Ближе к двенадцати он подлез под бочок к Наталье. Она не проснулась, только ротик приоткрыла, в полусвете ночника блеснули остренькие зубки: ну ни дать ни взять — сама как белочка… У неё и дикобраз — «нюська»…

Странная ему попалась женщина. «Категории Д5». Или… Может, они там все такие? Нет, вряд ли. Она говорила, что только она из всего потока захотела научиться готовить… А то, что ей нравится больше лес, чем Город? Странно, да…

Повернувшись на спину, он ещё долго думал, вслушиваясь в уже тихое сопение под боком. Хотел бы он, чтобы всегда оно раздавалось рядом? Хм-м…

Ответить трудно: прошло слишком мало времени. Может, у неё есть какие-то недостатки? Болтливость? Вредность? Может, сварливость? Почему она так мало раз была востребована? И — он обратил внимание! — никогда — повторно!

В любом случае рано делать выводы. Посмотрим, что будет дальше.

Утром его разбудил деловито-приторный голос будильника:

— Доброе утро, Михаил Геннадьевич. Сегодня понедельник, тринадцатое июня. Семь часов восемнадцать минут. Через сорок две минуты отходит ваш экспресс до Центра. Включить автоповар?

Даже не открыв глаза, он буркнул:

— Включай! — после чего застонал, развёл руки, потягиваясь:

— Чёрт! На работу — как на праздник! С бодрыми песнями и улыбкой…

Его привычный ворчливый монолог прервал весёлый голос с порога кухни:

— Можно и без песней. Ну-ка, давай умываться, и за стол! Завтрак готов!

Ох ты… Как это у него выбило… Что он не один!

— Слушаюсь, Большой Босс!

Из ванны он вышел, на ходу зачёсывая короткую чёлку — после обработки феном она оставалась чуть влажной: чтоб лежала. Наталья встала из-за стола при его появлении:

— Привет! Против тостов не возражаешь?

— Нет. Тосты и бутерброды — моя традиционная еда… Особенно когда до паровоза пятнадцать минут!

Наталья даже без макияжа смотрелась мило и свежо. Он подумал, что это тот редкий случай, когда женщине «боевая» раскраска, скорей, вредит. Однако с учётом вчерашнего опыта ограничился констатацией, а не дурацкими советами:

— Отлично выглядишь! Успела умыться, что ли?

— Ну так!.. Я на «вахте» уже с шести, лежебока несчастный. Что, зачитался вчера?

— Да, был грех… А ты что — уже прочла всю книгу?

— Прочла. Я читаю быстро: страница — двадцать секунд. Засекала. Обучили… Ещё там… — она неопределённо махнула головой куда-то назад. Он подумал что эту тему лучше не поднимать. Спросил:

— Ты, надеюсь, не обидишься, что я тебя оставляю тут на целый день одну?

— Без проблем. Не привыкать. Дочитаю, что найду, сготовлю ужин, посмотрю ящик — видишь, какая обширная программа! Тут уж не заскучаешь!

— Ну, отлично. — он запихал в рот последний кусок тоста с клубничным мармеладом, еле проговорил, стараясь не ронять крошки, — Тогда я побежал!

— Счастливо! А если мне захочется погулять?

— Да ради бога. Вон, на гвоздике у двери — второй комплект ключей. Код в подъезде — три-один-один. Деньги… — он торопливо пошарил по карманам, — Вот. Тут пара сотен. Хватит?

— Конечно. Ну, счастливо. — она, приподнявшись на носочки, несмело чмокнула его в щёку. Ему показалось, или она подмигнула?! Или это что-то попало ей в глаз?..

На свой экспресс он еле успел — пришлось долго ждать лифта, который ещё и полз до третьего подземного уровня метро почти минуту. Однако втиснулся, поздоровался вежливо-равнодушным тоном со всеми, кто стоял у двери, и взялся за поручень, глядя привычно в черноту, скользившую за окном.

Ему казалось всегда, что более обезличивающего город и людей механизма, чем метро, не существует. Все стоят молча, деловые и собранные, концентрируют мысли и способности на предстоящем рабочем дне. Лица — словно застывшие раз и навсегда безжизненные маски без малейших признаков эмоций — как в театре Кабуки. Только вот нет деления на Злодеев, Красавцев и Добрых Старичков — все собранные и целеустремлённые… Рабы.

