говорю. Только к моему мнению почему-то не всегда прислушиваются.

- Клади, трепло несчастное, - оборвал его Ракитин. У Ракитина еще и голова болела.

- Как прикажете, товарищ сержант, - не стал больше возражать Лихачев и принес еще один ящик. - Но я с себя ответственность снимаю.

- Клади на плечи, - повернулся Ракитин.

Лихачев положил ящик ему на плечи, поверху осторожно уложил второй. Сержант повел плечами, пристраивая груз поудобней и понес. Кажется, без особого труда.

- Давай и мне парочку, - сказал Опарин.

- При твоих возможностях, Опарин, можно взять три, - посоветовал Лихачев. - Я однажды видел штангиста, как раз твоей комплекции, так он таскал штангу в двести килограммов и его наградили золотой медалью. Если ты здесь, у нас, хорошо потренируешься, то после войны вполне можешь стать чемпионом.

Спорить с Лихачевым - дело дохлое. Опарин и не стал спорить. Просто сказал: "Клади два!" Достаточно твердо сказал. Лихачев понял, трепаться перестал и положил два.

Подошел Афонин.

- Бери, что ли, три ящика, - предложил Лихачев. - Есть возможность переплюнуть наших чудо-богатырей.

- Зачем их переплевывать? - поинтересовался Афонин.

- Чтобы по-ударному! Как Стаханов. Как Кривонос и Паша Ангелина.

- Если не торопиться, тут работы минут на десять, - прикинул Афонин. - Зачем постромки рвать?

- Действительно, особого смысла постромки рвать нет, - пришлось согласиться Лихачев. - Бери два. Тоже ударный темп.

- Зачем? - продолжал добиваться смысла в ударном перетаскивании ящиков Афонин.

- Как, зачем? А романтика трудовых будней?

- На кой она мне, - отказался от романтики трудовых будней Афонин. - Я и без нее обойдусь.

- Ну, Афонин! - развел руками Лихачев. - На тебя не угодишь. Скучный ты человек, Афонин. Ударником быть не хочешь, романтика трудовых будней тебя не интересует... Бери свой ящик и неси!

К Бакурскому Лихачев не приставал. Просто спросил:

- Вам, молодой человек сколько?

- К-клади... парочку, - не захотел отставать от товарищей Бакурский.

Куда было деваться Дрозду. Здесь никому не нужен был его хороший почерк. А ему сто лет не нужны были эти ящики со снарядами. Но пришлось таскать. По два.