И кто из нас окажется счастливым? Никто, потому что он решил за нас всех и, в итоге, сделал всех троих несчастными, включая себя. Неужели он этого не понимает? Как глупо. Один глупый, непродуманный поступок, и столько несчастливых людей.

Я вдруг ощутил внутри пустоту, усталость, как будто прокололи шарик и он сдулся. Артур так же, как когда-то у Ольги на дне рождения, уткнулся в тарелку, избегая моего взгляда. Не хочу больше говорить, ругаться, выяснять отношения. Просто хочу обнять его, почувствовать его тепло, услышать стук его сердца.

– Я соскучился. Очень. Проведи со мной эту ночь, и, если хочешь, то потом больше никогда меня не увидишь.

Артур.

О боже! Он это сказал?! Меня как кипятком окатило. Я неверяще уставился на него. Может, ослышался? Во рту пересохло. У меня, наверно, сейчас глаза как эти тарелки, что стоят на столе. Черт, черт, черт! Как же я хочу к нему сейчас прижаться! На хрена вокруг столько людей?

– Я... Олег... Олежек... да я... – где-то внутри меня прорвалась плотина и каким-то охрипшим враз голосом я зачастил:

– Я ведь тоже не могу никак забыть тебя. Я ведь дурак был. Ну ты пойми, ну я ведь тоже человек, а людям свойственно ошибаться. Ты особенный, а так получилось, что понял я это поздно. Я... безумно хочу тебя...

От того, что приходилось сдерживаться, я сжал кулаки, пожирая глазами невозможно близкое и одновременно далекое, но такое привычно родное, лицо Олега. Ведь он-то не изменился в отличие от меня.

– Пойдем отсюда? – совсем уж тихо закончил я.

Олежка словно с усилием отвел взгляд от меня, подозвал и расплатился с официантом.

Я прошел к гардеробу, стараясь хоть немного придти в себя от той бури, что творилась в душе. Зазвонил сотовый. Скорее всего, это жена. Но говорить с ней, да и вообще с кем бы то ни было еще, я не хотел. Не глядя и даже не доставая из кармана, отключил. На выходе, еще прохладный воздух ранней весны, как глоток холодной воды в жару, охладил горячую кожу.

– Твои предложения? – голос Олега за спиной, так близко…

– Гостиница?

Насмешливое хмыканье в ответ.

– У меня другое предложение.

Олег.

Господи, мне до сих пор не верится, что это не сон, что Артур – вот он, рядом со мной. Что я могу дотронуться до него, прижать его к себе, вдыхать его запах, ощущать вкус его губ.

Я повел его в квартиру, которую снимала для меня фирма.

Мы в лифте, я прижимаю его к стенке и наслаждаюсь вкусом коньяка на его губах. Все как раньше, как будто мы поднимаемся к себе домой, как будто не было года этой разлуки. Он прижимается ко мне, и я чувствую, как дрожит его тело, слышу его прерывистое дыхание... Чувствую напряжение у него в паху. Ощущаю жар, исходящий от него. От всего этого меня просто начинает трясти, я перестаю соображать, кажется, что меня разорвет от этих эмоций.

Я не помню, как мы оказались в квартире, не помню, как я ее открывал. Я мертвой хваткой вцепился в Артура, сжимая его яростно, до боли, впиваясь в его губы жестко, до крови. Он стонет, но не пытается отстраниться. Он принимает мою ярость как данность, как наказание за нашу разлуку. Меня не хватает на ласки и прелюдию, это все будет потом, ведь впереди вся ночь, а сейчас…

Кажется, я рву на нем одежду, пуговицы разлетаются в разные стороны. С себя я успел снять только брюки. Я хочу его, я с ума сойду, если сейчас не овладею им. И он подчиняется, падая полураздетым на диван, вжатый в него моим телом, он, с какими-то ошалелыми глазами, принимает меня. Вцепившись в мою рубашку, поддается навстречу мне, прижимаясь еще сильнее, еще ближе, шепча мое имя в ухо. Щекой я ощущаю влагу на его лице. Потом. Потом я соберу твои слезы губами. Сейчас же я просто остервенел от близости к тебе, от ощущения твоего тела под собой. Это похоже на насилие, на сумасшествие, на одержимость. Тело свело судорогой экстаза, выплескивая накопившуюся страсть, как шампанское из бутылки.

