Бахва успел переползти в кусты чертополоха, Манана и Важа, кажется, растворились среди камней, меж которыми прокладывала вода свой нелегкий путь к Черному морю. «Ми-восьмой» вынырнул, откуда никто не ожидал, прямо из-за их холма, обогнув тот по реке. На скорости, едва превышающей скорость пешехода, и на предельно низкой высоте, какая только возможна в горах. Видимо, он хотел вращением винтов сбить растительность на склоне, и таким образом попытаться найти других диверсантов.

Но вид одного только поверженного Нодара почему-то успокоил пулеметчика. Кровь и полная неподвижность заставили вертолет подняться. Через некоторое время «Ми-восьмой» ушел окончательно.

Бахва стремительно выскочил из своего жалкого убежища, бросился вверх по тропе, к Нодару. Его опередил Михо.

– Плохо дело. В бок вошло и голову, возможно, что-то серьезное задето, – сообщал Михо, осматривая и самого командира. – Ты-то сам как? Тоже покровавили?

Бахва только сейчас заметил, что с рукава течет кровь. Он разодрал рубашку, нет, всего лишь царапина – промыть да перевязать. Снизу послышался плеск – Важа и Манана возвращались. Пока они карабкались по склону к неподвижно лежащему Нодару, Михо быстро рубил саперной лопаткой ветви пихт, сооружая из них подобие носилок. Манана шла последней, по привычке глядя в оптику в сторону убегавшей реки.

– Подвел я тебя, – прохрипел Нодар, выплыв из тумана боли. – Извиняй уж, командир.

– Помолчи, – и, обернувшись, – Сестра, морфий, пенициллин и бинты.

Прозвучало, как в операционной. Хотя никто не заметил подобного каламбура. Пуля прошла насквозь, хоть это хорошо, но кажется, не без серьезных последствий. Он осторожно повернул Нодара – выходное отверстие, вернее, вырванный кусок плоти, находился так, что либо почка, либо селезенка вполне могли быть задеты. Да и состояние Нодара не вызывало оптимизма. Двигался он с трудом.

Михо подтащил сымпровизированные носилки, когда перевязка заканчивалась. Рану удалось зашить на пару с сестрой, Бахва уже имел опыт подобного, Манана постигала теорию на практике. Важа все это время стоял рядом, готовый помочь, но от одного вида проделываемых на Нодаре операций его мутило. Только когда пришло время перетаскивать Нодара на носилки, он с радостью вызвался нести товарища, вместе с Михо. Бахва, после недолгой размолвки с сестрой, согласился, что Манана пойдет первой, а он замкнет группу.

Солнце быстро карабкалось в зенит, жара наваливалась удушающая. Вроде как парило, видимо, менялась погода. Нодар попросил пить, Манана, обернувшись, лишь приказала смочить ему губы водой.

– Потерпи, сейчас нельзя.

Нодар медленно кивнул, подчиняясь. И замолчал, скривившись от внезапной боли – морфий, хоть и действовал, но не спасал.

Они перешли речушку и устремились в ивовые заросли. Спускаясь все ниже и ниже по течению, они не сбавляли шаг, хотя и понимали, что в любую минуту могут столкнуться с русскими, хотя бы с теми минерами, что прошли несколькими часами ранее по их маршруту. Солнце вышло в зенит, и начало опускаться, а они все шли. Нодар впал в беспамятство и лишь изредка кривился от боли, стараясь не вскрикивать. Тишину не нарушало ничего. Только шум речушки невдалеке от звериной тропы, которой они шли, да шорох листьев, разбуженных легким ветерком.

Нодар что-то сказал, пробормотал в полузабытьи несколько слов, Михо приостановился, узнать, что случилось. Идущая первой Манана внезапно дернула винтовкой, вскинула на уровень плеч. И произнесла отчетливо, на русском:

– Брось автомат. Руки!

19.

Денис Андреевич находился у себя и тотчас пригласил, едва только ему доложили о моем визите. Я еще раз бросил взгляд на часы, и вошел в кабинет, как в омут нырнул.

