– О, господи, без этого она не может… вы же ее знаете… – не понимаю, почему я отчитывался перед ним за свою бывшую любовницу.
– … и при том лезла ко всем безо всякой стыдливости. Особенно к встретившим ее сотрудникам ДПС…. Вот сейчас угомонилась и спит. Допрос придется провести позднее.
– Вы правы. Если вы не против, первые показания могу снять я. Да, вот что, мне не совсем понятна одна деталь в вашей экспертизе. Откуда вы взяли образцы, с которыми сравнивали?
Службист смутился.
– История тоже весьма неприятная. Видите ли, на радиаторе «Порше Кайенна» нашими специалистами найдены несколько седых волос. Версия сами понимаете, какая кривая, но после того, как выяснилось, что могила осквернена, нам пришлось потревожить родных…. Наина Иосифовна, к несчастью, в курсе. Она недавно уехала. «Скорая», сердце…
Мы оба помолчали немного. Службист пристально разглядывал свои ботинки. Я нервно барабанил пальцами по багажнику.
– Хорошо, – от моего голоса службист встряхнулся. – Я займусь Миленой, а вы…
– У меня отчет. Вам диктофон дать, или вы, как лицо официальное…
– Запишу на телефон, потом скопируете необходимое. Не уверен, что много пользы это принесет, но хоть что-то.
Он поблагодарил, вошел на кладбище, по дороге сказав что-то патрульным. Один из них дернулся и заметно побледнел. Судя по всему, мне и с ним придется побеседовать на ту же тему.
Я заглянул в «порше», включил кондиционер на полную мощность, и пока спящая красавица пробуждалась, позвонил домой.
К телефону никто не подходил, Валерия, верно, еще спала, досматривая последние сны. Вот странно, с ней я познакомился только благодаря исключительному, патологическому распутству ее младшей сестры. Полгода назад, всего-навсего полгода. А до этого полтора года терпел Милену. Никак не могу понять, что же я в ней нашел тогда. Разглядывая сейчас ее детское личико, с припухлыми губками и золотистыми локонами, спадавшими на грудь, я все пытался разглядеть ту, ради которой хотел свернуть горы и достать с неба звезду. Смотрел, но никак не мог увидеть. Словно передо мной была копия той девушки. Подделка.
На что я мог купиться в ней – на пустые разговоры бархатным голоском, о тряпках, красивых безделушках и новых фильмах? На девчоночьи формы? На ее секс, любовью это назвать трудно, больше напоминавший обычное спаривание – торопливое и мимолетное, до следующего приступа влечения? На ее измены, кажется, естественные для нее, без которых не обходилось с самого первого дня нашего знакомства? На ее положение молоденькой светской львицы в обществе? На ее деньги, наконец, ведь она дочь полпреда президента.
Наверное, я сильно изменился, за прошедшие со дня знакомства два года. Получил должность и закрепился в ней. Научился распоряжаться чужими деньгами, и чужими же биографиями. Выучил тот приказной тон, которым двигал, если не горы, то тела достаточно влиятельных людей, не желавших вступать в трения с Самим, ради его нагловатого помощника.
Во мне мало, что осталось от журналиста-международника и неплохого аналитика, как говаривал главный редактор моего журнала, пошедший на повышение в дебри управления информации Администрации; позже по его протекции совершил подобный рывок и я. А до той поры, как раз два года назад, сразу после ухода главного, был спешно переброшен на светскую хронику. И однажды вынужден был отправиться на беседу с новоиспеченной звездой. Слушая диктофон на следующий день, я смеялся ответам Милены. А вот редакция хранила молчание. Интервью вышло на другой день на второй странице, что при прежнем главном, явилось бы нонсенсом.
А тем же вечером был звонок от самой звезды, прочитав интервью, она чем-то осталась недовольна и пригласила меня к себе. И по ее собственным словам, предложила сделать по-быстрому то, ради чего я и пришел.
Так что через день уже я мог попасть на вторую полосу собственной газеты.
