- Говорят - больше нет.

- Ну, чмо! Ну, жлобы! Все чего-то выгадывают! На нашем горбу в рай ездить хотят!

- Снабженцы всегда химичили, - напомнил Лихачев. - Еще Суворов говорил, что работников снабжения, прослуживших год, можно расстреливать без суда и следствия.

Дрозд внимательно прислушивался к разговору. Частностей не улавливал, потому что не разбирался в них, но общий смысл понял. И еще понял, что кому-то надо пускать ракеты. Это его заинтересовало. "Уж лучше, чем снаряды таскать, - решил он. - Почему бы и не пойти? Пушечки им мои мешают. Пойду и докажу им, что не на такого нарвались".

Не мог Дрозд потом понять, почему его потянуло на подвиг. Опарину хотелось нос утереть? Да провались он, Опарин! Но это было потом. А сейчас он неожиданно для всех заявил:

- Дайте мне ракетницу и штук десять ракет. И никакие щели рыть не надо.

- Чего предлагаешь? - спросил Ракитин.

- Буду перебегать с места на место. Они не поймут, откуда я ракеты пускаю. Я быстро бегаю.

- Дура! - Опарин ничего дельного от Дрозда не ожидал, но и такой потрясающей глупости - тоже. - Дура ты Дрозд! Они тебя первой очередью срежут. Ты перед ними будешь, как дурацкая голая муха на столе.

- Если бы его кто-нибудь другой обозвал Дрозд, может быть, и промолчал. Но от Опарина он натерпелся и больше терпеть не хотел. Тем более, чересчур обидной показалась "дура". Опарин даже не дураком его обозвал, а унизительной для мужского достоинства "дурой".

- А ты клякса! - огрызнулся он и продолжил рваться к подвигу. - Молчи, если не понимаешь. Я ракету выпущу и сразу же перебегу на другое место. Когда темно станет, я опять ракету выпущу. А ты, Опарин, можешь сидеть в окопе и спокойно стрелять из пулемета.

Вот так он уел Опарина. Но Опарин ехидства в словах Дрозда не почувствовал и обдирать его не стал. Просто отмахнулся.

- Пустое дело, - не оценил предложение Дрозда и Ракитин.

- У меня такое впечатление, - вмешался Лихачев, - что обо мне совсем забыли. А ведь Афонин говорит, что три человека у орудия не управятся.

- Управимся, - Ракитин представил себе, как будут управляться у орудия три человека. - А что делать? Управимся.

- Поставьте меня четвертым.

Не имел Ракитин права ставить Лихачева к орудию. Водитель должен оставаться возле машины. Это один из нерушимых пунктов закона, по которому живут танкоистребители. Но с тремя номерами орудие потеряет одно из главных своих достоинств - скорострельность. Разобьют орудие - кому тогда нужен будет Лихачев со своей машиной.

"Придется взять парня, - решил Ракитин. - Отобьемся - сядет за баранку. И никому никакого дела. А если не устоим, какой тогда с нас спрос".

- Хорошо, - сказал он. - Будешь четвертым. Но за машину отвечаешь головой.

Четвертый номер танки не подбивает, он снаряды подает. Но если снаряд вовремя не подать, то и танк подбить невозможно. От четвертого тоже многое зависит.

- Есть четвертым номером! - Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья. При определенных, конечно, обстоятельствах.

- С ракетами я пойду, - предложил Афонин.

- С пулеметом... я... - вызвался Бакурский.

Бакурский боялся идти в степь. И еще больше боялся, что кто-нибудь заметит это. Он понимал: там смерть. Но что он мог сделать. Другие вызвались идти, даже Дрозд.

- Ну, народ! - Опарин сердито посмотрел на товарищей. - На все пойдут, лишь бы снаряды не таскать. Конечно, с пулеметом посидеть - одно удовольствие. Или с ракетницей. А у орудия надо клячить до седьмого пота. И кто всегда клячит? Опарин. Я что, у бога теленка съел?! Нет, командир, я не согласный. Могу с пулеметом, могу с ракетницей, как хочешь. Пусть на этот раз снаряды таскают другие.

Как будто Опарин хотел туда идти. Понимал, что если у орудия будет несладко, то в степи, с этим задрипанным пулеметом или ракетницей, не будет никакой надежды выбраться. Разве только чудо. Но кому-то надо идти. За чужие спины Опарин прятаться не собирался. А там, глядишь, может, и повезет. Не повезет - значит, судьба такая. И нечего хлюпать.

