Какое-то время "Три поросенка" стояли как безмолвные, обратившиеся в камень богатыри великаны, молча взирая на безумие, творившееся на улицах острова. А потом на Васильевке появился Комбат с ротой солдат, направленный на остров с заданием эвакуировать незараженных людей. Был и негласный приказ - уничтожать всех инфицированных, поскольку довольно быстро стало ясно, что вылечить их все равно не удастся. Сразу же выяснилось, что эвакуировать с острова было уже практически некого, и отряд, сразу перешедший к зачистке, вынужден был занять оборонительные позиции, учитывая подавляющее численное превосходство противника. Солдаты пришли, чтобы эвакуировать здоровых, а вынуждены были защищать свои жизни. Немногие незаразившиеся люди, не ушедшие с острова, примкнули к бойцам Комбата. Ни одного человека с острова так и не было эвакуировано - Комбат пришел слишком поздно.
Шатуны, как сразу же прозвали инфицированных, проявляли агрессию не только по отношению к здоровым людям, но нередко и к своим же товарищам по несчастью, неся угрозу всему живому, с чем сталкивались. Конечно, были и заторможенные шатуны, почти безобидные, постоянно впадающие в ступор или колотившиеся головой о стены, пока не отбивали себе последние мозги; они не представляли угрозы для окружающих, но таких было меньшинство.
Сначала рота Комбата занимала позиции в высотке возле Смоленского кладбища, оказавшись на осадном положении - шатуны окружили здание, люди забаррикадировались, отчаянно отстреливаясь из окон. Инфицированные разрывали людей на части голыми руками, проявляя недюжинную силу, так что подпускать озверевших зомби на близкую дистанцию было непростительной оплошностью. Сначала солдаты пытались строить баррикады из фур, поваленных на бок, однако, инфицированные перебирались через них с легкостью. Стало ясно, что для того, чтобы остановить это безумие, барьеры нужны основательнее.
Лишь когда подошла помощь из Кронштадта, солдаты Комбата вышли из высотки, начав отступление к Стрелке. Это были упорные, кровопролитные бои. Практически вся рота Комбата погибла в ходе этих недолгих, но ожесточенных схваток.
С помощью кронштадтцев и кое-какой исправной строительной техники был за два дня воздвигнут прочный периметр безопасности - монолитная пенобетонная стена на Съездовской и Первой линиях, прочно защитившая немногих уцелевших людей на Васильевском острове от безумных полчищ шатунов. Пока рабочие и солдаты наспех сооружали защитную стену, остатки роты Комбата прикрывали ведущееся строительство. Наконец, возведение укрепления было закончено, оставшиеся в живых люди перебрались на Стрелку и вздохнули с облегчением. Так и возникла Васильевская База.
Солдаты обустраивались в южной Башне без церемоний. Всем было ясно, что прежнюю жизнь уже не вернуть. Возвращаться или отступать было уже некуда, так что ни один солдат не ушел с острова. Питерский военный штаб был расформирован, в городе царствовали анархия и мор, толпы обезумевших инфицированных, потерявших разум, шатались по улицам.
Комбат и его люди приняли единогласное решение остаться на острове. Нужно было выживать самим, и башню сразу же превратили в настоящую крепость. На всякий случай, подъездные двери укрепили, забаррикадировали первый этаж, накрепко заколотили окна, сделав высотку действительно неприступной. Хотели приспособить для своих нужд и двух оставшихся близнецов, но после сильного пожара, случившегося вскоре после отселения партийных бонз, проживать в этих зданиях оказалось невозможно.
Великолепные Дворцовый, Биржевой, Благовещенский и Тучков мосты взорвали, чтобы не допустить миграции на Стрелку новых полчищ инфицированных, хотя зимний лед продемонстрировал тщетность этого предприятия; когда-то гордость города и украшение, теперь они стояли частично разрушенные, напоминая знаменитый мост в Авиньоне - теперь такие мосты можно было увидеть повсюду...
