Ян вздрогнул от неожиданности и, чтобы скрыть замешательство, глотнул минералки из бутылки. В воде отражалось солнце и казалось, что в сосуде тоже плескается разбавленное золото.

— Его работа, — уверенно, даже с некоторым вызовом заявил притормозивший велосипедист, криво утвердившись одной ногой в ворохе листвы на обочине.

— Да ну, он же вроде наоборот должен… ну, помогать, — рыжая девчонка пыталась распутать затянувшийся узел на поводке, а виноватый спаниель крутился возле ее туфель.

— А это отдачей шарахнуло, — авторитетно пояснил велосипедист, с интересом поглядывая на девчонку.

— Я жаловаться буду, — неизвестно к кому обращаясь, пообещал старичок, пригвоздив своей палкой к земле целую стопку кленовых листков. Они беспомощно торчали из-под палки растопыренными пальцами.

— Чего жаловаться-то?

— Этот мост бесценен! Его же сам Бруго Небострой проектировал!

— Еще неизвестно на какую ценность его сменяли… Может на благополучие господина мэра! — зубоскалил велосипедист.

«Ты смотри, какой проницательный пошел народ!» — Ян невольно хмыкнул.

Слушатели дружно закивали. Рыжая девчонка стрельнула глазами из-под челки в сторону приосанившегося велосипедиста. Старичок в негодовании обернулся к Яну, ища сочувствия:

— Как же это…

Ян вдруг сообразил, что, пожалуй, единственный из всех присутствующих, да и всех гуляющих в этот ранний час по набережной, все еще упорно стоит спиной к реке. И нехотя повернулся.

Оба берега реки были обсыпаны зеваками, как бока торта — крупным цветным драже. С ближней стороны маячила пара пожарных машин, а на другом берегу, словно притихшие упитанные шмели, замерли желто-черные полицейские фургоны и горбатый буксир. Прицепленная к его тросу зеленая легковушка норовила сползти с крюка вниз по склону обратно в реку. На водной стремнине растерянно болтался катер.

Каменный мост и впрямь был красив: символическое зверье, хитро сплелось вереницей. Слоны — опоры, львы поддерживают своды, сомкнутыми панцирями черепах лежат пролеты. Длинношеие птицы покачивают в клювах кованые шары фонарей… То есть так он выглядел буквально вчера. А сегодня лишь слоны с отбитыми хоботами уныло ссутулили пустые спины, зеленеющие потеками мха и белеющие мазками птичьего помета. Вода меж их ног все еще взбаламучена и кружит клочья пены.

Жаль… Ян вздохнул.

— Сегодня спозаранку мне так плохо, так душно стало, — поделилась с окружающими дородная дама с корзинкой, ощетинившейся морковными хвостами. — Уж я подумала, что покушала несвежего. А тут вдруг как затрещит, как застонет… Я в окошко глянула, а моста-то и нет! Пылища — тучей, а моста нет! — присовокупила она, довольная всеобщим вниманием.

— Ой, и у меня с утра все молоко разом скисло, — живо подхватила женщина в берете. — Две банки вылили!

— И у нас, — тихонько вставила молодая мамаша с коляской. — Все-все молоко.

Ее круглощекий малыш голубоглазо воззрился прямо на Яна. И в младенческом взгляде тоже померещилось обвинение в потраве молочного продукта.

— Я слыхала, этот самый горелом рядом живет… — тетка в розовой кофте, усеянной вязаными шишечками, словно бродячая собака — колтунами, драматически выдержала паузу.

Ян неприязненно дернул ртом. Вот всегда находятся такие болтливые и дотошные тетки в безразмерных кофтах.

— Это ж верный признак разбитого проклятья, — вещала неугомонная. — Молоко скисает враз, или вот, скажем, крупа чернеет. У меня годовой запас плесенью взялся, да жучками…

— Проветривать надо, — хихикнула рыжая девчонка.

— Ух, а я давеча за поворотом колесо проколол, — велосипедист заговорщицки наклонился к ней. — Не иначе горелом прямо здесь по дорожкам прогуливается.

Рыжая с готовностью прыснула, дурашливо округляя глаза. Ян изо всех сил делал вид, что любуется суетой вокруг моста. Старичок с палкой неодобрительно покачал головой и заметил строго:

— Вы напрасно иронизируете, молодой человек, ведь известно, что…

— И верно! — подхватила тетка в розовой кофте (старичок досадливо поморщился). — Всем известно, что вблизи от горелома всякие несчастья происходят. Огонь не горит, зеркала трескаются… А еще бывает, что вода горчит. Не заметил кто? — тетка требовательно обвела взглядом мигом притихших слушателей.

