— Да, потанцуйте пока, — озабоченно произнесла Анабель. — А я пойду сварю кофе. Кто хочет кофе?
— Все хотят, — ответил Майкл.
Его рука уже протянулась к Милли. Ее сестра еще была на пороге, когда Майкл уже притянул девушку и жарко дохнул ей в ухо:
— Продолжим наш танец?
От его запаха у нее опять смешались мысли. Поверх его плеча Милли увидела заглядывающую в окно почти полную луну, которая показалась ей любопытным глазом Космоса. Девушка подумала: «А вдруг именно мы — те двое, за которыми следит Вселенная? И с нами она связывает особые надежды… Может, мы должны произвести на свет какого-то необыкновенного ребенка?» От этой мысли ее сердце дрогнуло, но Милли не забыла, о чем идет речь, и сумела выдавить протестующее:
— Разве мы уже танцевали?
— Мы пытались начать.
— Неужели? Что-то не помню этого.
— Это происходило, вы не могли не почувствовать. Пусть только в нашем воображении. Но когда одновременные фантазии двоих сливаются в одно целое, оно вполне может воплотиться в реальности.
Прижавшись к нему животом, в котором уже забродило желание, Милли шепнула, коснувшись губами мочки уха:
— Вам следует танцевать с моей сестрой.
«Как хорошо от него пахнет! Как хочется прижаться щекой к его коже. Почему нельзя? Ах да. Анабель. Это она должна составить ему космическую пару».
Майкл качнул головой:
— Она не любит такие танцы.
— А вы пробовали пригласить ее?
— Конечно, пробовал. Она сказала, что подобные связи не для нее.
Милли сделала круглые глаза:
— А какие именно связи? Я так поняла, что у вас все серьезно.
Сестра не говорила ей ничего подобного, но Милли хотелось услышать опровержение от Майкла.
— Серьезно, — неожиданно подтвердил он. — В том смысле, как может быть серьезна дружба. Анабель — чудесный человек, но…
Он замялся, Милли заторопила его, сделав движение всем телом, и у него сбилось дыхание.
— Что же — но?
С трудом справившись с собой, Майкл пояснил:
— Но в ней есть только свет. А для страсти необходимо сочетание света и тьмы. Я видел твою тьму.
— В тебе она тоже есть, — теряя голову, прошептала Милли в ответ. — Я ее чувствую.
Они уже с силой вжимались друг в друга телами, жаждущими немедленного слияния. Музыка медленно кружила их, заставляя терять голову. Руки Майкла хаотично шарили по ее телу, горячие ладони то сжимались, то поглаживали. От его прикосновений у Милли уже мутилось в голове и ноги стали совсем ватными. Ей даже показалось, что она еще никогда не хотела мужчину с такой силой.
Но за стеной Анабель варила кофе и могла вернуться в любую секунду. И Милли опять очнулась первой, уперлась руками в его грудь. Силы почти оставили ее, но Майкл не стал сопротивляться и настаивать. Отступив, он пригладил растрепавшиеся волосы Милли, вернулся к дивану и снова взял их семейный альбом.
«И все? — растерянно спросила себя Милли. — Так ничего и не получится?»
— Анабель в детстве выглядит ангелом, — сказал Майкл.
Она отозвалась, свернувшись в своем кресле:
— Анабель и сейчас ангел. А кто я, по-твоему? Демон?
— Нет. — Он поднял голову и долго смотрел на нее, прежде чем ответить: — Ты — женщина.
Милли заметила:
— Ты произнес это таким тоном, как будто для тебя это одно и то же.
— С маленькой поправкой: с демоном мне не хотелось бы иметь дела.
— Ты и со мной не будешь иметь дела! — ответила Милли резко.
Она все еще была обижена на то, как легко Майкл смирился с тем, что она его оттолкнула. Милли всегда хотелось, чтобы мужчины добивались близости с ней, шли напролом, сражались за нее, если надо. Ведь ее тело было достойным трофеем, она и сама это понимала. А этот Майкл спокойно уселся смотреть какие-то старые, никому не нужные фотографии. Ему так хотелось увидеть, каким ангелом была Анабель в детстве?
Милли сама поразилась тому, как больно, прямо в сердце, кольнула ее ревность. И к кому? К сестре, которую она обожала? Прикусив губу, Милли с ужасом подумала, что превращается в заурядную бабешку, подверженную всем земным страстям. А она-то воображала себя особенной, не похожей ни на кого в мире.
