Я изначально купил этот дом, планируя вести тихую, мирную, затворническую жизнь. Хотя этот план уже давно стал смехотворным, но фактом остаётся то, что я хочу иметь возможность жить здесь. Я не хочу попасть в жернова какого-нибудь отвратительного скандала из местных слухов. Я, и тем более эта группа людей, притягивающихся ко мне, не совсем местные здесь. Мы пересадили себя в чужой сад, и, полагаю, важно быть дружелюбными, уважительными и немного настороже, чтобы сохранять длительную гармонию.

С другой стороны, я не стану хуже спать от всех этих подарков, репутаций и тому подобного. Всё заботится о себе само, а если нет, то об этом позаботится Сонайа.

Так что теперь они приносят в основном книги и срезанные цветы, но раньше приносили всё, что заблагорассудится: статуэтки индуистских божеств, малахитовые яйца, комнатные растения, диски, украшения, наборы таро, художественные обои, свечи, благовония, футболки, еду, вино, золотых рыбок, барабаны, зонтики, ветряные колокольчики, видео, сладости, что ещё – придумайте сами. Всё это люди подносили мне или дому. Конечно же, мы не могли найти применения большинству из этих вещей. Не могли же мы каждую вещь выставить напоказ, иначе дом был бы похож на ньюэйджевский магазин безделушек. Мы не смогли бы ни съесть всю еду, ни найти место для всех растений, ни носить все бусы, поэтому, полагаю, Сонайа решила проблему, поставив всех в известность, что книги и цветы будут наилучшим подарком для тех, кто чувствует необходимость подарить что-то. Но это лишь частичное решение, потому что теперь нам приносят по дюжине копий каждой книги. Если бы я был практичным, я открыл бы маленький книжно-цветочный киоск на переднем дворе и продавал бы им обратно всё, с чем они приходят.

Интересно, сколько копий этой книги я получу в подарок. (Шутка, ребята. Не надо.)

Срезанные цветы хороши, особенно зимой, когда наши собственные сады лежат в тишине. Практически в каждой комнате в доме всегда стоят цветы, и это дополнительное измерение в жизни дома, за что я постоянно благодарен. Срезанные цветы предпочтительнее растений в горшках, потому что их можно выбросить через неделю. Если бы каждый приносил по растению, через пару месяцев нужно было бы заводить специальную прислугу по уходу за ними.

Сейчас я ищу один отрывок, и, кажется, я смогу найти его в одной из верхних библиотек. Я поклонник трансперсональной психологии вообще и доктора Станислава Грофа в частности. Я поискал в моей книжной коллекции Грофа, и скоро нашёл часть, описывающую мистический опыт, о котором я думал:

"Это экстатическое состояние, характеризующееся потерей границ между субъектом и объективным миром, с последующим ощущением единства с другими людьми, природой, всей вселенной и Богом. В большинстве случаев этот опыт бессодержателен и сопровождается видением сияющего белого или золотого света, радужного спектра или сложных рисунков, напоминающих перья петуха. Тем не менее, это можно соотнести с видениями архетипических метафорических божеств или божественных персонажей из различных культурных традиций. Субъекты, подвергшиеся воздействию ЛСД по разному описывают это состояние, основываясь на своём образовании и интеллектуальной ориентации. Они говорят о космическом единстве, unio mystica , бесконечной тайне, космическом сознании, единстве с Богом, единстве атмана с брахманом, самадхи, сатори, мокша, или гармонии сфер".

Это самое лучшее описание переживания, которое я когда-либо слышал. Я сел в своё уютное большое кресло в комнате с телевизором, и продолжил чтение.

