— Это твоя вина, — прошептала Мали.
— Или твоя, — сердито парировал Муг. — Но сейчас уже все равно. Важно, что мы доберемся на нем до дому.
— Каким образом? — спросил я, стуча зубами. — Вы думаете, что я сяду на это страшилище?!
— К сожалению, придется, — сказала Мали. — У нас нет выбора, и это, в конце концов, лучше, чем совсем ничего.
— Соберитесь с духом, — подбадривал меня Муг. — Будьте мужественным, дружище.
Однако дело приняло иной оборот. Едва Муг приблизился к монстру, собираясь на него взобраться, как тот резко отпрянул в сторону и стукнул оземь передними ногами. И хотя копыт у него не было, показалось, что по земле со свистом ахнули два паровых молота.
Муг перепугался, однако нашел в себе силы не подать виду.
— Ах ты каналья разэтакая, прекрати немедленно! — строго прикрикнул он на животное, однако голос у него дрожал. — Если не будешь делать то, ради чего мы тебя придумали, ты у нас мигом испаришься!
Услыхав такое, чудище замычало, одновременно жутко и жалобно, и бросилось наутек, так что снег за ним взвился столбом. На бегу оно вновь и вновь отчаянно пыталось взлететь при помощи своих маленьких крылышек, однако все попытки кончались бесполезными и комичными прыжками. Еще какое-то время из леса, через который монстр прокладывал себе путь, доносился хруст валежника и треск ломаемых веток, потом все стихло.
— Вернись! — в один голос закричали Муг и Мали. — Немедленно вернись обратно!
Но все было тщетно. Неудачное порождение их фантазии, похоже, послушанием не отличалось. Они сотворили чудовище и утратили над ним власть.
Муг и Мали обменялись долгим, полным тревоги взглядом.
— Что теперь скажет господин Зильбер? — пробормотал мальчик.
А девочка только тяжело вздохнула.
Честно признаться, сейчас я точно и не припомню, как в тот вечер добрался до своего пристанища. Я сильно замерз и почти ничего не понимал. Думаю, что, несмотря на мои возражения, близнецы все-таки полетели со мной по воздуху — память сохранила несколько отрывочных картин, например, как я на головокружительной высоте болтаюсь над заснеженными полями, вокруг ярко сияют звезды и кто-то цепко держит меня за воротник.
После этого у меня, помнится, несколько дней держалась высокая температура, а нога была как деревянная. Когда опасность миновала, я очнулся в своей постели уже в Повседневном мире. Очевидно, меня каким-то образом переправили домой из Страны желаний.
Первым делом я уселся за стол и написал письмо господину Зильберу, в котором, не жалея красок, рассказал, как все произошло. Меня мучили угрызения совести — я чувствовал ответственность за случившееся, ведь мои друзья натворили бед из-за меня. Поэтому я вздохнул с облегчением, когда две недели спустя получил от учителя ответ. В нем сообщалось, что недоразумение за время моей болезни благополучно улажено. Правда, перевод Муга и Мали в следующий класс некоторое время стоял под вопросом. Однако, принимая во внимание особые обстоятельства этой истории и учитывая незаурядные способности детей, было решено их не наказывать. Неудачный же продукт их совместного колдовства учитель самолично разыскал и при активном содействии обоих учеников навсегда удалил из мира. Это ведь и для достойной сожаления твари было лучше. Благодаря этому испытанию Муг и Мали заметно повзрослели. Теперь же они передавали мне сердечный привет.
На сей приятной ноте я и хочу завершить свое повествование. Все события, как я говорил вначале, произошли много лет тому назад, и оба моих юных друга уже постигают науку волшебства в университете. А во избежание каких-либо недоразумений добавлю, что сам я во время путешествия колдовать не научился — даже чуть-чуть, клянусь авторучкой! Но я ведь и не родился в Стране желаний.
Транквилла Неуклюжевна, или Сказка о черепахе, которая приняла твердое решение
Одним чудесным утром черепаха Транквилла Неуклюжевна грелась на солнышке возле своей уютной хижины и благодушно жевала лист подорожника.
