Я резко проснулась как от толчка, ощущая почти панику.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать её причины. Мне снилось, что он уехал, что он опять оставил меня одну - ещё до того, как я увиделась с ним.
Я лежала, свернувшись полумесяцем на мягком сиденье возле окна без стекла. Впервые открыв глаза, я уставилась в деревянный потолок, поддерживаемый толстыми балками. Дневник Галейта лежал у моей руки там, где я выронила его, когда мои пальцы разжались во сне.
Я гадала, как долго я тут лежала.
Мартышки пронзительно пищали на ветвях деревьев, которые провисали и качались под их весом. Тем временем, видящие шутливо боролись на дворе из камня и травы, который находился на несколько футов ниже моего окна.
Я видела там своего приёмного брата Джона, неловко стоявшего в толпе видящих и наблюдавшего за их борьбой. Его глаза смотрели серьёзно, следя за их движениями. В Сан-Франциско он дошёл до четвертой степени чёрного пояса в Чой Ли Фут, но я знала, что здесь он чувствовал себя неумехой. Даже если не принимать в расчёт его руку, боевые искусства видящих подразумевали много работы с возможностями света, которые Джон просто не мог реализовать. Однако я узнавала выражение его лица, пока он наблюдал за их вознёй; он хотел находиться в самой гуще.
- Да, - произнёс голос позади меня. Тихий щелкающий звук пронзил тишину - такой низкий, что походил на мурлыканье. - Теперь все хорошо. Мне нужно тренироваться...
Голос зазвучал ещё ниже, и я уже не могла различить слова.
Я задержала дыхание.
Я узнала его низкий голос. Наверное, я узнала бы его даже без немецкого акцента.
Его звучание повлияло на меня сильнее, чем я ожидала, но он обращался не ко мне. На самом деле, мы пока что не перебросились ни единым словом.
Тем утром Касс вновь встретила меня на вертолётной площадке.
Мы с ней отправились на рынок Сиртауна, бродили по лабиринту палаток, где люди и видящие торговали одеялами, одеждой, молитвенными чётками, переносными механическими молитвенными колёсами и тибетскими момо - пельмешками с начинкой, к которым я быстро пристрастилась. Касс купила платок и пару серёжек. Они с Джоном здесь неплохо устроились в плане денег. Оба работали по несколько часов в день, преподавая видящим английский.
К тому времени, когда я вернулась в лагерь, большинство видящих закончили свои утренние ритуалы из чая, медитации и общения в обширных садах за комплексом.
Джон отказался встречать меня на платформе, убеждённый, что у меня развились суицидальные наклонности, раз у меня появилась внезапная необходимость находиться на передовой «каждый чёртов день», как он выразился. Думаю, на самом деле Джон злился потому, что ожидал, что все это прекратится, как только Ревик вернётся.
А он вернулся накануне ночью.
Признаюсь, Ревик отчасти являлся причиной, по которой я решила поехать тем утром.
На время полёта его накачали наркотиками, что стандартно для целей безопасности перевозки, но он не проснулся в то время, когда они ожидали. Они рассчитывали такие вещи вплоть до минуты, особенно когда речь шла о разведчиках, но мне уже сказали, что у Ревика имелась противоположная склонность - то есть, он с большей вероятностью просыпался от дозы раньше, а не позже.
Более того, им пришлось подбирать для него индивидуальные дозировки, чтобы он вообще уснул.
Я беспокоилась, что они дали ему слишком много, но ухаживающие за ним видящие сказали, что это не так. Они объяснили, что на последнем этапе полёта он перенёс какой-то «удар» - в смысле, другой видящий или видящие засекли его в Барьере.
Кто бы это ни был, они осушили его свет почти до опасного уровня.
Когда я вернулась, он все ещё не проснулся, и я забеспокоилась ещё сильнее.
Мне сказали, что с ним все хорошо.
Его показатели стабилизировались, и он вновь нормально восполнял свой свет. Я попыталась лежать рядом с ним, думая, что смогу ускорить этот процесс, но с болью разделения я продержалась примерно десять минут и опять вернулась на сиденье у окна.
Я все равно провела там большую часть ночи, уложив голову на подушку и глядя в окно. Я ждала, когда он проснётся, и твердила себе, что не беспокоюсь.
Должно быть, я сама заснула.
