— Это верно, — засмеялся Макарцев. — Та же Ловинка: разбуривать ее должны урайцы, парадом командуют как бы из Нягани, а расположено месторождение на территории Советского района.

— Слыхал я про это. Вадим Георгиевич Калайков рассказывал, что по любому поводу приходится собирать этакий большой хурал — три партийных секретаря из разных районов и хозяйственные боссы от нефтяников, лесников, строителей, дорожников и тэ дэ и тэ пэ...

Горком партии в Нягани стоит у бетонной трассы, рядом с выездом на месторождение — то ли подальше от города, то ли поближе к работе. Хотя было здесь не до выбора — в Нягани не хватает не только жилья. Узбекские дорожники, не раз выручавшие объединение «Красноленинскнефтегаз», помогли и горкому — передали ему только что законченное здание своей конторы. Прекрасная работа дорожников из Узбекистана стала привычной, сегодня даже представить нельзя, что всего несколько лет назад, когда уже шла эксплуатация Красноленинского свода, здесь не было ни одного километра круглогодичных дорог. Теперь ждут, когда в Нягани обоснуется узбекский трест жилищного строительства, а пока... «Трест «Приуралнефтегазстрой», — сказал мне первый секретарь Няганьского горкома партии Вадим Георгиевич Калайков, — сорвал нам и продолжает срывать программу по жилью и соцкультбыту. Трест стал куда мощнее, чем был два года назад, но еще больше выросли у него объемы производственного строительства. Мы говорим: стройте — жилье! Стройте — детсад! А трест отвечает: министр требует, чтобы мы строили компрессорную станцию. Мы управляющего трестом — на бюро: ты где на партучете состоишь? уяснил? А он в главк, главк — в обком, из обкома — нам...» — «Интересуются: где вы на партийном учете состоите?» — «Приходится заниматься совершенно не свойственными партийному руководителю делами, — сказал Калайков. — Звоню министру! Пишу министру! Прошу министра! Работаю диспетчером! Для городской партийной организации нет сейчас задачи более важной, чем объекты жизнеобеспечения: здравоохранение, связь, торговля, гортранспорт. Однако ведомственная чересполосица душит нас. Административные границы как-нибудь одолеем. Найдем общий язык. Но как одолеть межведомственную нестыковку, несогласованность? К 90-му году город должен вырасти до шестидесяти тысяч жителей. Это только по основным производствам, сегодняшним. Но к 90-му году здесь должны развернуться энергетики, к тому времени на строительных площадках у них тысяч десять должны работать...» — «Значит, только энергетики добавят городу двадцать пять — тридцать тысяч жителей». — «Конечно. Плюс к основным производствам. Мы эти сложности не планируем. Их жизнь планирует. Меня вообще тревожит позиция энергетиков. Дефицит электроэнергии — это же наше проклятье! Здесь уже сейчас — сейчас! — необходим мощный специализированный трест. Но что-то не слыхать об этом. Спохватимся, когда опять гнать придется...» — «Но почему же гнать? Почему нельзя наконец научиться поступать по уму, по сердцу, по закону — экономическому, нравственному, социальному?» — «Хотите, я задам вам вопрос?» — -«Пожалуйста, Вадим Георгиевич». — «Надо срочно рубить лес, вести подготовительные работы под свайное поле. Тут два пути. Первый. Можно потребовать от НГДУ прислать сто человек с топорами, от леспромхоза — двести с пилами, поручить спецстройуправлению снарядить «Комацу», ну и так далее. Вариант второй: одной организации дать гектар, другой — два, третьей — три, четвертой — полтора. И сказать: как хотите — зубами, ногтями — а чтоб через трое суток ваши участки были готовы! Вы за какой вариант?» — «Скорее — за первый». — «Ага, и наш мэр тоже. Дескать, этот вариант экономически грамотен, а второй — чистейший волюнтаризм! Может быть. Но я все-таки за второй вариант. Потому что боюсь. Потому что убежден — в первом варианте наш милейший мэр будет два дня выяснять, почему лесники явились без пил, нефтяники прибыли не туда и не тогда, а «Комацу» и вовсе не оказалось... Нет у нас привычки к экономическим методам управления. Люди к таким методам не привыкли». — «Не те люди, что ли?» — «Не понял». — «Да я часто это