Раз ночью, проходя по берегу, он почувствовал какой-то особенный запах, который ему показался очень приятным. Уэб подошел к самой воде. Запах шел от погруженного в воду куска дерева. Уэб полез на него, но вдруг что-то громко щелкнуло, и одна из его лап оказалась в крепком, стальном бобровом капкане.

Уэб завыл и изо всей силы дернулся назад. Он вытащил колышек, к которому был прикреплен капкан. Сначала он старался стряхнуть этот капкан, потом побежал в кусты, волоча его за собой. Он стал кусать его зубами, но холодный крепкий, стальной капкан не двигался с места и продолжал спокойно висеть на лапе медвежонка. Каждую секунду Уэб останавливался, царапал ненавистный капкан, колотил им о землю. Он пробовал зарыть его в землю, влезал с ним на дерево, надеясь хоть каким-нибудь образом избавиться от него, но капкан очень крепко впился в лапу. Тогда Уэб пошел в лес, сел там и стал думать, что делать с этим капканом. Он никак не мог понять, что это за штука. В его зеленовато-коричневых глазках отражались и боль, и страх, и ненависть к этому новому врагу.

Уэб прилег под кустом, собираясь разгрызть капкан. Он прижал один конец капкана лапой, а другой конец зажал в зубах. Стальные челюсти капкана раскрылись и освободили лапу Уэба.

Уэб совершенно случайно нажал одновременно обе пружины и не понял, почему именно освободился от капкана. Но вся эта история с капканом глубоко запечатлелась в его памяти, и он представлял все это себе таким образом: «Среди врагов есть один маленький, который прячется у воды и там подстерегает медвежат. Враг этот сильно пахнет. Он хватает за лапу, и его самого никак нельзя укусить. Его можно снять, только крепко нажав».

Почти неделю болела у маленького Уэба лапа, попавшая в капкан. Но она болела сильно только тогда, когда приходилось лазить по деревьям.

Стояла ранняя осень. Лоси оглашали горы трубными звуками. Каждую ночь слышал Уэб эти звуки.

Несколько раз приходилось ему влезать на деревья, спасаясь от большеротого лося. Приходили теперь в лес звероловы, а вверху раздавались крики диких гусей. Появилось в лесу и несколько новых запахов. На один из этих запахов пришел Уэб. Он подошел к месту, где было навалено в кучу несколько коротких бревен. Тут к манящему запаху примешался еще и тот ненавистный человеческий запах, который он хорошо знал с того дня, как потерял мать. Запах этот был не очень сильный. Уэб осторожно обнюхал кругом и убедился, что этот отвратительный запах шел от переднего бревна, а вкусный запах шел из-под кустарника позади. Медвежонок обошел сзади, раздвинул кустарник, добрался до приманки — мяса. Как только он схватил мясо, бревно с шумом шлепнулось о землю.

От неожиданности Уэб подскочил, но все же успел уйти благополучно с куском мяса и несколькими новыми понятиями. Он еще тверже убедился, что «ненавистный человеческий запах всегда не к добру».

Погода становилась все холоднее, и Уэба сильно клонило ко сну. Когда бывал мороз, он спал целые дни. Определенного места для спанья он не имел, но все же у него было несколько сухих мест для хорошей погоды и один-два уголка на случай бури. Особенно любил он лежать в удобном гнездышке под корнями. И вот однажды, когда поднялся ветер и пошел снег, Уэб забрался в это гнездышко, свернулся клубочком и заснул. Вьюга все увеличивалась, все больше и больше падал снег. Снег покрывал ветви деревьев, ветви сгибались под тяжестью снега, потом снег стряхивался с них ветром, и опять ветер засыпал ветви снегом. Снег носился по горам, заметал долины. Ветер наполнял снегом овраги до краев. Над норой Уэба навалило целый сугроб. Этот сугроб прекрасно защищал его от холода, и Уэб в своей берлоге все спал да спал.

Как и все медведи, Уэб проспал всю зиму. Когда же наступила весна и Уэб проснулся, он понял, что спал очень долго. Уэб мало изменился: он подрос и немного похудел. Он был очень голоден и потому, пробившись сквозь толщу снега, еще закрывавшую его нору, отправился на поиски пищи.

Однако сейчас не было ни кедровых орешков, ни ягод, ни муравьев. Уэб стал усиленно нюхать воздух, и чутье привело его к ущелью, где лежал убитый зимой лось. Наш Уэб наелся вдоволь и даже припрятал остатки впрок.