Да — они — рабы! Он не обольщался на этот счёт. После того, как всю работу, процветание Цивилизации и «дальнейшее развитие» Общества Потребления взвалили на плечи только мужчин, пропасть между этими самыми мужчинами всё увеличивалась. Конечно: каждый в любой момент может стать твоим врагом, твоим непосредственным конкурентом! Открываться, расслабляться нельзя ни на секунду — сожрут!

Пялясь невидящим взором в мешанину кабелей и стоек с крючками, то ускоряющих свой бег до сливания в чёрно-монолитную массу, то вновь распадающихся на отдельные чёрные нитки, когда поезд замедлялся или ускорялся от станции, он старался только не двигать желваками — заподозрят в очередном приступе социофобии. Или ещё какой гадости.

На третьей остановке он вышел, пожелав остающимся удачного дня. Ему в спину прозвучали ответные вежливо-стандартные пожелания. Сволочи! А сами, небось, рады бы вонзить ему туда нож! Или хотя бы смачно плюнуть… Только то, что все друг за другом хоть краем глаза, но присматривают, и удерживает!

Чёрт, похоже, у него опять начался приступ паранойи… Хватит! Вперёд!

Контора размещалась на тридцать восьмом этаже стоэтажной башни-монстра, вытянувшейся на два квартала. Ехать на лифте пришлось уже почти только с коллегами — он раскланивался, стараясь, чтоб голос звучал вежливо и приветливо. На каждом этаже, заказанном попутчиками, лифт вежливо позванивал, объявляя:

— Двадцать девятый, пожалуйста… Тридцать третий. Тридцать восьмой.

Он вышел, привычно посмеиваясь: «профессор Питсбург» и «мамаша Гудрун» сегодня опять проехали свой этаж, потому что увлеклись щипанием друг друга за… Все возможные места. То, что они любовники, давно ни для кого не было секретом. А то, что ещё любят подразнить, поэпатировать коллег своей голубизной, стало традицией и… Привычкой. Теперь «шалунам» придётся ждать лифта, идущего вниз, а для этого делать пересадку.

Шеф, заложив руки за спину, стоял у входа в Контору с вежливо-равнодушным видом, но это никого не обманывало: вредный бюрократ просто ждал опоздавших, чтобы навесить самую гнусную и занудную работу, да и из зарплаты вычесть — в «фонд отдела».

Присев за рабочий стол, Михаил вздохнул: фу, прибыл вовремя!

Однако «приключения» и «тернии» ещё не закончились: к столу подошли два известных шутника и гнусных карьериста, метивших на его место: Василий и Владимир, или Вальдемар, как его за спиной называли все, кто знал (а знали все) о несколько нетрадиционных привычках мазогея… Василий гнусно ухмылялся:

— О, кто это у нас пожаловал… Да ещё вовремя… Ну, как там «курс интенсивной сексотерапии»? Оторвал какую-нибудь Элитную красотку? Или проводишь традиционно — с помощью куклы из шкафа и левой руки?

Скотина мерзкая… В обычных условиях Михаил бы покраснел или побледнел от такой наглой провокации, да ещё сказанной так громко, чтобы слышала уж вся комната.

Но сейчас… «Наезжают» на его «девушку»!

Эта мысль позволила мобилизовать скрытые ресурсы желчи и находчивости.

И, поскольку он прекрасно понимал, что его ещё и провоцируют на очередной скандал, а значит, хотят просто сковырнуть с тёплого местечка, достойный ответ нашёлся достаточно быстро. И говорил Михаил специально погромче — пусть все слышат!:

— Спасибо, я в восторге от курса. Уж та-акая штучка попалась — я и забыл, когда последний раз делал два дубля подряд! А как сам — прошли уже прыщики?

Василий подрастерялся, о чём Михаилу сказали забегавшие выпученные глазки:

— Ка-какие п-прыщики?

— Ну, те, которыми тебя наградил последний твой… Дружок из отдела Сбыта! Я думал, что триппер-три сейчас лечится за сутки — до понедельника мог бы и успеть!

Лицо Василия пошло уже явственными красными пятнами. (Он явно не предполагал, что про его «новое увлечение» может быть кому-то известно! Особенно — Михаилу. Да ещё теперь придётся оправдываться перед «Вальдемаром»!)

Михаил с мстительным удовлетворением наблюдал за униженным и пришедшим в замешательство противником: раньше он не мог достойно встречать «психологические» атаки-наезды, над которыми парочка потом ржала втихаря, думая, чем бы ещё насолить хоть и не начальнику, но наглецу, получающему больше их за фактически почти ту же работу…

Ключевое слово — почти!

Ему явно не могли простить, что он делает её быстрее и качественней!..