Над ее головой, в ветвях древней маслины, сидела голубка Зулейка Среброгрудовна и чистила перышки, переливающиеся всеми цветами радуги. Тут прилетел голубь Соломон Среброгрудович, несколько раз поклонился ей и воскликнул:
— О Зулейка, отрада моего сердца, ты уже слышала новость? Великий султан Лев Двадцать Восьмой празднует свою свадьбу. Полетим вместе к его пещере, о свет моих очей!
— О господин мой и повелитель, — проворковала голубка, — разве нас пригласили на свадьбу?
— Не беспокойся об этом, о звезда моей жизни, — ответил Соломон Среброгрудович. — Все звери и птицы, большие и маленькие, старые и молодые, толстые и худые, мокрые и сухие, приглашены туда, а стало быть, и мы с тобой. Несомненно, это будет самое пышное торжество, какое когда-либо отмечалось. Однако нам нужно поторопиться, потому что путь к пещере султана не близок, а свадьба уже скоро.
Зулейка кивнула в знак согласия, и пара голубков взмыла в небо.
Черепаха Транквилла Неуклюжевна, которая слышала весь разговор, задумалась так глубоко, что даже позабыла о своем завтраке.
«Коли все звери и птицы, большие и маленькие, старые и молодые, толстые и худые, мокрые и сухие, приглашены на свадьбу, — размышляла Транквилла — то и я, пожалуй, туда отправлюсь. Почему бы мне не погулять на самом замечательном празднике, который когда-либо устраивался?»
Продумав весь день, а потом и всю ночь, она приняла твердое решение добраться до пещеры султана. И едва только из-за горизонта показались первые лучи солнца, она тронулась в путь, шаг за шагом, медленно, но верно.
К вечеру она доползла до куста терновника. Там, в самой середине роскошной паутины, жила паучиха Фатима Нитеплетовна.
— Эй, Транквилла Неуклюжевна, — крикнула, завидев ее, паучиха, — куда это ты так спешишь, если не секрет?
— Добрый вечер, Фатима Нитеплетовна! — ответила черепаха и остановилась, чтобы немного отдышаться. — Знаешь ли ты, что наш великий султан Лев Двадцать Восьмой пригласил всех зверей и птиц к себе на свадьбу? Вот туда-то я и направляюсь.
Фатима Нитеплетовна всплеснула длинными передними лапками и так расхохоталась, что ее паутина начала раскачиваться во все стороны.
— Ах, Транквилла, Транквилла! — воскликнула она, успокоившись. — Ты — медлительнейшая из медлительных, как же ты одолеешь такой путь?
— Шаг за шагом, потихонечку-помаленечку, — объяснила черепаха.
— А подумала ли ты о том, — продолжала Фатима Нитеплетовна, — что свадьбу сыграют уже через две недели?
Транквилла оглядела свои короткие плотные ножки и твердо ответила:
— Уж я как-нибудь поспею вовремя.
— Транквилла! — участливо промолвила паучиха. — Транквилла Неуклюжевна! Даже мне эта дорога показалась бы дальней, а ведь у меня не только ноги попроворнее — их у меня вдвое больше, чем у тебя. Будь благоразумна! Оставь эту затею да возвращайся домой!
— Ничего, к сожалению, не получится, — дружелюбно ответила черепаха, — я приняла твердое решение.
— Кто не слушает доброго совета, тому не поможешь! — бросила раздраженно паучиха и принялась нервно вязать свою сеть.
— Что верно, то верно, — согласилась Транквилла, — стало быть, до свиданья, Фатима Нитеплетовна.
И с этими словами она, тяжело ступая, двинулась вперед. Паучиха злобно хихикнула и прошипела ей вслед:
— Только не беги слишком быстро, а то, неровен час, придешь еще слишком рано!
Путешествие Транквиллы Неуклюжевны меж тем продолжалось. Она ползла по камням и корягам, песками и перелесками, ночью и днем.
Продвигаясь однажды мимо небольшого пруда, она остановилась, чтобы испить водицы. Неподалеку на плюще сидела улитка Шехерезада Горюновна и внимательно смотрела на черепаху своими выпуклыми глазками.
— Добрый день! — приветливо поздоровалась Транквилла. Понадобилось довольно много времени, пока улитка собралась с мыслями и смогла наконец ответить.