— Ты не обязан передо мной отчитываться. Я просто прислуга.

— Мне не нравится это название.

— Мне тоже. — согласилась Дина. — Но что поделать?

— Ты занимаешься воспитанием ребенка, а не прислуживаешь. — попытался обойти некрасивую формулировку Константин. Дина иронично улыбнулась, вспомнив о своих подопечных — санузлах…. Наверно, не стоит младшему брату Инги сообщать о столь унизительных обязанностях.

— У вас с Кириллом есть планы на сегодня? — внезапно спросил Константин.

— У нас всегда есть планы. — сдержанно ответила Динара.

— Не хотите посетить ледовый дворец? Тут недалеко. Научим мальчонку кататься. Может, найдет свое призвание.

Измайлова выразительно окинула взглядом симпатичного молодого человека.

— Зачем тебе с нами возиться? Больше не с кем провести время?

— Представь себе! Я в отпуске. И хочу отдохнуть не только от работы, но и от привычного круга людей.

— Конечно, поэтому ты приехал к сестре. — не удержалась от иронии Дина.

— А я знал, что ее нет. Мы выросли в этом доме. Иногда меня тянет сюда, как магнитом. Инга — не образец добродетели, как и я сам. Но что-то случилось в последнее время. Мне хочется поменять жизнь, друзей, интересы.

— Это невозможно. Не так быстро.

— Согласен, но попробовать стоит. Вот ты и Кирилл вызываете во мне исключительно положительные чувства, значит, стоит углубить наше знакомство.

Дина покачала головой и улыбнулась.

— Так и быть. Я давно не каталась на коньках.

— Дина, — позвал девушку Кирюша. — Смотри, вот эта птичка подойдет для твоей феи. Я хочу ее нарисовать. Ты мне поможешь?

Я еще не открыл глаза, но уже ощущаю все предпосылки жуткого отходняка. Меня качает. Качает — в буквальном смысле этого слова. Пустая и в то же время тяжелая голова пульсирует от боли и гудит, словно линия напряжения. Виски ломит неимоверно, во рту пересохло. Сердце глухо и бешено колотиться, ослабленное и травмированное неправильным образом жизни. Я не знаю, какой сейчас день. И где я нахожусь. Я боюсь открыть глаза, потому что понятия не имею, что увижу. Кто-то лежит рядом со мной. Я чувствую тепло чужеродного тела, слабое сопение. Это не Инга — она храпит, причем хлеще заправского мужика.

И я не помню, когда был трезв в последний раз. Да и сейчас все еще нахожусь в наркотическом опьянении. Я напрягаю память, пытаясь найти причины моего плачевного состояния. Вереница событий проходит под закрытыми веками. Лондон, Париж, Рим…. Даже во время перелетов мы не переставали пить. Но это к лучшему, водка заглушает страх перед полетом. Десятки незнакомых лиц, новые псевдо друзья, бесконечные вечеринки, целые ведра текилы, виски, пива…. Кокаин, марихуана, экстези, разврат, музыка, стюардессы…. Лас-Вегас. Какого черта мы забыли в Вегасе? Я не был здесь лет восемь. Со времен первого медового месяца. С Линой.

И тут я понимаю, что меня качает вовсе не потому что я все еще пьян. Мы на яхте. Точно. В самолете познакомились с парочкой сумасшедших туристов, празднующих пятилетний юбилей со дня свадьбы, и, накачавшись в каком-то клубе спиртным и легкими наркотиками, сняли яхту, чтобы продолжить бесчинствовать уже там. Нас почему-то было много. У меня и Инги талант привлекать таких безумных, как мы. Синхронизировав таким образом периодичность событий, я смело открываю глаза. Лучше бы я этого не делал.

Рядом со мной не Инга. Я даже не помню имени миниатюрной брюнетки, мирно посапывающей у меня под боком. Она спит без одеяла, как впрочем и я. И на ней совсем нет одежды. Повсюду пустые бутылки, и наша одежда. На спинке кровати небрежно повис вверх от бикини незнакомки. На столе прямо в тарелке с фруктами гора выкуренных сигарет, издающая отвратный запах. Меня тошнит и мне жарко. Неужели я был в состоянии предаваться разврату после такого количества допинга? Я поворачиваюсь к девушке и хлопаю ее по голой загорелой ягодице. Она недовольно морщиться, но поднимает голову. Алелуйя, я узнал ее. Эта та самая девица из самолета. Даже боюсь представить, где сейчас ее счастливый супруг. Хотя нет, не боюсь. Я почти уверен. И мне все равно. Я давно перешел грань, все мыслимые и немыслимые грани. Ни ревности, ни злости, ни сожаления…. Одна сплошная безмятежная пустота и апатия.

