— Простите, я не знала, что в банном отсеке кто-то есть. Здесь шумоизоляция, я искренне полагала, что все в доме давно спят. — проговорила она, нервно кутаясь в полотенце, и теперь вы все были одеты одинаково. Очаровательно. Очаровательно голые ноги Динары произвели на меня неизгладимое впечатление. Не то, чтобы я их не видел раньше…. Просто девушка действительно не рассчитывала на компанию и прихватила совсем маленькое полотенце. Очаровательный купальник, совсем открытый. Очаровательный плоский живот и грудь не такая маленькая, как кажется в строгих блузках с высокими воротниками. Повинуясь внезапному порыву, обошел девушек и убедился…. Наколка на попе есть! И не одна! Над резинкой крошечного бикини очень качественно выколоты три иероглифа. Боже мой! На лопатке еще один, совсем закрученный, и наверняка что-то означающий. Вот тебе и скромница-разумница. Мне даже стало интересно, что заставило высоконравственную Динару Измайлову так поиздеваться над своим телом. Или это просто грехи молодости?

— Прекрати меня рассматривать! — возмутилась девушка, оборачиваясь. Я улыбался так, словно воочию увидел падающего с небес Люцифера.

— А ты полна сюрпризов, малышка.

Лера недоуменно переводила глаза с меня на пунцовую от смущения Дину, и, последовав моему примеру, обошла девушку сзади.

— Не больше, чем ты. — огрызнулась Измайлова, еще больше развеселив меня. А, может, это шампанское бурлило во мне.

— Динка! Это супер. — завопила Лера, увидев, наконец, художества на спине и попе нашей добродетельной няни. Мы с Диной перестали буравить друг друга многозначительными грозными взглядами и посмотрели на полуголую блондинку. — Я тоже так хочу. У тебя есть номер мастера?

— Иероглифы мне сделал учитель по йоге. Он не работает за деньги. Это обереги. По его инициативе, я не просила. — коротко пояснила Измайлова.

— Ты занималась йогой? — поинтересовался я.

— Почему занималась? Йога — это своего рода религия, образ жизни. — холодно отозвалась Дина. Глаза ее излучали негодование. И я смутно начал понимать, что наши отношения снова вернулись к этапу недопонимания. Волновал ли меня этот факт? Я не знаю. Пока не знаю. Но думаю, что смогу договориться с Динарой. Она не глупа, и, в конце концов, не ее дело с кем я провожу свободное от жены время.

— Веришь в карму, значит. — насмешливо кивнул я. Хотя смешного в ее увлечении йогой ничего не было. Многие мои знакомые не только посещают сеансы, но и ездят в Тибет, встречаются с монахами, живут в монастырях, а по возвращению выглядят необычайно одухотворенными и свежими.

— Что ТЫ можешь знать о карме, Влад? — с иронией спросила она, посмотрев мне в глаза. Я нахмурился, обиженный и ее тоном и выражением лица. Знать и верить — разные вещи. Я — материалист, и не моя вина, что так сложилось.

— Ты замерзла? — спросил я, заметив, что ее плечи слегка дрожат. — Могу поделиться своим полотенцем.

Еще один уничтожающий взгляд. Не горячись, девочка, бьюсь об заклад, тебе бы понравилось. Оставляю мысли при себе. Кто знает, что может выкинуть эта моралистка.

— Хватит ее задирать, Влад. — вступилась за нее Лера. — Пойдемте, здесь и, правда, прохладно.

Мы с Валерией пошли вперед, а Дина осталась у бассейна. Я спиной чувствовала всю силу ее взгляда. И не был смущен. Чувства стыда, неловкости или вины были для меня потеряны и закрыты семью печатями. Динара Измайлова — хорошо оплачиваемая гувернантка моего сына. Какое мне дело, что она думает обо мне и моих поступках. Моя жизнь — мои правила. И никаких сожалений.

— Дина, ну, пожалуйста! — умолял Кирилл, сложив ладошки лодочкой, и несчастными глазами смотрел на свою несговорчивую няню. Она выдавила улыбку, но снова категорично покачала головой.

— Кирюша, я действительно очень хочу побыть дома, у меня много дел. Нужно прибраться в своей и твоей комнате, разобрать вещи, позвонить подруге и съездить в магазин за платьем. — мягко обратилась Динара к ребенку. Мальчик изобразил великого страдальца, даже мое сердце дрогнуло, но девушка осталась непреклонной.

— Ты все успеешь. Мы не долго. И папа отвезет тебя в магазин. — Кирюша не собирался сдаваться. Я наблюдал за ним с отеческой гордостью и любопытством. Малец не пропадет и далеко пойдет в жизни.

— Дин, действительно. — наконец, вмешался я, устав наблюдать за стороны за неудачными но настойчивыми попытками сына уговорить несносную девицу поехать с нами на аттракционы. — Тебе же нужен будет совет при выборе платья. Боюсь, что без меня ты снова выберешь что-то унылое и скучное.