- Все согласны, - подвел итог Афонин. - Лихачев не в счет. И ты, сержант, не в счет. Тебе стрелять. Остальные все согласны. Принимай решение, командир.

До Дрозда только сейчас дошло, куда он напросился. И, затаив дыхание, он ждал, что скажет Ракитин. Он, конечно, может пойти. Он сам вызвался. Первым, между прочим. Они все молчали, а он вызвался. Все слышали. Но надо сначала научиться всему этому. Он из ракетницы стрелять не умеет. В руках ее ни разу не держал. Будет там, как дурацкая муха на столе. Он готов пойти, если это надо. Но в интересах дела должен пойти кто-то другой. Они все опытные. А ему завтра надо возвращаться в штаб полка. Капитан Крылов приказал, чтобы завтра к вечеру вернулся. Ракитин даже не имеет права его посылать. В следующий раз он непременно пойдет. Подучится немного, спросит разрешения в штабе и пойдет...

* * *

Принимай решение, командир! Как будто это так просто сделать - принять решение. Одного человека послать или двух? Как лучше? А лучше так, чтобы орудие сохранило свою скорострельность. Значит, одного. Но степь надо осветить. И чтобы наверняка, чтобы никаких случайностей. Значит, двух. Попробуй, разберись. Кто знает, как все обернется.

Кого посылать? Вызвались все. Понятно. Другого Ракитин не ожидал. Кого послать? Ракитин еще в дороге, когда ехал из штаба, только об этом и думал...

Приехал бы сюда капитан Крылов и выбрал. И сказал бы: "Идите на верную смерть. Но так надо!" Только не приедет сюда капитан Крылов. Может быть, еще что-нибудь изменится? Пехоту где-нибудь наскребут... Тут такое дело, что надо бы наскрести... А может фрицы передумают. Ночью гнать танки?! Дурь вообще-то несусветная... День длинный - всякое может случиться. Никто не заставляет немедленно все решить.

- Потом решим, - сказал он. - До вечера далеко и до фрицев далеко. Пока делами займемся. Первое - надо Лихачева и Дрозда подучить, чтобы умели снаряды подавать. Опарин, два часа тебе для этого. Чтобы мухой туда и обратно. Чтобы с закрытыми глазами могли.

Дрозд понял, что теперь его еще станут учить как надо снаряды подавать. И кто станет учить? Опарин. Они здесь самые умные, из всего науку делают. Всему учат. Они все умеют, а другие ничего. Не умеют даже снаряды подавать. Расскажи кому-нибудь - не поверит. Посадить бы Опарина за стол и пусть бы он хоть десяток аттестатов на офицерский состав заполнил. Или список личного состава на обеспечение довольствием составил... Тогда и видно стало бы, кто из них - кто.

- Двух часов мало, - решил Опарин.

- Меньше сидеть, больше тренироваться. Выхода у нас другого нет. Надо чтобы все быстро и без химии.

- Постараемся, командир.

Опарин глянул на Лихачева, потом внимательно, как ездовой, осматривающий свою лошадку, перед тем, как поставить ее в оглобли, оглядел Дрозда.

- Не вижу радости, - отметил он. - Наступает важный момент в вашей биографии. Я сейчас из вас артиллеристов делать стану. Так сказать - открываю дорогу в светлое будущее. А вы должны оправдать доверие командира и мои усилия. И проявить старание. Ну как? Постараемся!?

- Постараемся, - охотно, но совершенно не по-уставному доверительно сообщил Лихачев.

А Дрозд, куда ему было деваться, кивнул, подтвердил, что станет стараться.

- Не понял! - сердито сообщил Опарин.

- Постараемся! - прокричал Лихачев. Искренне. И заулыбался. А как же, сбывалась его мечта, встать к орудию. Пусть хоть, пока, и снаряды подавать. А там, от станины, до прицела, расстояние небольшое.

- Постараемся! - проорал и Дрозд. Особой радости в его оре не чувствовалось.

- Щели надо копать, - продолжил Ракитин. - Афонин и Бакурский. Афонин - старший. Два часа вам на все. Придется попотеть. И чтобы без халтуры. Проверю.

И пожал плечами. Потому что Афонин халтуры не признавал. И проверять не имело смысла.