Сара так много для меня делает, что боюсь, я не смогу ее отблагодарить за старания сделать мою жизнь не такой хреновой. Она печется обо мне, пытается дать то, что когда-то забрало у меня пламя. Ее проделанные труды, можно сказать, были бесполезны, ведь я скоро покончу с собой, и мне ничего не будет нужно. Ни одежда, ни личная комната, ни ее забота.

— Здорово, — с наигранной восторженностью сказала я, перебирая пальцы. — Спасибо большое, Сара.

Я собралась уже уходить, как вдруг она меня остановила, осторожно взяв за локоть.

— На кровати есть халат и сорочка. Надеюсь, они тебе подойдут. И, да, еще кое-что, — ее ладонь переместилась на плечо. — Если захочешь поговорить, знай, я всегда готова.

— Спасибо, — прошептала я и тяжело выдохнув, опустила взор.

Черт, какая же она хорошая, а я ей вру! Я… веду себя с ней холодно, не стараюсь стать ближе и полностью открытой. Но мне приходится к тете так относиться, чтобы она не узнала, какие ужасные мысли о суициде обитают в моей голове.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я по памяти нашла ту комнату, которая, якобы сейчас стала моей, и, открыв белую дверь, шагнула внутрь. Нащупав выключатель, я зажгла свет, затем остановилась. Мои глаза скользили по серой спальне, где находилась темно-синяя кровать, небольшой шкаф, компьютерный стол с ноутбуком и одинокая, красная роза на подоконнике.

Скоро это комната снова будет пустовать после моего «ухода».

Наполнив легкие спертым воздухом, я стянула с себя тетин пиджак и отбросила его на тумбочку в углу. Взглядом ощупывая каждый предмет, я обошла свое «логово» вдоль и поперек, высунулась в окно, за которым расстилался вид на роскошный сад, затем, обогнув постель, приземлилась на нее.

А здесь неплохо, хоть и мрачновато. Некоторое время до самоубийства пожить можно. Как раз обстановка угнетающая, для моего настроения и состояния – самое то.

Главное сейчас, это нужно выбрать, когда именно и как покончить с собой. Способ найти я сто процентов смогу, а вот определится с днем недели, наверное, нет. Это сложно. И не так просто, как кажется. Вроде бы думаешь, что вот, скоро сведешь счеты с этой паршивой жизнью, прекратишь страдания, боль, а начиная предпринимать какие-нибудь меры и раздумывать о таком, понимаешь, насколько нелегко убить себя. Для начала нужно все обдумать, вплоть от предсмертной записки до тщательного планирования суицида.

И я обдумаю. У меня для этого будет время.

Я просто уже не хочу жить. Без родителей. Они были моим всем, а теперь их нет, и мое существование стало бессмысленным.

Я виновата в их гибели.

Я та, из-за которой «ушли» мама и папа.

И я не прощу себя.

Решив переодеться в ту одежду, оставленную тетей, я сняла с себя вещи, оставшись в нижнем белье и, взяв в руки сорочку и халат, направилась к стоящему напротив кровати зеркалу, достигающему приличных величин. Остановилась я, потому что увидела в отражение настоящее чудовище. Худые ноги, бледная кожа, по которой рассыпаны розовые еще не полностью зажившие ожоги, царапины, шрамы, растрепанные, накинутые на лицо длинные, темные волосы, закрывающие заплаканные светло-шоколадные глаза…

Это я?

Это я.

Я уродка

Я ужасна.

Кошмарна.

Боже а когда-то я являлась популярной и красивой. У меня было много, как уже недавно выяснилось, лже друзей, ходивших с моей персоной на самые крутые вечеринки в Сиэтле. Эти люди общались со мной лишь из-за авторитета и смазливого перекрашенного личика, которое какое-то время назад не имело ни шрамов, ни ожогов. Невероятно, когда-то я – сегодняшняя Селия Фрай, ненавидящая себя и хотящая скорей покончить с собой, была «душой компании». Я пила пиво, где только не танцевала, устраивала драки, встречалась с глупыми, думающими только о тусовках и сексе, футболистами, доставляла немало хлопот родителям. А ведь сейчас, когда мои мама и папа погибли ИЗ-ЗА МЕНЯ, я осознала, как не говорила им часто обычное «люблю». Я нередко с ними ссорилась, устраивала истерики, бесконечно повторяя, что мое поведение нормальное, а не непристойное по их словам. Но, не смотря на это, я очень любила родителей и видела в них свой смысл жизни. Безбашенные вечеринки находились у меня на втором плане…

Теперь я поняла, какой легкомысленной дурой была и сколько непростительных ошибок совершила.