Шло время, и население Стрелки неуклонно сокращалось. Кто-то погибал во время вылазок за продовольствием и оружием, некоторые теряли рассудок; бывало, что закаленные бойцы выбрасывались из окон или сознательно отправлялись на разведку в Питер без оружия, на верную смерть. Всякое случалось. Однако, принял Комбат и немногочисленное пополнение из числа людей, приплывших на Стрелку по воде, услышав про Базу.
Закопченные северная и восточная башни постепенно рушились, и в конце концов были подорваны направленным взрывом. Взрывчатки у Комбата оставалось предостаточно, а ветшающие перекрытия зданий угрожали жизни бойцов, частенько забегавших в высотки спокойно покурить травку вдали от бдительного глаза командира, не поощрявшего наркотики, да и вообще, любые вредные привычки на Базе, делая исключение лишь для обычного курева. В карты играли, но на интерес, выпивали, но в меру. Комбат следил за порядком и дисциплиной, казалось, круглосуточно. Это был волевой жесткий человек, прошедший несколько горячих точек, и слушались его все, признавая бесспорным лидером.
Казалось, прошли десятилетия. Так долго тянется время здесь, на обезлюдевшем (если не считать до сих пор шатавшихся где-то там, за стеной периметра, инфицированных) Васильевском острове, опустошенном мором. Люди все еще жили, обменивались радиосообщениями с немногими теплящимися еще очагами цивилизации, особенно тесно контактировали с гарнизоном Петропавловской крепости, помогая друг другу выжить, и конечно, пытались узнать, что же творится в остальном мире. Где еще есть живые люди.
Гарнизон Заячьего острова держал свой скот - в основном, коз и свиней, выращивали овощи в теплицах, помогали васильевцам продовольствием, а те привозили на остров лекарства, оружие и одежду, добытые в вылазках в город. Достаточно было посмотреть на Комбата, крепкого черноволосого мужика, превратившегося за несколько лет жизни на Стрелке в седого старика, чтобы понять, что это была за жизнь....
Петропавловцы предлагали Комбату объединиться , перебраться на Заячий остров и жить вместе, благо места хватало, но тот каждый раз отказывался. Комбату казалось, что на Стрелке жить безопаснее - слишком уж близко к Заячьему острову подступали набережные города - лишь тонкая полоска безопасной воды отделяла остров от вымершего города.
Много страшных рассказов и баек ходило про пустой мертвый Питер, раскинувшийся на многие километры вокруг Васильевского острова, и про то, что творилось в обезлюдевших, жутких землях севера. Дурные были слухи, страшные. Конечно, рассказчики иной раз откровенно врали, что-то сочиняли и сами - петропавловцы были отменными рассказчиками, собиравшими все сплетни и слухи.
Васильевцы часто приплывали к ним на моторке просто посидеть вместе за одним столом, пообщаться, и , конечно, послушать удивительные рассказы петропавловцев. Многому не верили, качали головами - действительно, рассказчики иногда перегибали палку, но все же, оторваться от повествований закаленных суровой жизнью солдат, было невозможно. Конечно, истории про волков-оборотней и призраков умерших , бродящих по ночам по вымершим питерским улицам, не могли быть правдой, как и россказни про других дьявольских созданий, якобы населяющих опустевшие северные земли. Днем об этом помнили, посмеивались над услышанным, а ночью, когда дикий утробный вой оглашал безлюдные окрестности, становилось не по себе. Это был душераздирающий протяжный вой, не волчий. Хотя и волки часто попадались в Питере, но люди прекрасно различали обычный их рев, и этот.. страшный, дикий, запредельный...
Ночные патрульные Стрелки с опаской поворачивали головы на вой, доносившийся откуда-то из отдаленных мертвых кварталов, втягивали головы в плечи, подымали вороты курток и ускоряли шаг, хотя и находились в безопасности. Выбирались люди на разведку только днем, и только на БРДМ, бронированной и хорошо вооруженной машине, чувствуя себя уверенно только под прикрытием боевой брони. К ночи разведчики обязаны были вернуться - это железное правило соблюдалось неукоснительно. База потеряла нескольких человек, не вернувшихся из далеких экспедиций, так что рисковать, забираясь далеко от Базы, позволяли себе лишь Комбат с Барином, опытные и повидавшее многое бойцы.