Приходилось продолжать разговор. И тут выручила общая эрудиция свойственная профессорам и другим научным работникам высокого ранга: он вспомнил, что согласно горским обычаям следует поинтересоваться благополучием и здоровьем семьи чабана. И поинтересовался.

Чабан поблагодарил и достаточно уверенно заявил, что все члены его семьи здоровы и близкие родственники тоже. Вот только дядя Хамид упал с дерева и сломал ногу: теперь на костылях прыгает. А двоюродный брат, тоже Хамид, совсем неразумный мальчишка, купался в холодной воде и заболел ангиной. Сейчас уже наверно выздоровел. Вероятно, чабан поддерживал с близкими родственниками постоянные, тесные контакты и знал о них все.

О дальних родственниках профессор спрашивать не стал, но спросил, как у чабана перезимовал его личный скот? Он вспомнил, что интересоваться здоровьем скота тоже входило в джентльменский набор горских обычаев.

Чабан и здесь успокоил его: овцы, мол, перезимовали хорошо и все здоровы. Корова тоже здорова. А что касается домашней птицы, то о ней чабан ничего не сказал, потому что не должен мужчина даже думать о такой мелочи. Возиться с птицей - дело женское.

На этих двух вопросах профессор полностью исчерпал свои знания горских обычаев. Он, конечно, знал еще и про тосты, которые на Кавказе длинные и очень интересные, помнил несколько кавказских анекдотов, но ни те, ни другие сейчас явно не подходили. Тогда профессор решил, что вступление к деловому разговору было вполне достаточным, содержательным и соответствующим горским обычаям. Так что можно было переходить к барану.

Чабану эта тема, видно, основательно поднадоела. Но теперь, в качестве гостя, он уже не мог отмахнуться, отмолчаться или просто отказать. Надо было объяснить свое поведение. Этого, очевидно, тоже требовал горский обычай.

-- Не могу продать, уважаемый. Чужие бараны, - объяснил он. - Сколько мне дали пасти, столько вернуть должен.

-- Чьи же у тебя бараны? - Как будто профессор не знал, что у чабана не может быть собственной отары ( были когда-то у людей и собственные отары, но с этим, в свое время, благополучно покончили), что отара может принадлежать только трудовому коллективу.

-- Колхозные, -- как и следовало ожидать сообщил чабан.

-- Так у тебя ведь дома свои барашки есть. Одного из отары продай, вместо него потом своего поставишь: они все похожи, никто не разберет, - легко нашел выход профессор.

-- Дом далеко.

-- У нас машина. На машине поехать можем.

-- На машине тоже далеко. Кавказ знаешь, да?

-- Знаю.

-- Дагестан знаешь?

-- Знаю. Очень интересное место.

Профессор никогда не бывал в Дагестане, но прекрасно, со всеми подробностями, знал о раскопках, которые там вели его коллеги по ремеслу. Очень интересные результаты давали там раскопки.

-- Там живу.

-- Если там живешь, почему здесь отару пасешь? Почему дома не пасешь?

-- Деньги зарабатываем. На лето приезжаем работать. Зимой дома живем.

-- Дома надо работать. Дома лучше, - по-доброму посоветовал обогащенный жизненным опытом профессор.

-- Дома работы нет. Земли мало, всем работы не хватает. Мужчины уходят сюда, в Калмыкию, баранов пасти, деньги зарабатывать. Все лето пасем. В другие места тоже уходят.

-- Сам каждый день дома барашков кушаешь, а нам одного барашка продать не хочешь, - профессора нисколько не смущало, что он уговаривал продать колхозного барана. Он ведь тоже не для себя лично старался, для людей старался, для экспедиции.

Чабан сорвал сухой стебель травы, прикусил его зубами, пожевал...

-- Мясо редко кушаем, только в праздник, - неохотно признался он. - У нас в селе все так живут.

-- Зачем так говоришь! - профессор пользовался кавказской манерой говорить больше чем сам горец. - На Кавказе люди богато живут. У нас, в Саратове, кавказцы на базаре фруктами торгуют. Лавровым листом тоже торгуют. Цены, знаешь, какие!? Очень много зарабатывают. Деньги целыми мешками увозят. Они машины покупают, каждый день барашка кушают, дорогой коньяк пьют. Богатые люди.

-- Такие есть. Есть такие, есть другие. Не все одинаково живут, - выдал чабан профессору одно из основных положений социальной структуры общества. - Я нормально живу, хорошо живу, все что надо - есть.

