— Ага, — парень зевнул и начал валиться набок. — Да, так и скажем… Гунтеру надо сказать…

Гунтер, которого я опять разбудила, через пятое на десятое покивал головой, подтвердил, что все запомнил и тоже рухнул спать дальше. Самой не забыть бы все…

Издалека замок казался не очень большим, но по мере приближения вырастал в размерах, давя на окружающий ландшафт своим мрачным великолепием. Дорога поднялась вверх, сделала поворот и закончилась у подвесного моста, перекинутого через маленькую пропасть, служившую ему оборонительным рвом. Теперь было видно, что стены были надстроены на естественной скале и неприступность крепости создана искусными зодчими, слившими воедино природные возможности и человеческий труд. Высоченные квадратные башни, стена между ними с узкими бойницами наверху, выступающие над стеной ввысь еще две узкие башни и черепичная крыша между ними, но это уже внутризамковые постройки. Жутковатое зрелище, доложу я вам, просто так с этой стены не спуститься по веревке да и осадные лестницы сюда не попрешь. Впечатление от мощи и неприступности, а также щелчка ловушки, в которую мы все же попались, возникло не только у меня, потому что впереди по кому-то прогулялась плеть и четверо верховых перестроились вдоль нас по левую руку. Конечно, можно было попробовать сбежать… но этот путь вел прямиком на тот свет, а мне очень хотелось еще увидеть родное питерское небо, желательно в целом виде.

— Здорово, герр Юнг, привет, Конрад, салют! — приветствовали стражники на воротах. — Никак с пленными, герр Юнг? Добыча стоящая?

— Разбираться будем, — важность Юнга превышала его вес, но, говоря объективно, операцию он провел блестяще — соседей вытолкал взашей, а что ценное — прихватил с собой, не потеряв ни одного человека. Нашей погоне повезло значительно меньше. — Зайдель! — заорал он и к нам подкатился мужчина лет сорока с небольшим брюшком в потертой кожаной куртке. — Этих посадить вниз, где те двое сидят, что третьего дня пойманы!

— Всех? — Зайдель оглядел всех семерых и мотнул головой. — Места там мало…Лучше в следующую, где засов только что сделали. Там все поместятся… с удовольствием! — хихикнул он.

— В следующую? — мучительно соображал Юнг, не очень понимая, о чем идет речь. — Конрад! — крикнул он, но его помощник исчез, а остальные стражники спешились и стояли невдалеке в ожидании указаний. — А остальные у нас какие?

— Да одиночные, герр Юнг. В одной сидит тот пропойца, что украл у Герта кошелек, во второй и третьей дожидаются суда пришлый с границы и его дружок, что убили селян, в четвертой…

— Тогда суй их в ту, с новым засовом, — важно распорядился лейтенант. — Все равно их скоро начнут выворачивать наизнанку…

Зайдель кивнул и куда-то ушел, Юнг потоптался на месте, но тот не возвращался и он приказал двоим солдатам посадить нас под стену и охранять до водворения в камеру. Вольф развалился прямо на земле, к нему подсели Хайнц с Петером и начали тихо обсуждать сложившееся положение. Вилли прилег рядом, Лукас и Гунтер сели спиной к стене, а я обняла колени руками и положила на них голову.

Мимо нас то и дело проходили стражники, с интересом оглядывая такую живописную группу под стеной, хихикая и взвизгивая проскакала веселая разбитная девица в светло-зеленом платье и большой корзинкой в руках. На нее тут же заоблизывался Хайнц и она, мгновенно уловив заинтересованность в его взгляде, посмотрела на него вполоборота и усиленно закрутила задом, обернувшись еще раз для контролирования эффекта. Хайнц послал ей воздушный поцелуй и получил в ответ шкодливую гримаску.

— Куда засмотрелся, черт рыжий? — зашипел на него Вольф. — Тебя вешать будут, а ты все по бабам будешь лазать!

— Ну и буду! — нисколько не обиделся Хайнц, — без баб не жизнь, а мука одна… чего ж отказываться, когда они завсегда согласные?

— Тьфу, дурак! — сплюнул Вольф. — Влипли и так, хуже некуда…

Бесхозяйственность и раздолбайство были далеко не российским изобретением, потому что просидели мы под стеной почти до самых сумерек. Среди людского мельтешенья материализовался сперва Конрад, который вылупился на нас как на явление Христа народу и аж затрясся от злости. И так не красавец, рожа насупленная — с такими типажами у нас в кино ментов играют или средней руки «быков», а уж сейчас и вовсе озверел, только что глаза из орбит не вылезли.

