Язык распух раза в два. Жажда раздирала горло. Я так хочу пить. Хочу плыть вниз по Ниагаре, осушая всю пресную воду. Стоило открыть глаза, как боль пронзила мою голову – жёстко и неумолимо. Боль. Жажда. Это всё так реально.
Вытаскиваю свою задницу из постели – я одета во всё тот же топ и короткие белые шорты, в которых прилетела вчера. От меня воняет. Мне больно душевно и физически. И жажда – она реальна. Я осушила два полных стакана воды, а после отправилась в туалет, чтобы облегчиться. Я пью всё больше и больше, словно каждый новый глоток – последний. Затем отправляюсь в душ.
Горячая вода приветствуется, и в перерыве между тем, пока я мою и кондиционирую волосы – высовываю язык, пытаясь проглотить немного воды.
Кофе – сладкий спаситель. Убедившись, что не сделаю себе хуже, чем есть, отпиваю немного. Проверив жилплощадь, понимаю, что папы здесь нет. Я знаю, где он. В зале. Осмотрев кухню, я благодарна за то, что беспорядок с тамале уже убрали. Не уверена, на какой стадии приготовления была моя abuela, но я благодарна за то, что не увидела никаких последствий. Обув папины сланцы, спускаюсь вниз. Они прекрасно сочетаются с моим видом бездомного – мешковатые тренировочные брюки, худи и влажные волосы.
Знакомые звуки того, как бойцы выбивают дерьмо с груш, слышно ещё с лестницы. Тренажёрный зал находится под нами, но, чтобы попасть туда нужно выйти на улицу и войти через другую дверь. Тренировка в самом разгаре – кто из ребят качается, пока другие сосредоточены на кардио-тренировке. Некоторые заняты в спарринге на рингах. Это дом. Мой дом. Даже несмотря на то, что я ненавижу спорт.
Папа находится посреди ринга: он вошёл в раж, надирая задницу новому мудаку. Видели, знаем. Я даже посочувствовала молодому бойцу. Papi, Декстер Гарсия, наносит ему жёсткий удар, а после – спускается с ринга. Он из тех мужчин, расположения которых вы жаждете – и как только получите его, то сделаете всё, чтобы не потерять. Я видела, как он превращал уличных головорезов в перспективных чемпионов. Однажды переступив порог его зала, вы изменитесь, как и каждый аспект вашей жизни.
Я запрыгиваю на столешницу, держа свою кружку с кофе, словно та обладает магической силой. Бумаги слетели на пол, но никакого другого урона я не нанесла. Будучи единственным ребёнком Декстера, да ещё и девочкой при этом, я могу войти в зал с чем угодно.
Расслабившись, рассматриваю окружающих. Осколки боли ударяют по моей душе. Жизнь продолжается, словно ничего и не случилось. Замечаю, как тяжело тренируется Джаг – вы бы никогда и не подумали, что вчера он поднимал моего отца с пола больницы.
А потом я вижу Круза. Он отрабатывает удары кулаками на мешке. Мужчина приседает, но при этом верхняя часть его туловища двигается с небывалой ловкостью. Со своим огромным торсом и быстрыми движениями – он совершенно не вписывается в рамки привычного. Обрывки прошлой ночи вспыхивают в моей памяти. Он был понимающим и добрым, несмотря на то, что эмоции то разбивали меня в дребезги, то возвращали к режиму суки. И я уверена, что он уловил посыл чётко и ясно: я ненавижу бои.
Поставив кружку кофе рядом с собой на столешницу, прячу лицо в ладонях, вспоминая все другие глупости, которыми я решила с ним поделиться. Правда, Лейла? В самом деле?
Забравшись на столешницу с ногами, скрестив их, я вновь принимаюсь за свой кофе, вернувшись к разглядыванию спортзала. Мой взгляд частенько возвращается к Крузу, но никогда не останавливается на нём. В глубине моего мозга вспыхивают мысли о похоронах, но я отказываюсь сейчас думать об этом. Abuela всё ещё спала, когда я спустилась сюда, и, когда я поднимусь наверх, она уже проснётся, начав суетиться вокруг, разогревая для меня тамале. Отрицание. Отрицание. Отрицание.