-- Семья у тебя большая? - Уже по-настоящему заинтересовался профессор.

-- Нет, не большая. Три мальчика есть, три девочки. Жена.

-- На то, что здесь зарабатываешь и живешь?

-- На то, что здесь зарабатываем, весь год жить нельзя. Дома корова есть, пять овечек, земли немножко. Кукурузу сеем: один чек на еду, один чек на корм скотине, один чек продаем. Немножко денег имеем.

-- Мандарины надо выращивать, - посоветовал профессор. - Большие оранжевые мандарины. Их все покупают, детям очень полезно кушать. Будешь мандарины продавать - сразу много денег заработаешь. Лавровый лист еще надо выращивать. Пустяк, вроде, никто его не ест, а необходим при приготовлении пищи и стоит он везде дорого. Тоже много денег можно заработать.

-- Не растут у нас мандарины. Высоко живем. Горы кругом. В горах холодно. И лавровые деревья не растут. - Чабан говорил ровно, спокойно, но если бы профессор повнимательней прислушался, он бы понял, что несколько поднадоел уже со своими советами.

-- Вот и продай барана. Ну что такое один баран при такой большой отаре. Пустяк, пылинка. Ты его и продай. У тебя тогда дополнительные деньги будут. Хорошо заплачу.

-- Нельзя, уважаемый - стоял на своем чабан. - Чужой баран. Своего барана продал бы.

-- Скажи что сдох. Такое ведь вполне может произойти с бараном. Сдох и все.

-- Так не издох же, - чабан даже не понял, на что толкал его ученый человек.

-- А мне людей кормить надо, - пожаловался профессор. - Студенты, сам видел, все молодые, здоровые и все время есть хотят. Работа у них, тяжелая, весь день копают. Их хорошо кормить надо, а мяса нет.

Чабан посочувствовал профессору.

-- Я их овощами кормлю, - продолжал жаловаться тот. - Помидорами кормлю, огурцами, макаронами, кашей - это же все гарнир. При такой работе им мясо надо кушать, барана надо кушать.

Вскипел чайник, и чтобы ни у кого не оставалось в этом сомнений тут же брызну из носика в костер струйку зашипевшего на раскаленных углях кипятка. Галя сняла чайник с огня, приготовила заварку.

-- Налить? - спросила она.

-- Наливайте, - разрешил профессор. За чаем, считал он, разговор должен пойти гораздо легче. За чаем, он все-таки собирался уговорить чабана.

Галя налила почти по четверть кружки заварки. И сразу же над брезентом повис аромат душистого чая. Не такого, который подают в столовой, а настоящего, неразбавленного чая высшего сорта, не то индийского, не то цейлонского. Не просто вода с заваркой, а напиток!

-- Хорош! - профессор от удовольствия даже глаза прищурил. - Хорош! Такой чай каждый день пить - сто лет жить будешь, и еще захочется.

-- Хороший чай, - согласился чабан. - Такой чай трудно сейчас достать. В магазинах нет.

-- Подарю тебе пачку этого чая, - с человеком, понимающим вкус чая, профессор посчитал необходимым поделиться. Делал он это чистосердечно и совершенно бескорыстно, без расчета смягчить сердце чабана. - У нас есть. Пей и получай удовольствие.

-- Спасибо. Домой в горы отвезу. Дома твой чай пить будем, тебя вспоминать будем.

Каждый насыпал себе сахара по вкусу и стали пить, полностью отдаваясь этому серьезному делу. Профессор на время и о баране забыл. Любил он попить чаю в степи, в горячий летний день. Это вам не ресторан и не профессорское застолье, где чай предлагают в маленьких фарфоровых чашечках - полутеплый, жиденький. Считают что горячий и густозавареный вреден для здоровья. Да и те небольшие чашечки налиты всего на три четверти: так по этикету положено. А уж о том, чтобы выплеснуть остатки на пол, об этом и подумать страшно... Здесь же емкая почти полулитровая кружка, чай горячий и крепкий, и брезент вместо стола, и одет, как хочешь, и сидишь, как хочешь, и крякнуть от удовольствия можно во весь голос. А если остыл у тебя в кружке чай, можно не глядя выплеснуть его в сторону, и тут же налить себе свежий. Никто этому не удивится, никто не осудит. Здесь степь - здесь все можно. В такой обстановке, да такой чай, и не захочешь, а пить станешь.