Подрагивающие огоньки свечей заставляли лицо Майкла меняться. И было похоже, что в его душе разыгралась целая буря, отражение которой проступает наружу. Наверное, и по ее лицу пробегали тревожные тени. Милли взглянула на свечи: скоро они догорят, и все страсти улягутся. Скоро Майкл уйдет, и она постарается больше с ним не увидеться. Если только на их свадьбе с Анабель.
— Кажется, мне пора уходить. — Он взглянул на часы, висевшие на стене между небольшими вазонами с цветами.
Милли показалось, что маленькие лепестки взволнованно дрогнули, услышав эти слова. Но постаралась произнести спокойно:
— Вам надо было уйти немного раньше.
— Тогда я не узнал бы вкуса ваших губ.
— Ничего страшного. Все равно вы не узнаете обо мне остального.
— Вы уверены, Милли?
— Абсолютно.
Майкл негромко рассмеялся:
— А вы самонадеянная девушка!
— Не совсем, — зачем-то призналась она. — Во многом я еще надеюсь на родителей. И на Анабель, конечно. Что-то ее долго нет, кстати.
Оглянувшись, он продолжил разговор:
— Ей приятно чувствовать, что вы зависите от нее.
— Вы думаете?
— В ней так сильно развит материнский инстинкт. Больше, чем в любой из женщин, которых я встречал до сих пор.
— Она станет отличной женой, — заметила Милли.
— Безусловно, — заметил Майкл.
— Можно сказать, что вам повезло.
Он усмехнулся:
— Неужели вы подумали, Милли, что у нас с Анабель роман? Она вам не рассказала о нас? Мы с ней просто добрые друзья! И я очень дорожу ею как другом.
— Вы врете! — вырвалось у нее.
— Нет, не вру, — спокойно заверил он. — Стал бы я ухаживать за вами, если бы имел планы, связанные с вашей сестрой.
У Милли от радости вспыхнуло лицо:
— Вы называете это ухаживанием?
Майкл пожал плечами:
— У всех свои методы.
— Ваши очень уж рискованны!
— В моем деле без риска нельзя.
— В каком это деле? — Милли посмотрела на него с подозрением.
Его неправильно сложенные губы опять дрогнули усмешкой:
— Я ведь писатель, забыли? А каждая книга — это большой риск. Никто не может дать стопроцентной гарантии, что она будет успешна. Я могу работать полгода, год, два, а потом мой роман будет пылиться на книжных полках.
Милли сочувственно вздохнула:
— Непростая у вас работа. А я так до сих пор и не придумала, чем мне заниматься в жизни. Я немного рисую, но настоящим художником мне никогда не стать. Я слишком ленива для этого.
— Вы просто слишком молоды. Вы еще не вкусили радости от занятия любимым делом.
— Наконец-то! — воскликнула Милли, завидев сестру.
Она вскочила, чтобы принять у нее маленький поднос с кофейными чашками. Когда Милли наклонилась к Майклу, чтобы подать ему чашку, он поймал коленями ее ноту и слегка сжал. Непроизвольно оглянувшись на сестру, которая меняла диск, она шагнула назад и едва не расплескала кофе. Потом специально низко наклонилась, стоя к Майклу спиной. Якобы для того, чтобы поднять упавшую салфетку, но на самом деле Милли хотелось подразнить его. Задержавшись в такой позе, она выпрямилась и уже хотела сесть в свое кресло, как сестра остановила ее:
— Теперь твоя очередь показывать Майклу фотографии. У тебя ведь свои истории, связанные с ними.
И предложила обоим:
— А давайте выпьем по глоточку? У нас есть неплохой коньяк.
Сипловатый голос флейты уже разлился по комнате, и у Милли отчего-то защемило сердце. Ей вдруг стало так грустно, будто она кого-то теряла в этот миг. Кого-то по-настоящему дорогого. Но таким человеком была для нее только Анабель. А если верить Майклу, отношениям сестер легкий флирт, который затеяла Милли, навредить не мог. Почему же Милли стало вдруг неспокойно на душе?
С неохотой пересев на диван, Милли взяла старый альбом в дорогом кожаном переплете и раскрыла наугад. И первыми увидела улыбающиеся лица родителей, стоявших на борту их новой яхты. Она была пришвартована к берегу, и там, где была мель, морская вода казалась зеленой. И отец, и мать были в белых летних нарядах, красиво оттенявших шоколадный загар. Милли поглядела на них и впервые почувствовала, что соскучилась.