К тому времени, как Papi непринуждённо присел рядом, моя задница уже порядком онемела. Понятия не имею, сколько я так просидела.
– Доброе утро, – проворчал он.
– Привет, старик, – похлопала я его по плечу.
– Во сколько ты вчера вернулась домой?
Пожимаю плечами, потому что, если честно, не имею ни единого грёбаного понятия.
– Ты?
– Не возвращался домой. Проснулся на матах с адским похмельем.
Я хихикнула.
– Подожди. Ты не вернулся домой?
– Это тоже дом.
– Кухня была вычищена.
Мужчина пожал плечами, разматывая бинт на своих кулаках.
– Ничего не знаю об этом. Где ты была?
– Круз забрал меня.
– Круз? – Он замер, глядя на меня.
– Я не хотела домой или убираться.
– Думаю, именно поэтому ты сейчас здесь внизу.
Киваю в ответ.
– Я понимаю, что у нас есть чем заняться, но я не готова.
Папа подошёл на шаг, опустив подбородок.
– Я люблю тебя, Лейла, – произнёс он на испанском.
– Я тоже люблю тебя, старик.
Обойдя стол, мужчина присел, собирая бумаги, которые я скинула. Он заворчал, показывая своё недовольство, но мне известно, что в душе он счастлив, что я здесь. Я всегда ненавидела спортзал, с самого детства связывая его с тем, что ему причиняли боль.
Расти с отцом, который живёт, чтобы сражаться – чертовски страшно.
Я не посетила ни одного его боя, ненавидя, когда папа возвращался домой в синяках и с распухшими глазами. Он был непобедимым, но имел склонность поддаваться, получая удары и ранения, прежде чем высвободить собственную жестокость на своих противников.
– Привет, – подняв взгляд, я увидела Круза. Весь потный, он стоял, уперев руки в бёдра.
– Привет.
Я опустила взгляд на свою опустевшую чашку с кофе.
– Как чувствуешь себя этим утром, чемпион?
– Мне лучше. Немного медлительна.
Позади раздался властный и низкий голос моего отца:
– Что за дерьмо, что ты вчера увёз мою малышку?
– Прости, Босс, я пытался помочь.
Все бойцы называют моего папу «Босс» – это было его имя ещё с первого дня на ринге. Босс был иконой в мире сражений, несмотря на то, что уже находился по ту сторону каната.
– Игнорируй его сварливую задницу, – отмахнулась я от отца.
– Ты уже ела?
Я покачала головой, чувствуя при этом головокружение. Мой желудок перевернулся – не уверена, что вообще смогу есть.
– Тебе нужно что-то, что впитало бы часть алкоголя.
– Погоди-ка, – папа обошёл стол. – Ты вчера увёз её, и напоил?
Я улыбнулась, наслаждаясь тем, как папа включил режим наседки, защищая меня. Некоторые вещи никогда не изменятся.
– И он забрал мою визитку девственницы на заднем сидении твоей машины, пап.
Круз побледнел. Огромный, словно зверь, мужчина раскачивался со стороны в сторону. Его нервозность так очевидна. Он с усилием прочищает горло, но терпит неудачу.
– Пап, – я схватила его за плечо. – Иисус, разберись со своими яйцами. Он отвёз меня в бар и вёл себя, как истинный джентльмен. Я не смогла пойти домой, и видеть кухню без аbuela. Именно по этой же причине ты сам вчера не вернулся.
– Так у тебя ещё есть эта визитка?
Теперь я покраснела от смущения, когда мои слова сыграли же против меня.
– Папа!
– Ну так?
– Круз не забирал никакую визитку. Он вёл себя как джентльмен.
– Прекрасно, – наконец заворчал он, отворачиваясь, отказавшись продолжить эту тему.
Ещё один неловкий момент, прежде чем Круз вновь нарушил тишину.
– Завтрак? – Спросил он, приподняв бровь.
– Конечно.
– Обожаю после тяжёлой утренней тренировки перекусить пончиками, – подмигнул мне мужчина, показывая свою игривую сторону.
– Боже, сядь за руль.
Прячу лицо в ладонях, вспомнив, как рассказывала ему о том, как потеряла девственность в магазине с пончиками, включая даже детали о размазанной на заднице пудре.