И по тому, как ты впиваешься зубами в мое плечо, со всей силы сжимая ногами мою поясницу, и подаешься рывком навстречу последним моим толчкам, а затем обмякаешь и становишься расслабленным и дрожащим, а я ощущаю между нашими животами горячее и липкое, я понимаю, что это было не насилие, а страсть на грани безумия нас обоих.

Ополоснуться по-быстрому в душе, смыть с себя запахи секса и пота. Не вместе, как раньше, а по очереди. Я иду первым, а ты остаешься лежать на постели, провожая меня затуманенным взглядом. Когда возвращаюсь, ты отбираешь у меня полотенце, оборачиваешь вокруг бедер, смущенно улыбаясь, стреляешь на меня глазами из-под ресниц. Смешно морщишь нос, пытаясь игнорировать запах. Как в наш первый раз. С той лишь разницей, что тогда мы в ванную пошли все-таки вместе.

– Окно откроешь? Только не вздумай освежителем брызгать, – кидаешь перед тем, как скрыться за дверью.

От этих слов как током по коже. Разрядом, до самого сердца. Тогда, в первый раз, стояла жара, а мы, оба совсем без опыта, еще не знали, что нужна некоторая подготовка, и открытое окно не помогло выветрить досадный запах – издержку анального секса. Я ничего не придумал лучше, чем избрызгать флакон освежителя. Отчего сам же потом кашлял до слез так, что в горле саднило. Оказывается, ты тоже все помнишь. Ничего не забыл.

Пока ты моешься, я курю и пытаюсь сдержать рвущееся наружу сердце. Успокоить мандраж в коленях и проглотить вставший вдруг в горле ком. Меняя испачканное белье, вдруг осознаю, что годовалый перерыв в таком сексе, наверное, много, чтобы тебе не было больно. Хотя я в таких вещах понимаю не очень. Никогда не был снизу.

Выходишь из ванной, и я пытаюсь уловить по твоему лицу, сделал ли я тебе больно. Но ты улыбаешься и тянешь меня на постель.

Вот теперь можно расслабленно лежать и слизывать, сцеловывать твои слезы или капли воды после душа. А может и то, и другое. Покусывать твою кожу. Провести рукой по твоим скулам, тыльной стороной ладони прижаться к кожице под подбородком. Ощущать твои ответные поцелуи, твои нежные руки, дарящие мне ласку и возбуждение. Целовать твои мокрые глаза, ощущая губами ресницы, прикусить мягкую мочку уха и забраться языком в ушную маленькую раковину, от чего ты сжимаешь плечи и, захихикав, шепчешь: «Щекотно».

Все как раньше, как прежде, только восприятие ласк намного острее, да сердце болезненно сжимается в груди от понимания, что это последний твой подарок мне, что больше не будет так, что это единственная и последняя наша ночь.

И я спешу насытиться тобой, как голодный, обреченный голодать еще долго, и пользующийся тем, что его сытно угостили.

Артур.

Это было ошеломительно. Неистово. Как ураган, как огонь, что вмиг разгорается из искры, дай только ему подходящую пищу. И я поддался этому вихрю чувств и эмоций, я сам рад был окунуться в безумие жадных исступленных ласк, сильных нетерпеливых рук, неконтролируемому напору, исходящему от всего естества Олега. Я таял, плавился, растворялся… В какой-то момент сознание поплыло и меня накрыло. Так, что я даже не представлял о существовании экстаза такой силы.

Возвращался я в этот мир медленно, пытаясь запомнить получше эти сумасшедшие ощущения в теле, в душе. В груди щемило от непонятной нежности и сожаления. Сожаления, что это ведь я, я сам все испортил. Так вдруг горько оказалось осознать, что Олежка любит меня. До сих пор. И что я не мог его забыть по той же причине. Мне не надо было слов. Достаточно почувствовать неистовство близости, а после эти неимоверно нежные, благодарные ласки, заглянуть в расширенные зрачки, где притаилась печаль и какая-то обреченность.

Освободившись окончательно от одежды и еще влажные после душа, мы молча рассматривали друг друга, неторопливо касаясь тел кончиками пальцев, легко целуя то тут, то там, словно заново изучая или же отыскивая изменения, произошедшие за этот, сейчас казавшимся бесконечным, год разлуки. Сейчас я видел, что что-то в моем любимом человеке все же изменилось: неуловимо тонкая дымка пережитого, несбывшегося, окутывала его. На меня накатила очередная волна сожаления об упущенном, злость на свою глупую самоуверенность годовой давности, что все это так, преходяще. Только вот оказалось, что любовь и мстить умеет. Горечью. Сожалением. Тоской.