Мы потратили около сорока минут в прижатом состоянии в автобусе. Чем больше студентов, тем больше остановок, тем больше времени уходит на то, чтобы им выйти. Когда мы приехали в Саннивейл Корт, водитель автобуса остановился перед домом Коты.
— Я заберу всех здесь, кто живет на этой улице утром, — сказал водитель.
Я, Кота и Габриель замешкались. Моя сестра, Даниэла и ее брат стояли позади нас.
Я стояла с Котой и Габриелем у дороги.
— Я полагаю, мне надо идти. Если моя сестра проверит, а я еще не там…
— Ты сможешь вернуться? — спросил Габриель.
Я взглянула на сестру, разговаривающую с Даниэлой.
— Зависит от того, как дальше пойдет. Мне, возможно, придется договариваться.
— Что это значит? — спросил Кота. Он поправил очки на носу. — Ты все еще ничего не рассказала мне.
— Сейчас это очень трудно объяснить.
Габриель вытянул указательный палец и поднял большой палец вверх. Его рука была похожа на ружье. Он дернул ей, будто выстрелив в меня.
— Позвони нам, — сказал он, — или возвращайся, если сможешь.
Я кивнула, направилась по дороге к дому. Мари вскоре последовала за мной.
Я шла вместе с сестрой. Было странно находиться рядом с ней после проведенного дня с парнями. Ей было странно неловко. Я поинтересовалась, как прошел ее первый день. Я подозревала, что она не разговаривала с директором на каждом шагу.
— Это была Даниэла, не так ли? — спросила я ее.
Она внимательно посмотрела на меня, нахмурившись.
— Откуда ты узнала?
— Парни упоминали ее и ее брата, — сказала я.
Она поджала губы.
— Да, хорошо, она мне говорила о тех мальчиках, — выделила она, как если бы они были малышами по сравнению с нашим возрастом.
— Что Даниэла сказала?
Мари пожала плечами.
— Я не зависаю с ними. Они — снобы из частной школы.
— Они не снобы, — сказала я. — Они милые.
— Они ни с кем не разговаривают, только между собой.
— Они разговаривают со мной.
— Да, хорошо, ты такая странная так, что поди пойми их.
Я вздохнула. Не было смысла говорить с ней по этому поводу. Когда у нее складывалось какое-либо мнение о человеке, оно за ним закреплялось надолго. Я все еще удивлялась, как она заводила друзей с таким негативным отношением. Мы не были никогда близки, но иногда я думала, что если бы было по-другому, и мы постарались бы подружиться. Это не значило, что все зависело от нее. У нас действительно не было ничего общего и с такими родителями, какие были они у нас, вместо того чтобы стать ближе, мы отдалились друг от друга. Когда я пыталась проявить интерес, это выглядело так, будто мы переставали враждовать. Я не знала, что делать.
Когда мы вернулись в дом, я на цыпочках прошла через коридор к комнате мамы. Прислонив ухо к стене, я задержала дыхание, ожидая признаков жизни внутри. Мне нужно было спросить ее о скрипке. Я знала, каким будет разговор до того, как начала его, у меня была только маленькая надежда, что в итоге она позвонит моему отцу на работу и попросит его захватить скрипку на обратном пути домой.
Раздавались звуки: жужжание новостей по телевизору и шуршание в кровати. Я подошла к дверному проему и заглянула внутрь.
Она села повыше на кровати, скрестив руки на груди. Я направилась вперед, специально наступая на те места, где скрипели половицы, чтобы привлечь ее внимание.
Она повернула голову. У нее блестели глаза. Меня удивило то, что она плакала.
— Что ты хочешь? — спросила она.
Ее тон стер предыдущее утверждение о ее настроении.
— Мне нужно принести скрипку в школу, — сказала я тихо. — Мне нужно пойти и купить ее.
Ее брови сошлись вместе.
— С каких это пор ты играешь на скрипке?
— Один из моих уроков — это игра на скрипке.
— Разве в школе не должны были выделить тебе одну, если они дают тебе занятия?
— У них нет инструмента для меня.
Она нахмурилась.
— Мы не можем покупать тебе музыкальный инструмент каждый раз, когда ты захочешь попиликать на чем-нибудь.
— Мне нужна только одна скрипка на занятие завтра.
— Твой отец одобрил это?
— Он подписал лист с расписанием.