Перед тем, как примчаться в приемную, я заскочил в управление информации – узнать, что нового накопал Сергей и его команда. Приятного оказалось мало: за ночь число разоренных кладбищ увеличилось непотребно, перевалив тысячный рубеж. Хуже того, остановить поток самопальной информации, несмотря на подключение отдела «К» службы безопасности никак не удавалось. На сайтах обмена видео каждые четверть часа кто-то непременно размещал снимки сделанные камерой мобильного телефона, где, среди черноты и мрака отчетливо виделись, подсвеченные вспышкой, изуродованные могилы. Или панорамный обзор кладбищ, видимо, через дыру в заборе, с удивленно-восторженными или апокалипсически-мрачными комментариями.

В сети стали появляться и словесные описания безобразий на кладбищах. Их тоже терли, старательно, но они возникали снова и снова –интернетчики поняли, что имеют дело с системой, и начали бузить.

– Пока это только цветочки, – «утешил» Сергей. – Если не будет никакой информации, она будет размножаться в сети как угодно, где угодно и в неограниченных количествах. А люди склонны верить всякому. Помнишь, прошлогоднюю панику с сахаром? Отличная рекламная кампания, а ведь сработало тоже на контрасте. Дескать, страшный неурожай, правительство все вывезло за рубеж. И начинается истерика, взлетают цены, начинаются стихийные беспорядки. А потом оказывается, что «единственные уцелевшие пачки и даже почти по цене рыночных можно купить» – и далее название сети магазинов. Готовых к массовому натиску потребителей.

Да, это я прекрасно помнил. Сработано было безукоризненно, даже посадить тогда рекламщиков не смогли. Сам бы купился, коли оставался при газете. А то и присовокупил бы статейку.

– Что с ижевскими мертвыми?

– Скоро будут здесь. Палаты уже готовы к приему и обследованию.

– А в городе?

– А что в городе. Шум пока только в сети. Нам бы его там и сдержать, глядишь, полегче будет.

Я согласно кивнул. И отправился к Денису Андреевичу. Вид у президента был так себе – беспокойная ночь давала о себе знать. Он потирал всклокоченные волосы, создавая на голове еще больший беспорядок, и поднял покрасневшие от бессонницы глаза, только когда я остановился у стола.

– Что у вас, Артем?

Вкратце я изложил суть дела, картина получалась совсем безрадостная. Денис Андреевич потер ладонями глаза.

– В четыре встречался с директором ФСБ, мы с ним говорили о возможности закрытия всех кладбищ. Он мне напомнил о Константине. Будут еще жертвы и еще мертвые. Так что вся надежда на отловленных в Ижевске мертвецов, и на пленных в Верхнем Кодоре.

– Там боевые действия были, мне сообщали.

– Вот именно, – президент потемнел. – Почти полтораста убитых, больше, чем за все время противостояния с Грузией. И это ведь война не с живыми – с мертвыми.

Я вздохнул тяжело. Информация усваиваться не желала. Самые потаенные человеческие страхи становились наглой реальностью.

События последних двух дней наложили свой отпечаток – я стал меньше говорить и больше слушать. Начал понимать, что не стоит делать далеко идущих выводов. Бесполезно, все их рано или поздно перечеркивало новое сообщение. Еще неприятней, еще фантастичней предыдущих. Утреннее солнце било в окна, отражаясь от крышки стола. Мы сидели друг напротив друга и впитывали эту внезапно наступившую тишину, пили ее, точно бальзам, долженствующий пролить исцеление, взбодрить нас и немного утешить.

– Знаете, Денис Андреевич, мне все кажется, что я не проснулся. А вы и ваш рассказ, да и вообще все, что произошло, просто снится.

Он усмехнулся горько.

– Поверить в невероятное – казалось бы, как просто. И в то же время, поистине нереально. А ведь вот что странно, Артем. Вот вы верите в НЛО, внеземные цивилизации?

Я пожал плечами.

– Как-то не задумывался над этим. Наверное, до определенной степени. Ну что мы не одни во вселенной – пожалуй, сформулирую так.

– А почему?

Я снова пожал плечами, и тут же спохватился.

– Даже не знаю. Как-то само собой разумеющееся. Вселенная слишком велика, чтобы в ней мог зародиться единственный разум. Это, пожалуй, самый веский довод, из тех, что мне сейчас приходят в голову. Тем более, в последнее время ученые утверждают, что жизнь на Земле привнесена откуда-то извне. А теория панспермии как раз предполагает именно такой исход.