выражение слышу — «не тот человек», «не те люди»... Дескать, были б другие — иначе бы дело сладилось. Вы не об этом, Вадим Георгиевич?» — «Нет, — жестко сказал Калайков. — Не об этом». — «Вы как пришли на партийную работу?» — спросил я. «От сохи!» — с неожиданной задиристостью ответил Калайков и улыбнулся. Я поглядел на него и тоже заулыбался: с такими плечами, крепко сбитой фигурой его и впрямь легко было представить и в кабине трактора, и в чистом поле с косою в руках. «Занимался добычей газа, в Игриме, — добавил он. — Избрали». — «Честно говоря, Вадим Георгиевич, меня тревожит, когда громкими словами «человеческий фактор» пытаются обозначить не подлинные богатства личности, а все тот же пресловутый «палаточный энтузиазм». — «Опасность такой подмены есть... — задумчиво произнес Калайков. — Но знаете что? Именно здесь, в Нягани, я еще раз убедился, насколько высок потенциал советских людей. Тут авария была, слышали?» Я поежился: «Слыхал...» — «Да, теплоснабжение у нас хлипкое, чуть что — и... В общем, город практически заморозили. В феврале! Создали штаб, начали принимать оперативные меры. Меняли стояки, задвижки, линию латали... И каждый день звонки — сюда, в кабинет, и домой. Но вот что характерно. В первый день звонят: «Ага, тебе тепло, а мы...» А на второй: «Дайте нам инструмент! Дайте фронт работ!» Весь город городу и помог...» — «Мне кажется, — сказал я, — что, когда говорят о «нетехлюдях», просто забывают или стараются не думать, что люди могут проявить себя, раскрыть свои возможности только тогда, когда все прочие обстоятельства этому сопутствуют. Я не экстремальные обстоятельства имею в виду, а нормальные организационные, технологические условия, уровень управления...» — «Очень остро вопрос был на съезде поставлен. Не помните?» — «Вы о чем? Я не весь доклад слышал — свет гас то и дело...» — «Опора ЛЭП упада. Пока переключали на аварийку...» Калайков порылся в бумагах, достал выписку, прочитал: «Практика показала несостоятельность представлений, согласно которым в социалистических условиях соответствие производственных отношений характеру производительных сил обеспечивается как бы автоматически. В жизни все сложнее. Да, социалистические производственные отношения открывают простор развитию производительных сил. Но для этого они должны постоянно совершенствоваться. А это значит, что нужно вовремя замечать устаревшие методы хозяйствования и заменять их новыми...» Он отложил выписку и задумчиво повторил: — «В жизни все сложнее...» — «Наверное, потому-то и нет привычки к экономическим методам управления, что нет пока последовательности в их применении. Привычнее дробить дорогу к цели на всякие там отрезки и отрезочки с произвольными промежуточными финишами — и у каждого устраивать праздничный митинг. Так и цель-то забывается». — «Нет. — возразил Калайков. — Цель мы всегда хорошо видим. И дорогу к ней. Только постоянно себя редактируем — а делаем вид, будто это жизнь нас редактирует. Напряженные планы? Хорошо, давайте трудиться с полным напряжением сил. Но помимо наших сил для выполнения напряженного плана нам необходимо — ну, к примеру, двенадцать сваебоев. Если б дали одиннадцать — это напряженно, однако попробуем. Но дают шесть! Дают два! Ладно, еще поднапряжемся, план 86-го вырвем — а дальше?.. Мы хорошо знаем и говорить научились толково — про то, что любое новое дело начинать надо с дорог, жилья, энергии, магазинов, детсадов, кинотеатров, а начинаем всегда с производственных объектов. Но это же все равно, что выдернуть из трясины одну ногу, увязнуть другой, бух — и на карачках, и мордой в грязь... Весь 86-й год спланирован по принципу — вытащить одну ногу и увязнуть другой...»

— Так что же ты предлагаешь, Яклич? — спросил Макарцев — Перевести объединение обратно в Урай? Или создать там новое?

— Вряд ли. Не думаю. Это что же — на каждое НГДУ и УБР объединение сажать? Мы и так по плотности начальства на квадратный километр далеко вперед ушли — и от слаборазвитых стран, и от высокоразвитых… Ситуация тут, конечно, не простая. Хотя бывает хуже. Знаешь Усинский нефтяной район в Коми?