Как раз в то время мой бывший начальник, уже в ранге главы управления пресс-службы и информации, был вызван президентом в Сочи и по прошествии четырех дней пригласил уже меня в Бочаров ручей. Предложил как своего заместителя президенту, помянув о цикле статей о российско-польских отношениях. После которых меня и спихнули в отдел звездных сплетен, от греха подальше. А вот Денису Андреевичу статьи понравились, хотя тон их был резковат. Он долго со мной беседовал о пустяках и о важном, и я буквально грыз ногти от невозможности предоставить на его суд свежий материал по заинтересовавшей его теме. О чем и обмолвился собеседнику. И вероятно, вследствие этой обмолвки сменил и профессию, и сферу деятельности. Перебравшись в управление под крыло своего начальника, а год назад, когда того отправили в отставку, занял его должность, к тому же став еще и помощником Дениса Андреевича.
Тем временем, Милена, наконец, открыла глаза, и потянулась. Затем увидела меня. Улыбнулась, знакомой детской улыбкой. А ведь когда-то я обожал ее такую – еще не успевшую проснуться. Она зажигала во мне неведомую прежде страсть – этот угловатый ребенок, никак не становящийся женщиной.
– Привет, красотка, – повторил я. Милена недовольно взглянула, очевидно, ожидая каких-то моих действий. Кофе, сигареты, тосты с джемом. Совершенно так же, как и год назад. Осталось дождаться нетерпеливых ее указаний, сделанных писклявым, чуть хриплым со сна голоском
– Я жду, – и потрясла головой, приходя в себя окончательно. Заметила, что находится в машине. – Мы разве с тобой вчера катались? Я не помню. Вроде одна была. Ты что же – бросил Вальку?
Следующие четверть часа я, теряя время и терпение, объяснял ей, что именно произошло нынешней ночью. Она только пожимала плечами, барабанила по банке джин-тоника, крепко зажатой в мелко трясущихся руках. Наконец, что-то прояснилось в ее затуманившейся головке, она произнесла:
– Да, Борис Николаевич. Конечно. Дедушку я сбила. Но он обманул, прикинулся мертвым. А потом ушел. Представляешь? Я патрульных разыскала, чтоб ему, типа, помочь. А он, блин, взял и ушел. Прикинь, какое гадство. Никак от него не ожидала.
И тут же:
– А значит и ночью я не с тобой тогда. Мне почему-то показалось, что с тобой. Я еще удивилась потом, чего это ты такой робкий стал. Ну и ладно, – добавила она после паузы, разглядывая свой топик с символикой «Блюмарин». – Хорошо, они мне поверили тогда, дорогу обыскивали, особенно тот… ну с которым… он еще без усов был и на тебя похож…. Да, мы же пуговицу нашли. И они еще чего-то наковыряли с моего бампера. А еще банки не найдется? – она протянула мне пустую. Я покачал головой. – Обидно. А знаешь, почему я так рано из «Голицына двора» смылась? Жуткая история, но я тебе расскажу. Мы все-таки вместе были.
– Послушай, ты не могла бы…
– Потом, все потом. Прикинь какая вышла история. Я встретилась с Леночкой Домбаевой, ну с «Муз-ТВ», ты ее знаешь.
– Откуда?
– Она там ведущая, так что должен. Как будто телевизор не смотришь. Я хорошо помню, как по ночам таращился, когда это в Армении… как его Эчмиадзин… да? Когда его бомбили. Не отрывался до утра, вместо того, чтобы на меня…. А ты меня этим Эчмиадзином просто задолбал тогда.
Она была права. Телевизор и тогда, и теперь я смотрел практически в обязательном порядке, но в основном новостные каналы. Нет, еще мы вместе смотрели тогда ночные каналы и занимались сексом под фильмы нужного содержания. Она это очень любила. Сравнивать, как у них и как у нас. Находить недостатки. А потом требовать исправить.
– Давай вернемся к сбитому.
– Да, к дедушке. Знаешь, я вчера с Леночкой попробовала. Первый раз. Нам номерок дали в «Голицыном дворе». Леночка знает такие приемы. Голова кружится. Мы еще нюхнули ромашки потом, она поехала на эфир… кажется, или после него,… а я…домой, наверное. Я ведь домой ехала?
– Домой, – снятый ей пентхауз находился на набережной. Против воли я спросил, сам не понимая зачем. – Чего это на тебя нашло?
– Что я дедушку сбила? Так он сам представляешь, по разделительной шатался. Я пыталась его дважды объехать, а он как неродной, все под машину норовил. А потом отлетел и так странно руками начал размахивать, когда катился к обочине. Я думала, все. У меня сердце в пятки, кажется…