Я никогда не перестану винить себя за случившееся девятнадцатого апреля.

Когда-то у меня было все, а теперь – ничего. Ничего не осталось.

Возможно, тот пожар был уроком для меня или платой за такую «прошлую жизнь».

И я не могу сказать, будто заслужила подобное.

Нет!

Если кто и должен был сгореть в адском пламени, так это я. Селия Джессика Фрай.

Я. Виновата. Во. Всем.

Убрав пряди волос за уши, я выпрямилась, с неприязнью окатывая взглядом тело в отражении. Да, я сильно похудела, побледнела, потеряла здоровый вид. Моя кожа выглядела синеватой под глазами, а на местах некоторых затянувшихся ожогов – розовой. На лбу «красовался» шрам от царапины, как и на предплечье, на левой щеке поселился медленно заживающий след, оставленный огнем, ноги были в ссадинах и синяках, а вот спина, на которую в тот день упал непонятный тяжелый предмет, охваченный опасной стихией, имела большой ожог. Оглядывая себя, я понимала, почему мои «друзья» не навещали меня в больнице, не звонили, не беспокоились, потому что я пострадала сильно, потеряла все, изменилась, стала часто плакать и винить себя за произошедшее. Я уже не та, какой была полтора месяца назад, и это объяснимо, что те люди, которых я якобы считала кем-то больше, чем обычными знакомыми, прекратили со мной общаться.

Да и кто станет общаться с такой уродкой, как я, кроме тети?

Никто.

Измученно выдохнув, я подошла ближе к зеркалу, пристально смотря в свои темные глаза, наполненные горькими слезами. Они единственное, что мне досталось от мамы. А вот остальное – острый нос и ярко-выраженные скулы я унаследовала от отца, как и цвет волос.

— Ты ужасна, Селия, — сказала я самой себе, расслабив кисти. Вещи, недавно зажатые в них, упали на пол. — Как внутри, так и снаружи.

Раз я теперь не та, что прежде, пора бы избавиться от кое-чего.

От достигающих пояса волос, с которыми меня когда-то считали красивой.

Если я это сделаю, оставлю лишь короткие пряди, то, скорее всего, они смогут закрывать лицо лучше, чем длинные и будут идеальным вариантом, чтобы прятаться какое-то время от серого мира, да закрывать оставленные пламенем следы на коже.

Последний раз посмотрев на свое отражение, я начала маячить по комнате в поисках чего-нибудь острого. Тетя по любому должна была оставить здесь какой-нибудь режущий предмет. Ну… или хотя бы его подобие.

Обшарив спальню, я, к счастью и к великому удивлению обнаружила небольшие железные ножницы. Взяв их в руку, потопала к зеркалу, затем остановилась, разделила свою пока богатую шевелюру на две части и отбросила на плечи.

Это не страшно.

Это просто.

Раз, два, три – и все.

Тут нет ничего сложного.

Дрожащими пальцами подцепив волосы слева, я опустила веки и почувствовала, как слезинка, прокатившись по щеке, упала на шею. Поднеся ножницы к прядям, я физически определила нахождение руки, а потом воспользовалась ими, когда удостоверилась, что не задену пальцы. Ощутив легкость на голове, я прикусила губу до крови и избавилась от правой части волос, тихо плача. Отрезанные локоны задели плечи, упали к голым ногам.

Вот и все.

Распахнув глаза, я увидела в зеркале невысокую девушку с еле достигающими плеч волосами. В ее руке были ножницы, она тяжело дышала, а вокруг нее валялись черные локоны.

Теперь это я.

Не новая, а поменявшаяся. Окончательно.

И я пошла на такие изменения не чтобы начать жизнь с чистого листа, дальше существовать в мире, полном скорби и слез, а чтобы как-то спрятать свое лицо от него и попытаться дотянуть до того дня, когда решу покончить с собой.

Глава 3 .