Между тем, лангобарды, по общему совещанию, избрали в короли Клефа, знатного лангобарда из г. Тицина. Он приказал умертвить многихмогущественных римлян, а других изгнал из Италии. После одного года и шести месяцев управления, вместе со своей женой Анзаной, он был заколот мечом от руки одного из своих рабов (573 г.).

Павел Дьякон. История лангобардов. Цит. по кн.: История средних веков в ее писателях и исследованиях ученых. — СПб., 1902.

Сын императора Византии Константина VII, названный Романом, после смерти своей жены, урожденной франкской принцессы Берты, влюбился в дочь одного трактирщика, которую звали Феофано, и женился на ней. Феофано сохранила и при дворе привычки своего детства. Кроме того, она внушила мужу мысль отравить отца, чтобы поскорее надеть императорскую корону. Один из ее сообщников поднес императору чашу с ядом, но по странной случайности она упала и яд разлился; чашу наполнили вторично — Константин выпил жидкость, заключавшуюся в чаше, после чего он почувствовал себя очень плохо, доктора еле привели его в чувство, но с тех пор он стал часто болеть и вскоре умер (959 г.).

Царствование Романа было самым постыдным. Вверив управление государством людям недостойным, он окружил себя шутами и куртизанами и только и делал, что проводил время в их кругу.

Один историк сохранил перечень развлечений, которым Роман предавался втечение одного дня. Утром император присутствовал на играх в цирке, потоки давал банкеты сенаторам, раздавал подарки народу, играла в мяч, проезжал по Босфору в шлюпке, ехал на охоту, убивал больших кабанов и возвращался к вечеру во дворец, где наслаждался музыкой и любовался танцами. Слушая советы жены, Феофано, он приказал своей матери и пяти сестрам удалиться в монастырь.

Сестры повиновались, но императрица Елена восстала, угрожая сыну лишением трона. Роман вскоре был отравлен своей женой.

Феофано именем малолетних детей — Василия, которому было пять лет, и двухлетнего Константина — как опекунша стала управлять империей. Потом она вышла замуж за полководца Никифора, провозглашенного императором. Это бракосочетание знаменательно тем, что прекрасно отражало нравы того времени. Никифор крестил когда-то одного из детей Феофано, а потому и считался ее кумом. Константинопольский патриарх из-за этого обстоятельства отказался освятить этот брак, противный законам церкви.

Но Феофано и Никифор энергично отвергали свое духовное родство. Тогда им обоим была предложена присяга. Никифор и Феофано согласились принять присягу и публично отреклись от того, что было известно всем гражданам без исключения. Тем не менее, брак был совершен и патриарх благословил его.

Между супругами, конечно, не было ни согласия, ни любви. Никифор был чересчур небрежен к Феофано, а последняя, способная только на преступления и никогда не отличавшаяся постоянством, завела себе любовника, генерала Иоанна Цимисхия, который вступил с ней в тайную связь, ставшую потом явной.

Любовники, само собой разумеется, в скором времени решили свергнуть с трона Никифора. Во дворце, в комнате Феофано, были скрыты заговорщики; об этом узнал Никифор и отдал приказание сделать обыск. По непростительной небрежности, именно та комната, где скрывались заговорщики, и не была осмотрена.

В ту же ночь Цимисхий и несколько офицеров высадились на берегу Босфора, около стен дворца. Феофано спустила им из окна шелковую лестницу, по которой они влезли внутрь; здесь они соединились со спрятавшимися заранее заговорщиками и с помощью императрицы проникли в спальню Никифора. Злодеи набросились на спящего, переломали ему ребра и кинжалами нанесли многочисленные раны в голову.

Народ, узнав, что заговорщики напали на дворец, бросился защищать императора: солдаты охраны и слуг отворили дверь в его спальню и увидали его окровавленного, лежащего на полу на медвежьей шкуре. При виде этой страшной картины все испугались и бросились бежать вон из дворца. Цимисхий тотчас же был провозглашен императором и Феофано надела на его голову корону.

Несчастный Никифор, за несколько часов до появления заговорщиков, послал приказ своему брату, генералу Леону, чтобы он привел во дворец отряд избранных солдат. К несчастью, Леон, увлекшись игрой, прочел приказ чересчур поздно. Когда он привел отряд во дворец, то Никифор был уже убит, а Цимисхий провозглашен императором. Солдаты тотчас же его покинули и он должен был спасаться в алтаре Святой Софии.

Иоанн Цимисхий, взяв за руки двух молоденьких августов, Василия и Константина, представился народу и был провозглашен императором.

Феофано, организовавшая убийство мужа для того, чтобы захватить трон и царствовать со своим любовником, горько ошиблась в расчете — ее выгнали из дворца и заперли в монастырь Армении. Прежде чем удалиться, она упрекала нового императора в неблагодарности и. увидав около него своего маленького сына Василия, который не протестовал против ее ссылки, назвала его скифом, варваром и бросилась душить ребенка, что несомненно сделала бы, если бы ее не удержали.

Семь лет спустя, когда умер Цимисхий, Феофано с сыновьями была призвана ко двору, но отказалась от власти (976 г.). Оба сына Феофано некоторое время царствовали сообща, но потом, когда умер Василий, Константин VIII остался на троне один.

Пио О. Жизнь римских императриц. — СПб., 1895.

Великий князь Киевский Владимир Святой[75] усыновил своего племянника Святополка,[76] однако ж не любил его и, кажется, предвидел в нем будущего злодея. Современный летописец немецкий Дитмар, говорит, что Святополк, правитель Туровской области, женатый на дочери польского короля Болеслава, хотел, по наущению своего тестя, отложиться от России и что великий князь, узнав о том, заключил в темницу сего неблагодарного племянника, жену его и немецкого епископа Реинберна, который приехал с дочерью Болеслава. Владимир — может быть, при конце жизни своей — простил Святополка: обрадованный смертиею дяди и благодетеля сей недостойный князь спешил воспользоваться ею; созвал граждан, объявил себя государем Киевским и роздал им множество сокровищ из казны Владимировой. Граждане брали дары, но с печальным сердцем: ибо друзья и братья их находились в походе с князем Борисом, любезным отцу и народу. Уже Борис, нигде не встретив печенегов, возвращался с войском и стоял на берегу реки Альты: там принесли ему весть о кончине родителя, и добродетельный сын занимался единственно своею искреннею горестию. Товарищи побед Владимировых говорили ему: «Князь! С тобою дружина и воины отца твоего; поди в Киев и будь государем России!» Борис ответствовал: «Могу ли поднять руку на брата старейшего? Он должен быть мне вторым отцом». Сия нежная чувствительность казалась воинам малодушием: оставив князя мягкосердечного, они пошли к тому, кто властолюбием своим заслуживал в их глазах право властвовать.