— Па-ачему эти еще тут сидят? — свистящим шепотом спросил он одного охранника. — Им что, места не нашли?

— Не знаю, герр Миллер, — вытянулся в струнку тот. — Зайдель ушел, герр Юнг тоже, а нам приказал охранять их.

— С-с-вчн… — нечленораздельно промычал тот и ринулся быстрым шагом в сторону.

Вольф и Хайнц проводили его тяжелыми взглядами и переглянулись. Хайнц едва заметно кивнул и начал подниматься на ноги, но сильный удар тупым концом копья сбил его с ног.

— Лежать! — охранник прижал его к земле и свистнул. Из сумерек подошли двое, рассматривая происходящее.

— Веревка есть? — один из подошедших кивнул и отошел в сторону, скоро вернувшись с приличным куском веревки в руках. — Свяжи-ка этого… — стражник еще раз ткнул в спину лежащего Хайнца. — И того, с бородой, тоже. Не нравится мне, как они пересматриваются.

Когда Конрад вернулся с Зайделем, он застал прямо-таки идиллическую картину — все сидели у стены с заложенными за затылок руками, а Вольф и Хайнц сидели, подпирая друг друга спинами со скрученными сзади руками, не делая больше никаких попыток освободиться.

— Это вы их хорошо построили, — ухмыльнулся Миллер. — Надо было еще и по зубам дать, чтоб не баловали!

— Так и дали, герр Миллер! — радостно сообщил один их стражников. — Заодно и по шее приложили!

— Ну, вставайте, да живо марш в камеру! — рявкнул Конрад. — Руки не опускать! А вам что, поддать еще надо? — крикнул он Хайнцу и Вольфу. — Приложите-ка им, ребята, чтобы шевелились побыстрее!

Приложили, причем приложили так, что оба влетели в распахнутые двери вперед всех и с размаху влепились в противоположную стену. Затем загнали нас и захлопнули дверь, припечатав ее тяжеленным засовом. Ну вот мы и в Хопре…

Опустив руки, я размышляла о том, что оказывается подобный прием передвижения арестованных с руками за головой уже знали пятьсот лет назад, а мы-то думали, что он был изобретен только в 20 веке. Камера была невелика, от силы квадратов двадцать с жидкими кучками соломы по углам и без всяких признаков освещения. Под потолком — два крошечных зарешеченных оконца, выходящих во двор замка, в которые и кошка не пролезет. Остается только лежать и ждать своей участи.

— Кретин! — первым очухался Хайнц, затряс головой и перекатился набок, затем подтянул ноги и кое-как уселся у стены, упираясь ногами в пол. — Раньше надо было дергать, когда еще шли сюда! А ты все твердил — мешки, мешки! Вот и притащились за ними… головой в петлю!

— Ты идиот, Хайнц, — Вольф тяжело заворочался на полу, пытаясь встать. — Петер, развяжи мне руки! Куда ты побежишь, не имея за душой ни пфеннига? Да тебя через час солдаты поймают и отделают так, что забудешь, куда бежал… — он закашлялся, выплевывая солому. — Ради них мы уже сорвались один раз, так стоило ли бросать то, что было в руках?

— Если бы деньги были у меня в руках, я бы на тебя и не оглядывался, бежал бы сразу, как представилась возможность, — фыркнул Хайнц.

— Возможность? — захохотал Вольф, икая и дергаясь всем телом, пока сзади возился Петер. — Да кто тебе дал бы ее, ты, пустоголовый болван! За три дня дороги тебя уже накололи бы не раз на пику, вздумай ты только сделать шаг в сторону. Не считай других глупее себя!

— Вот мы и сидим теперь тут, такие умные, как мыши в сундуке, где забили все дыры! Стоило бежать так далеко, чтобы принести все на блюдечке эрсенцам, и себя и наши деньги! Послушался тебя… — рыжий запрокинул голову и с тоской поглядел на чуть светлеющий прямоугольник окна.

— Надо было быстрее соображать, а не топтаться тогда, у выхода из башни! — рявкнул Вольф. — Троих пацаны уложили, а ты все копался, как грабитель в сундуке у ростовщика, вот и приложили нас сразу.