Каждый день приходил он к этому месту и ел вдоволь. Однако вскоре от лося ничего не осталось, и два месяца он почти голодал. В эти месяцы Уэб постепенно потерял весь жир, который у него еще остался после зимней спячки.

Один раз в густом лесу ему послышался запах другого серого медведя. Уэб пошел навстречу этому запаху и пришел к одинокому дереву у медвежьей тропинки. Он поднялся на задние лапы и стал обнюхивать дерево; оно сильно пахло медведем. Грязь и клочья шерсти были так высоко, что Уэб не мог их достать. Очевидно, об это дерево чесался уже совсем взрослый медведь. Уэб начал беспокоиться: ему давно хотелось встретить какого-нибудь медведя своей породы, но теперь ему стало страшно. В своей одинокой жизни он видел только врагов, и теперь он не знал, как встретит его этот большой медведь.

Пока Уэб стоял, размышляя, что делать, на склоне горы показался сам старый медведь. Он шел с опущенной головой, по временам останавливался и вырывал лапой дикую репу или сладкий корень.

Этот старый медведь был похож на громадное чудовище. Уэб сразу почувствовал опасность и пробрался между деревьями на выступавшую скалу. Здесь он стал наблюдать, что будет делать медведь.

Вот медведь увидел следы Уэба. Он злобно зарычал и пошел по следам к дереву. Здесь он поднялся на задние лапы и стал рвать копями кору с дерева. Он доставал гораздо выше, чем Уэб. Затем медведь оставил дерево и пошел по следу Уэба. Уэб сильно испугался и быстро побежал обратно в ущелье: так как там было мало корма, другой медведь туда не пойдет.

Приближалось лето, и каш Уэб начал линять. У него чесалась кожа, и он с большим удовольствием валялся в грязи и скреб себе спину о корни и камни. Лазить по деревьям он теперь уже не мог: у него отросли очень длинные когти. Передние лапы, хотя и были уже большие, не имели той гибкости, благодаря которой он раньше, как и все медвежата, так хорошо лазил. Теперь у Уэба выработалась новая медвежья привычка: почесываясь о дерево, он пытался как можно выше достать своим носом. Пожалуй, Уэб и сам еще не замечал того, что каждый раз, когда он приходил к одному и тому же дереву через неделю или две, он доставал все выше. Он теперь быстро рос и входил в силу.

Уэб бывал то в одной, то в другой части ущелья Мититсе и всюду чувствовал себя хозяином. Он чесался о разные деревья и всюду на деревьях оставлял отметины. Таким образом он сам обозначал границы своих владений.

Стояло уже позднее лето. Однажды Уэб увидел в своих владениях черного медведя с лоснящейся шерстью. Уэб очень рассердился. Черный медведь подошел ближе, и Уэб ясно рассмотрел его коричнево-красную морду, белое пятно на груди, разрез его ушей, услышал его запах. И запах этот был такой же, какой был когда-то у того черного медведя, который преследовал маленького Уэба. Но какой же теперь он стал маленький, этот черный медведь! Было время, когда черный медведь казался Уэбу великаном, а теперь Уэб чувствовал, что может раздавить его лапой. И Уэбу приятно было сознавать, что он может теперь отомстить этому красноносому медведю. Однако черный медведь вскочил, как белка, на невысокое дерево. Уэб хотел полезть за ним, но никак не мог вскарабкаться. Он оставил попытки взобраться на дерево и ушел, хотя черный медведь своим насмешливым кашлем заставлял его несколько раз возвращаться обратно. Немного позже в этот же самый день Уэб опять пришел к этому дереву, но красноносого уже нигде не было.

Лето подходило к концу. На высоких местах стало мало корма. Однажды ночью Уэб решился спуститься в поисках пищи к Нижней Мититсе. Ветер нес какой-то приятный запах, и по этому запаху наш медведь набрел на объедки быка. На некотором расстоянии от этих объедков сидело несколько шакалов. Они показались Уэбу совсем карликами по сравнению с теми шакалами, которых он видел когда-то. Один шакал стоял около самой падали. Он бессмысленно скакал на одном месте, и казалось, что он никак не может отсюда уйти. Уэб увидел его, и старая ненависть проснулась у него в сердце. Он бросился на шакала и одним ударом лапы превратил его в жалкий комок шерсти. Тут Уэб почуял ненавистный ему запах железа: убитый шакал бессмысленно топтался на месте потому, что был пойман в капкан.