У меня нет личного интереса устанавливать разницу между мистицизмом и просветлением. Я точно знаю, чем является первый, и имею более чем адекватное личное знакомство со вторым. Проблема – обычная для меня – в том, как выразить это. Если бы я не был должен преподавать это, я бы не стал тратить время и усилия на изучение. Это уже было в моей жизни. Я проводил тысячи часов, зарывшись носом во всевозможные духовные, ньюэйджевские, метафизические и эзотерические книги, книги по религии и западной философии, используя книжное знание, чтобы подпитать неутолимое внутреннее пламя. Я был одержим этим, так как того требовал мой путь, но теперь всё позади, мой ленивый интерес к этому предмету происходит из необходимости рассказать об этом другим. Должен заметить, однако, что это приносит мне личное удовольствие. Я люблю поболтать с умом, который может сжато выразить сложные противоречия. А это большая редкость.

Самадхи, описываемое Грофом, является, конечно, самым прекрасным и глубоким опытом, который человеческое существо может надеяться пережить, но оно имеет лишь поверхностное значение в контексте духовного пробуждения. Причина, по которой я бы хотел получше ухватить эти два предмета, состоит в том, как я уже говорил, чтобы иметь лучшую возможность корректировать стремление тех, кто на своём "духовном пути" преследует одну цель, называя её другой. Все хотят сияния, блаженства, единства с божественностью, и, похоже, что все верят, что это и называется духовным просветлением, когда ты погрузил себя в божественность столько раз, что это навсегда повысило твой духовный оттенок.

В 1975 году в журнале "Нью-Йорк Таймс" вышла статья под названием "Мы – нация мистиков?", которая ссылалась на исследование жителей Америки, где сорок процентов респондентов утверждали, что имели опыт в разные периоды жизни, когда они чувствовали себя "очень близко к мощной духовной силе, которая подняла их из себя". В заключение в статье говорилось, что "такие сильные, ошеломляющие, непередаваемые переживания широко распространены, почти обычны, в американском обществе в настоящие дни".

Это определённо совпадает с моими наблюдениями на этот счёт. Уж если на то пошло, меня удивляет столь низкий процент. Но даже если только сорок процентов американцев могут сказать, что имели мистическое переживание, насколько действительно постоянными можно назвать его трансформационные эффекты? Либо мы, скорее всего, не нация мистиков, либо трансформация, приписываемая встрече с божественным и/или трансценденцией эго, делает из человека мистика лишь в очень незначительной степени, особенно принимая во внимание то, что влияние переживания со временем ослабевает.

На мой взгляд, переживание единства похоже на самую прекрасную музыкальную пьесу, которую человек мог когда-либо надеяться услышать. Она поднимает планку и делает другую музыку резкой и дисгармоничной в сравнении с собой, но в конечном итоге воспоминание угасает, и обычная музыка занимает своё прежнее место в сердце. По-моему, мистический опыт это то, что есть, а не то, что было. Воспоминание о нём начинает ослабевать сразу после его окончания, и оно быстро превращается некое подобие сна. Человек может помнить, что имел мистический опыт, но эта память имеет мало или ничего общего самим переживанием.

Я не хочу преуменьшать трансформационный эффект мистических переживаний. Без сомнения, если человек имеет представление об огне лишь по игре света и тени на стене, прямое переживание бушующего пламени радикально изменит его взгляд на реальность и на своё место в ней.

Довольно! Я устал уже думать об этом. Слова – паршивые средства коммуникации, мозг – не место для серьёзных размышлений, и неописуемые переживания – глупо пытаться описать. Я закрыл глаза и отпустил все события дня, используя очищающее дыхание, пока не почувствовал свободу от всех проблем и расстройств, которые приносит учительствование.

Когда я открыл глаза, я увидел Сонайю, сидящую в соседнем кресле. Она улыбалась. Плохой знак.

– Тебе назавтра назначено, – проинформировала она меня. Теперь она мой секретарь. – Завтра ты должен быть в Айова-сити возле лодочного склада у реки в одиннадцать часов, чтобы встретиться с…

– С моим связным из КГБ?

– …с Джулией Мейерс, которая будет брать у тебя интервью…

– Брать и меня интервью?

– … для её нью-эйдж журанала.