— А я возьму Леру. — голубые глаза метнули на меня наигранно-равнодушный взгляд из-под высоких изогнутых бровей. — Может, в чем-то наши вкусы и разняться, но одеваться она умеет, если не брать в расчет ее вчерашний наряд.

— Лера уехала. — сообщил я с раздражением. Какого черта эта пигалица строит тут из себя ангела возмездия? Она забыла свое место в этом доме? Если так, то это мое упущение.

— О… — выдохнула Дина, прищурив глаза. — С самого утра? Тайком и это из собственного дома?

Я тяжело втянул воздух и посмотрел на Кирюшу, взирающего на меня с надеждой.

— Малыш, иди к машине. Мы с Диночкой скоро придем. Хорошо?

— Да, папа. — радостно кивнул малыш, убегая из гостиной. Динара растеряно смотрела ему вслед. Какое-то время мы молчали, не глядя друг на друга. Но я всеми фибрами чувствовал исходящий от девушки негатив.

— В чем твоя проблема, Дина? — спросил я.

Измайлова изобразила недоумение и расправила несуществующие складки на голубой шелковой блузке с короткими рукавами, схваченной на талии тонким ремешком.

— У меня нет проблем. — отчеканила она, перекинув за спину заплетенные в толстую косу медные волосы.

— Тогда поехали с нами. Ребенок расстроится, если ты останешься. — я пристально всматривался в неприступное лицо девушки, гадая, куда делась робкая неуверенная мышка. Еще одно доказательство того, что домашних животных и женщин баловать нельзя, сразу проявляется характер. Причем, несносный характер.

— А это нечестно. Манипулирование ребенком — низко даже для тебя. Вы отлично справитесь и без меня. Я уже объяснила, почему не могу поехать.

— Честное слово, Дина, лично мне наплевать поедешь ты или нет. — разозлился я. — И я не манипулирую Кириллом. Он битый час пытался тебя уговорить. А ты встала в стойку. Но дело не придуманных заботах или покупке платья. Дело во мне. Я чем-то тебя обидел? Скажи, я исправлю.

— Много чести, обижаться на тебя, Влад. Ты так зациклен на себе, что не можешь представить, что у меня могут быть просто другие планы.

— Ты забываешься, девочка. — рявкнул я, взяв ее за локоть. Она возмущенно взвизгнула и дернулась, но хватка моя была сильной. — Ты работаешь на меня. И все твои планы в моей компетенции. Я не давал тебе выходной, насколько мне известно. Так что ты решила?

— Значит, так мы теперь общаемся?

— А как еще мы должны общаться? Я твой работодатель, ты — подчиненная. Не рабыня, нет, с этим я согласен. Но сегодня полноценный рабочий день. А ты устраиваешь шоу.

— Что вы, какое шоу…. — Динара вежливо улыбнулась, взгляд ее был способен заморозить. — Простите меня, я действительно забылась. Конечно, я еду, если вы приказываете.

— Прекрати, черт побери! — я сорвался на крик. Господи, такого со мной давно не было. Я частенько кричал на сотрудников в офисе, но то был другой гнев. Ради поддержания порядка, так сказать. — Скажи прямо, что тебя так взбесило, и покончим с этим.

— Нет, я не права. — выражение лица Измайловой снова изменилось. Теперь оно казалось опустошенным, уставшим. Я просто растерялся, не понимая, что за таблетку «озверина» выпила утром эта крошка. Действие чудо-зелья ставило меня в тупик.

— Я перешла все границы дозволенного, нарушила трудовую субординацию. Извини. — продолжила она, не глядя на меня. Я отпустил ее руку, чувствуя себя круглым идиотом.

— Дина, скажи мне, что происходит? — попросил я, пытаясь вернуть свое хваленое самообладание. Мне только склок с прислугой не хватает для полного комплекта. А теперь лукавлю я. Причем, бездарно. Мое отношение к Динаре давно вышло за рамки трудового договора. Слишком близко я ее подпустил, слишком многое позволил. Неслыханная глупость, непростительная. Глаза цвета полевых колокольчиков смотрят на меня с плохо скрываемой обидой и разочарованием. И где-то внутри меня, под треснувшим каменным панцирем, сжимается в болезненный клубок ожившее не ко времени сердце эгоиста и развратника. Мысли хаотично мечутся в затуманенном сознании, пытаясь найти слова для объяснения, оправдания…. Я не знаю почему…. Не понимаю….. Зачем мне это нужно? Невыносимо видеть, как презрение снова расцветает холодным блеском в глазах простой рыжей девчонки. Но я слишком испорчен, слишком избалован, эгоистичен и горд, чтобы признать или понять правду. Я не хочу сложностей, мне не нужны чувства и отголоски проснувшейся совести.