То, что я сказала, было правдой, он действительно подписал его. На что в действительности я намекала, не было правдой. В действительности он не знал об уроках на скрипке, потому что доктор Грин и мистер Блекборн изменили мое расписание после.
Она втянула воздух и медленно поняла это, почесав лицо. Она расслабляла и напрягала глаза. Возможно, телевизор вредил ее глазам.
— Я не думаю, что тебе следует этим заниматься. Ты никогда этим не занималась.
Мое сердце резко ухнуло вниз. Нет, пожалуйста. Не поступай так сейчас.
— Но я уже подписалась, — сказала я. — Я уверена, она не такая дорогая. Она может быть дешевой в ломбарде.
— Если мы купим тебе, вдруг ты просто уйдешь.
— Я не могу уйти, — настаивала я.
Я упускаю момент. Я должна была что-то сделать.
— Я уже подписалась. Я должна ходить на занятия целый год.
— Тебе не следовало туда записываться. Ты ничего не знаешь о музыке.
— У Мари есть флейта, — сказала я, чувствуя себя ужасно, используя сестру для этого. Я всегда думала, что лучше всего не использовать сестру ни в коем случае с родителями, даже если она так не поступала. Это было, как предать доверие, и я не хотела быть таким человеком. И пока у нас еще слабый спор, и я знала, что моя мать скажет, прежде чем она это произнесет.
— Просто зайди в главный офис завтра и попроси их убрать музыку из расписания. Ты не имеешь представления о музыке.
Это все. Если я еще раз попрошу ее, она накажет меня за препирательства, или еще хуже она позвонит в школу. Если она это сделает, я буду выполнять все ее прихоти. Все мое расписание будет переработано, как она захочет.
Я сглотнула и вернулась к двери. Это был риск, который мне не был нужен. Я тяжелой поступью прошла в коридор. Я не хотела больше оставаться в доме. Меня пробрала дрожь, я подавляла гнев, попавшего в ловушку человека. Что еще я могу сделать? Завтра я должна признаться мистеру Блекборну, что мои родители не могут позволить себе купить мне скрипку. Я не хотела представлять себе стальные глаза, смотрящие на меня с жалостью или с возмущением о его потраченном времени. Единственная ученица, которую он взял в этом году, уходит.
Я резко втянула воздух и выкинула эти мысли из головы. Я ничего не могла с этим поделать. Я сделала все, что должна была, а теперь мне нужно смириться с этим. Возможно, так было лучше. Что если кто-то другой заслуживает внимание и время этого талантливого профессора из Академии?
Я прошла по лестнице к лестничной площадке, уже собиралась войти в свою комнату, когда заметила, что дверь Мари приоткрыта. Она никогда не оставляла комнату открытой, и я приблизилась, чтобы взглянуть что там.
Кровать Мари была не заправлена. Черный потолочный вентилятор был включен, занавески на окнах открыты. Одежда валялась в беспорядке на полу, что-то вываливалось из шкафа. Дневник случайно раскрытым лежал на полу. Школьные листы валялись кучкой рядом с дверью. Мари не было.
Я тихо закрыла ее дверь и попятилась, в раздумьях. Я прошла по дому. Мари нигде не было. Моя мама уже увидела и отпустила меня, так что она не будет спрашивать обо мне снова. Отца еще долго не будет дома.
Я схватила сумку для книг и телефон и вышла, прежде чем могла предположить что-нибудь еще. Я не хотела терять время, если хочу убраться отсюда.
Я выбрала долгий маршрут через лес за домом, обошла дом Натана и вышла на улицу. Я не хотела, чтобы кто-нибудь из моей семьи обратил внимание и увидел меня. Это также дало мне время, чтобы поостыть после отказа матери.
Золотистый ретривер Коты, Макс подбежал ко мне, как только я пересекла двор к подъездной аллее дома Коты. Он счастливо пыхтел и тыкался носом в мою руку. Я провела пальцами по шерсти на его голове. Он последовал за мной в гараж и сел рядом, когда я позвонила в дверной звонок.
Джессика, младшая сестра Коты, открыла дверь. Ее очки с розовым ободком соскользнули вниз немного, она посмотрела на меня и улыбнулась.
— Привет, Сэнг.
— Привет, Джессика. Мальчики еще здесь?
— Да, — сказала она. открыла дверь шире, и я проскользнула внутрь. Она отцепила цепь от ошейника Макса. Макс забежал в дом и исчез в гостиной, фыркая.