— Мне бы пива. — простонала девица. Лицо у нее сильно помятое, и выглядит гораздо хуже, чем упругая и подтянутая задница. Трезвый бы я на нее не запал. — Владик, глянь под кроватью. Я вчера вроде видела на полу пару банок.

Я, морщась от приступов головной боли и подступающей тошноты, послушно свешиваюсь с кровати. Я просто не в состоянии спорить. Не вижу ничего, кроме использованных презервативов. Значит, силы на секс у меня были. Совершенно не помню….

— Пива нет. — говорю я, и не узнав собственный голос. Что это за хриплое блеяние?

— Вот черт, сейчас сдохну. — она садиться, нисколько не смущаясь собственной наготы.

— Тебя как зовут? — наконец, спрашиваю я. Мне так-то до лампочки, но нужно же обращаться к человеку по имени.

— Света. — девица усмехается, глядя на меня. — А ты хорош. Я сто раз тебе говорила свое имя. Ничего не помнишь, да?

— Неа. — признаюсь я, откидываясь на подушку. Меня начинает знобить. Пиво бы не помешало.

— Бывает. У меня тоже с периодическими провалами. Но ты не парься, проблем не будет. Все вышло по обоюдному согласию. Инга у тебя мировая баба, я бы на ее месте таким экземпляром не поделилась.

— Я так понимаю, она в обиде не осталась. — я пытаюсь изобразить ироничную улыбку, но у меня сводит судорогой лицо.

— А! — Света насмешливо махнула рукой и прошлась по мне изучающим взглядом. — Поверь мне, милый, ей повезло меньше. Я с Гришкой пять лет прожила, знаю, о чем говорю. Он только с виду секс-машина. У качков проблемы бывают, с потенцией. Гормоны со временем дают о себе знать. У нас, что, серьезно ничего не осталось? — она обводит взглядом захламленную каюту. — О, вискарь в бутылке остался. Ты будешь?

— А есть выбор?

— Ну, мы могли бы выбраться отсюда. Может, у Инги и Гриши завалялось пиво. Или у остальных.

— Я не в состоянии. — признаюсь, и это действительно так. Не могу даже шевелиться. Слабость дикая.

Света встала с узкой койки и подошла к столу, где среди груд мусора отрыла два пустых не самых чистых стакана, чтобы разлить в них остатки вчерашней роскоши. Прикрыв один глаз, так обеими смотреть я не в состоянии, наблюдая за девицей, у которой напрочь отсутствуют комплексы. Меня начинает подбешивать ее голая задница и физиономия с подтеками туши. Яхта пришла в движение, и часть драгоценной жидкости проливается на порядком загаженный стол. Очередной спазм в желудке заставляет меня судорожно вдохнуть. Не помогло. Стошнило прямо на пол. Но не полегчало.

— Я хочу домой. — хрипло бормочу себе под нос, вытирая рот простыней. Света протягивает мне мутный стакан с виски, и меня снова выворачивает наизнанку.

— Кстати, а что мы вчера праздновали? — спрашиваю я, понемногу приходя в себя. Виски, как ни странно, вернул желание жить, каюта приобрела четкие очертания.

— Новый год.

Первое, что бросается в глаза, пока я спускаюсь по трапу самолета — это снег. Снег на асфальте, снег в воздухе, снег на воротнике моего пальто, наскоро наброшенном в самолете. Слишком много снега. Я не люблю снег. У меня с ним связана масса неприятных воспоминаний. А раз я чувствую дискомфорт, значит еще жив. Это чертовски приятно, особенно после месяца с гаком беспробудного запоя. Ощущать себя живым. Думать, дышать, осязать. Видеть. Не сквозь дурман, а трезвыми глазами. Инга плетется следом за мной. Она снова пьяна, успела хлебнуть в самолете. Она все время что-то говорит, но я стараюсь не слушать ее пьяный бред. Мои мысли далеко. Всего сутки назад, я внезапно осознал, что хочу домой. А вот сейчас, помогая жене сесть в такси, четко понимаю, что не знаю, где теперь мой дом. И существует ли он, вообще. Все, что я имею, в сущности, мне не принадлежит. Я и сейчас чья-то собственность, а если конкретно — приобретение Инги Тихомировой. Зачем я ей? Зачем она мне? Зачем я выбрал такую жизнь? И был ли мой выбор самостоятельным и осознанным, или я позволял решать за себя, плыл по течению.