Теперь у Ревика появилась компания. Должно быть, Вэш пришёл, пока я дремала.
Слушая тон их голосов, я поймала себя на сожалении, что не поспала в другом месте. Однако я не хотела прерывать и уж тем более уходить.
Голос пожилого видящего зазвучал разборчивее.
- ...Я так сожалею, сын мой.
Я слышала, как он говорит что-то ещё, но потеряла его слова в эмоциях, которые ощущала вокруг них.
Ревик ответил ему, но на незнакомом мне языке.
Вэш подвинулся на кровати, заставив пружины скрипнуть.
- То, что они сказали мне - правда? Теперь ты помнишь больше?
Я сглотнула, ещё сильнее жалея, что не легла спать в другой комнате.
Я не хотела подслушивать ничего из того, что он сам не готов мне рассказать, но сложно было не прислушаться к его ответу. Ревик утратил большую часть воспоминаний, когда ушёл из Шулеров. Теперь, читая дневники Галейта, я имела более ясное представление, какими были для него эти годы.
Я также все чаще задавалась вопросом, была ли потеря памяти таким уж плохим явлением.
В той жизни он был женат. На другой, имею в виду.
Однако в их случае это в большей степени являлось «настоящим» браком. Благодаря Галейту, я даже уловила кусочек их свадебной церемонии из Барьера, и Ревик выглядел чертовски привлекательно в смокинге. Судя по тому, каким счастливым он выглядел в тот один момент, кажется, идея брака его вполне устраивала.
Иными словами, его брак с Элизой не сводился к ночи, когда два почти-незнакомца слишком глубоко вплелись в свет друг друга и нечаянно дали начало энергетической связи, которая образовывала первую стадию брака видящих.
И скорее всего, за его браком с Элизой не следовали несколько недель злости, недопонимания, дружбы, отсутствия секса, просьбы о разводе, и наконец, супружеской неверности.
Нет, все это - его брак со мной.
Через окно я наблюдала, как видящие продолжают драться, а их земляной круг превращается в утоптанные влажные участки, а затем и в грязь. Кажется, они не замечали этого, сходясь друг с другом, борясь, выполняя захваты, меняя позиции и снова сходясь в драке. По их рядам прокатились смешки, когда более маленький противник подставил другому подножку, отчего тот приземлился на спину.
Я старалась не слышать эмоции, окутывавшие слова Вэша.
- Мне не стоило тебя отпускать. Ты был так решительно настроен, что это обязательно должен сделать ты.
Ревик ответил слишком тихо, чтобы я разобрала слова.
Он лежал, закутавшись в шкуры и приподнявшись на подушках. Ощущая проблески его света, я вновь осознала, как долго я его не видела, и как мало времени мы провели вместе до этого. В лондонском аэропорту Гатвик, сразу после того, как все устаканилось, у нас было всего около десяти минут, чтобы попрощаться перед тем, как его забрали разведчики.
Это время в основном ушло на поцелуи.
Однако он попросил меня дождаться его. Это единственный раз, когда он хоть что-то сказал мне о наших отношениях.
Я добралась в Индию на самолёте и поезде, проехав через Восточную Европу.
Ревик, напротив, проделал большую часть пути на грузовом корабле, отправившись до мыса Доброй Надежды на самой южной точке Африки и вверх по Суэцкому каналу, пока его не доставили по суше в Каир.
Это заняло четыре месяца. Они пообещали мне, что пройдёт не больше трёх. Я поймала себя на том, что вспоминаю выражение его лица, когда они уводили его прочь.
Я все ещё смотрела на борющихся видящих, не замечая их на самом деле...
... когда дверь позади меня тихо закрылась.
Я перестала дышать, но на протяжении долгого мгновения ничего не происходило.
Я гадала, не ждёт ли он меня. Я мысленно приготовилась, пытаясь решить, стоит ли мне заговорить.
- Элли? - его акцент стал заметнее.
Я сделала вдох. Мне хотелось кое-что сказать ему - при условии, что он вообще хочет об этом говорить. Я вполне уверена, что этот разговор должен произойти.
Я также знала, что все, что он может сказать в следующие несколько минут, запросто способно полностью выбить меня из колеи. Я держала свой aleimi плотно обёрнутым вокруг моего физического тела, когда соскользнула с сиденья у окна, позволив босым ногам коснуться пола.