Лесли Коуп Корнфорд (1867–1927), британский журналист и писатель
Роберт Луис Стивенсон представлял тип аристократа – небрежного аристократа – в литературе. … Эволюция Стивенсона как писателя, согласно общему правилу, сделала его страстно озабоченным изучением формы, в отличие – насколько их можно разграничить – от содержания. Он родился с единственным, властным желанием создавать что-нибудь с помощью слов. Что это что-нибудь должно содержать, было делом второстепенным; и действительно, когда этот разносторонний сочинитель пришел к завершению своей жизни, он оставил образцы почти всех жанров, известных в изящной словесности. Но сначала поиски формы поглощали его энергию; и направления этих поисков очень для него характерны. Его выбор моделей и методов работы – среди основных иллюстраций современной критики.
Эмми Крус (1870 – дата смерти неизвестна), автор книги о Стивенсоне
Еще не пришло время, чтобы оценить влияние Роберта Луиса Стивенсона на английскую литературу или отвести ему определенное место в ряду английских писателей. Все, что возможно сделать сейчас, – это указать некоторые из тех качеств, которые обосновывают его право на место среди бессмертных; окончательный приговор должны вынести следующие поколения.
… Замечательная черта письма Стивенсона – его характерный и законченный стиль. Писатель рассказал нам, сколько труда понадобилось, чтобы достичь такого стиля, но даже в ранних работах он представляет собой такое совершенное орудие, используемое с такой восхитительной легкостью, что несмотря на признание автора мы склонны верить, будто это прирожденный художник, счастливец, унаследовавший весь опыт и мастерство, которые накопили его предшественники, и прибавивший к этому собственное эффектное природное обаяние.
Лион Фейхтвангер (1884–1959), немецкий писатель
Когда теперь, через тридцать лет после его смерти, произведения этого великого мастера-повествователя впервые опубликованы в собрании сочинений на немецком языке, то прежде всего испытываешь страх – вдруг его рассказы, которые при своем появлении были новаторскими и революционными, покажутся сегодня избитыми и устаревшими. Стивенсону бесчисленное множество раз подражали, техника приключенческого и детективного романа стала намного более смелой и тонкой, нас приучили к куда более острым приправам. Кроме того, часто те произведения, которые при своем появлении быстро завоевывали популярность, оказывались недолговечными. И все же чем больше читаешь книги Стивенсона, тем радостнее сознавать, что первое впечатление не было ошибочным. Влияние Стивенсона вполне закономерно, и он выдержал испытание временем. …
Круг его тем богат и разнообразен, как сама его жизнь. Этот художник, родившийся в Шотландии в семье инженера, заболев туберкулезом, был вынужден скитаться по разным морям и странам и в возрасте всего сорока четырех лет, горько оплакиваемый всеми, скончался на маленьком тихоокеанском острове. За свою недолгую жизнь он написал мрачный шотландский роман-балладу, детективные рассказы из жизни современного Парижа, фантастическую повесть о человеке, который нашел средство расщепить свое «я», весьма реалистические сказки южных морей, большой исторический роман, ряд рассказов о путешествиях, критические статьи и многое другое.
Стивенсон не написал ни одной скучной страницы, но совершенно очевидно, что он никогда не отбирал материал для своих произведений лишь ради занимательности. Он обладал той зоркостью взгляда, той мудростью рук и той прямотой сердца, которые поднимают любой материал над сферой только интересного, сенсационного. … Он, естественно, избегает давать оценку ситуациям и героям своих произведений; но в приключенческих повестях он обнаруживает острое чутье к скромному непоказному мужеству и порядочности без ханжества. Это книги настоящего человека. Стивенсон обладал чувством меры, он был наделен юмором и верным пониманием того, что поучительно и жизненно. … От книг Стивенсона веет необычайно свежим, крепким ароматом, в его духовном климате легко дышится.
Он смотрит на людей ясными, добрыми глазами и видит их в истинных пропорциях. Не сразу начинаешь понимать, почему в этих книгах тебе вдруг придется по душе явный негодяй, а вот хорошего парня, у которого налицо все достоинства, ты посылаешь ко всем чертям. Лишь потом становится ясной точка зрения автора. Дело не в поступках человека и лишь в малой мере – в масштабах его личности. Все дело в том, чтобы масштаб личности и поступки не противоречили друг другу. С такой справедливой мерой незаметно, но упорно, подходит автор к своим персонажам, причем делает это не без юмора, и от этой нравственной оценки его героям никуда не деться. Это не литературный, а житейский взгляд на вещи, который очень быстро усваиваешь. …
Материал, из которого лепит художник Р.-Л. Стивенсон, – это живая плоть. В его произведениях все раз и навсегда воплотилось в образы. В книгах Стивенсона мы не только видим вот это море и вот это небо: мы пробуем на вкус, ощущаем запах людей и вещей, они реально существуют, они рядом. … Даже в переводе бесшабашная, полнокровная картинность его письма действует столь сильно, что уже сейчас, спустя всего несколько месяцев после опубликования издательством Бухенау и Райхерт в Мюнхене полного собрания сочинений Стивенсона на немецком языке, можно обнаружить влияние манеры Стивенсона на целый ряд его молодых последователей в нашей стране. Эта лишенная всякой патетичности картинность, эта классичность в изображении романтического, эта естественная, умная достоверность, это словно само собой разумеющееся отсутствие всякой напыщенности и чопорности – лучшее доказательство прямоты и внутренней разумности содержания, идеи, вещи, человека. В этой атмосфере не могут произрасти уродство, глупость, непристойность. Дышите же воздухом его произведений, читайте Стивенсона!
Бертольд Брехт (1898–1956), немецкий драматург; в статье «Глоссы о Стивенсоне», 1925 г.
Из произведений Стивенсона ясно, что кинематографический принцип видения существовал на этом континенте еще до кино. Разумеется, это не единственная причина, по которой смешно утверждать, будто через кино техника внесла в литературу новое видение. Что касается языка, то европейская литература давно отражает новые принципы видения. Рембо, скажем, уже вполне кинематографичен. Но у Стивенсона кинематографичны целые эпизоды.
Нина Яковлевна Дьяконова (1915), российский литературовед
В течение 1878 года он пишет циклы рассказов «Клуб самоубийц» (“The suicide club”) и «Брильянт раджи» (“The Rajah’s diamond”). Они были опубликованы в 1878 году под названием «Позднейшие арабские ночи» (“Latter day Arabian nights”). Впоследствии они составили первый из двух томов издания, названного «Новые арабские ночи» (“New Arabian nights”, 1882).
За невероятными поворотами сюжета, за гротескно-неправдоподобными приключениями бесхитростных, наивных и не готовых к жизни молодых людей, то избегающих соблазна, то поддающихся ему, за насмешливо подчеркнутой ассоциацией между принцем Флоризелем из полусказочной Богемии и легендарным героем «Тысячи и одной ночи» Гарун-аль-Рашидом угадываются излюбленные идеи Стивенсона о мужестве и твердости в испытаниях, об умении и желании служить ближнему и в то же время о проклятии, которое навлекают на людей алчность, расчетливость, трусость. …
Самый замысел современной «Тысячи и одной ночи» пародирует знаменитые арабские сказки, а вместе с ними и восточные мотивы в английской романтической литературе. В роли всемогущего халифа выступает принц, которому суждено завершить свою царственную карьеру владельцем табачной лавчонки. Таково, по ироническому замыслу Стивенсона, соотношение поэтического творения древности и искусства XIX века, в котором оно может быть только объектом пародии.