Присутствующие боязливо завертелись, передавая вопрос, как горячий уголь, и не прошло и минуты, как все заметили недопитую бутылку минералки в руке Яна. Ему вдруг померещилось, что бутылка раскалилась добела и жжет ладонь. Ну, только этого еще не хватало!

Под прицельными взорами Ян демонстративно отпил из горлышка. Простая вода ударила в нос не хуже газировки. Он поперхнулся, аж слезы из глаз брызнули. Зеваки дружно охнули.

— Я с прошением пойду, — неуверенно решила женщина в берете. — В магистрат. Может, мне деньги за молоко вернут?

Выскользнувшая из Яновой вспотевшей ладони бутылка юрко прыгнула в листья. Встала торчком, даже не разлившись. Отпрянувший, было, спаниель потянулся обнюхать ее.

— Фу! — тревожно вскрикнула рыжая девчонка, дергая собаку за поводок. — Пошли домой!

Вот именно. Отправлялись бы вы все домой или куда вам там надо… Ян с досадой нагнулся за бутылкой, краем глаза наблюдая, как зрители торопливо неохотно расходятся. За рыжей девчонкой покатил велосипедист.

— Себастьян!

Выуженная из опада бутылка чуть снова не выскочила из рук. Пусть оклик мне померещился! — взмолился Ян, не понимая головы. Не тут-то было.

— Тебя непросто найти…

— Я старался, — с досадой проворчал Ян, выпрямившись в полный рост.

Пьетр натянуто улыбнулся, поправляя сбившийся ворот вельветовой куртки. Кудрявая, плохо стриженная шевелюра растрепалась, круглые щеки порозовели. Спешил, запыхался и точно знал, куда идти. Откуда?

Ян повел глазами вокруг. По веткам ближайшей ольхи прыгали синицы. На верхушке клена хмуро нахохлилась ворона. Деловитые белки сновали по кедрам. По дорожке, вслед за хозяйкой, часто оглядываясь, семенил спаниель.

Полно зверья вокруг… Но слишком мелкое для Евы. Или кто-то из людей? Вон, например та малявка с большой спортивной сумкой, что стоит поодаль, долбя мыском туфли землю… Показалось, или она наблюдает исподлобья?

— Я знал, что ты по утрам бегаешь по набережной, а Ева смогла тебя… — Пьетр встретился с Яном взглядом и осекся.

— А теперь скажи им, что ошибся, — тихим, зловещим голосом велел Ян. — Скажи, что я убежал слишком далеко и не вернусь до понедельника.

— Очень срочное дело, — попытался вразумить сконфуженный Пьетр.

— Плевать, — Ян любезно улыбнулся.

— Этот мост, — Пьетр с несчастным видом кивнул в сторону живописный развалин, — представлял собой огромную художественную ценность не только для города… — помявшись, он виновато добавил: — А еще меня просили напомнить, что город предоставил тебе убежище в обмен на услуги.

— Разве я не оказываю этому городу достаточно услуг? — процедил Ян сквозь зубы.

— Ну, мост все-таки…

Нет. Не отстанет. Этот не отстанет.

— Ладно, что там стряслось?

— Сегодня утром, перед рассветом произошло нечто странное с Замком. Люди говорят, вроде бы он… э-э… вздохнул!

Ян моргнул от неожиданности. И даже злиться перестал.

— Что значит «вздохнул»?

— Так описали очевидцы.

Ян и Пьетр синхронно повернулись к востоку. Там, возвышаясь над разлохмаченной щеткой парка, над четкими скатами черепичных крыш дальних домов высилась громада Замка Тысячи башен. Очень похожая на связку остро заточенных карандашей, поставленных вертикально. Как могла вздыхать эта каменная махина?

— Может, просел фундамент. — Раздражение снова рвалось помимо воли. — Пусть позовут каменщиков.

— Согласно городской легенде, Замок вздыхает к большой беде.

— И часто он это проделывает? — Ян скептически приподнял бровь.

— В последний раз почти сто лет назад. Как раз перед великим наводнением. Тогда старый город весь ушел под воду.

— Ладно… — сдаваться все равно придется, так хоть сделать это с минимальным ущербом для самолюбия. — Передай им, что завтра с утра приду.