И Мада.

Мада хотела сбегать во дворец поглядеться в зеркало. Но Саша-Аркаша не пустил: нельзя бегать самовольно, куда тебе вздумается, да ещё когда от­ряд дежурит по кухне.

Раньше первый отряд только видел, как другие отряды дежурят. А теперь будет дежурить сам.

В кухне всегда происходило что-то очень инте­ресное. Ребята нажимали кнопки, смотрели на ка­кие-то приборы, что-то проверяли.

А широкие чугунные сковородки! От страха та­кие не съёжатся. На плите штук шесть, и на всех жарятся оладьи, пыхтят, как паровозы.

Или огромные кастрюли! В них молоко, желтки (сотня желтков — не меньше!), а в других — яичная скорлупа, чищеный лук (кто-то слезами заливал­ся!), красная редиска. Или черешня для компота, или клюква для киселя. Может быть, Коле пору­чат когда-нибудь сварить кисель?

В раздаточной Коля видел, как ребята лопаточ­ками раскладывали по тарелкам котлеты и гарни­ры. А в кондитерском цехе машина сбивала крем (вёдрами черпай!).

Поэтому Коля обрадовался, когда его и Маду назначили в помощники к кондитеру. Он спросил:

— Крем сбивать будем?

Мада спросила про мороженое. Забыть его не может. Кондитер ответил, что ни крема, ни моро­женого сбивать сегодня не будут, а будут печь слад­кие ватрушки.

Первыш, конечно, знал, что такое ватрушки. Мада не знала. Ей постарались объяснить — это круглые пирожки с начинкой. Только начинка не внутри пирожка, а снаружи. Очень удобно, потому что видно, с чем пирожок.

Звали кондитера дядя Саша. Псевдонима у него не имелось.

Нину и Веронику назначили к котлу, в котором варили кашу. Митю и Гришу — к другому котлу, в котором варили чай. Вадима — в подсобные рабо­чие. Леванёнка — в хлеборезку. Остальных — в раз­даточную и к тележкам, на которых возят подносы с едой и убирают грязную посуду.

Командовать тележками будет непосредственно вожатый Саша с псевдонимом Аркаша.

Наталия Ивановна сказала Нине, чтобы убрала под шапочку локоны. И всем другим девочкам ве­лела убрать под шапочку волосы.

Нина убрала.

И Вероника уложила свою метёлочку и помогла Маде уложить фонтанчик, чтобы снаружи не оста­лось ни одного волоска: ведь надо будет работать на кухне с продуктами! У Мады осталась только бусинка.

Повариха тётя Глафира поглядела на дежур­ный отряд и сказала:

— Можно приступать к работе.

Тётя Глафира тоже была в халате и в белой ша­почке. За поясом — деревянная ложка и короткое посудное полотенце.

Когда первый отряд шёл на кухню, другие отря­ды хором кричали:

— Желаем успеха, люди!

Приятно было такое услышать.

И задвигались кастрюли, поднялись над котла­ми крышки, зашумела в кранах вода, загудела ав­томатическая хлеборезка. Ребята начали брать та­релки для хлеба, грузить их на тележки и укаты­вать в столовую.

Загремели вилки, ножи, чашки, ложки.

Кондитер дядя Саша дал Маде гирьку, которой она должна была в круглых лепёшках из теста де­лать вмятинки. Надавишь гирькой на тесто и — вмятинка.

А Коле он дал шприц. Такой большой, с повид­лом. Чтобы в эти вмятинки выдавливал из шприца повидло. Начинку, которая не внутри, а снаружи.

И получались сладкие ватрушки. Только ещё сырые. А потом их в духовку. Электрическую. С кнопками.

Мада работает гирькой. Чтобы гирька не при­ставала к тесту, посыпает её мукой. Гирька в муке, и Мада вся в муке.

Смеётся, довольная: она теперь поняла, что та­кое ватрушки.

Подсобный рабочий Вадим бьёт в кастрюлю яйца. В такую огромную. И яиц перед Вадимом полный ящик. А скорлупу кидает в другую кастрюлю.

Коля давит свой шприц. Руки у него липучими стали от повидла.

Но это совсем не соответствует положению, ко­гда человек теряет человеческий облик. Это произ­водственное состояние. Дядя Саша так и сказал — «производственное состояние».

Дядя Саша мажет ватрушки сверху кисточкой. Обмакнёт кисточку в какое-то густое молоко и ма­жет. Отойдёт, поглядит издали, как получаемся. Будто он в лесу картину рисует.

А потом закладывает ватрушки в духовку.

Мада гирькой работает и всё белее от муки ста­новится. И Коля совсем уже весь в повидле. Но ра­ботает, не унывает. Весело.

Вот бы предложить Вадиму: «Давай я тебе, Ва­дим, надавлю из шприца полный рот повидла, а ты разреши мне побить яйца».

Прямо руки чешутся — так охота попробовать.

Дядя Саша помог зарядить шприц повидлом, потому что оно кончилось в шприце.

Пробежала Нина. За поясом халата у неё по­явились деревянная ложка и короткое посудное полотенце. Как и у тёти Глафиры.

Коля поглядел, куда это она торопится.

А Нина уже обратно бежит, в руках — скамееч­ка. Подставила скамеечку к котлу и заглядывает в котёл. Так, конечно, удобнее.

Неужели будет деревянной ложкой мешать в котле кашу? Нет. Тётя Глафира подошла с железным черпаком.

Нина попросила, чтобы тётя Глафира дала ей черпак. Тётя Глафира дала. И Нина размешивает изо всех сил кашу.

Локон из-под шапочки выбился. Большой, свет­лый. Прикрыл один глаз.

Коля не утерпел и говорит Маде:

— Я сейчас.

Подскочил к Нине, ухватился за черпак и начал помогать. Но поскользнулся и, чтобы удержаться, схватился за кастрюлю, в которой доверху была на­сыпана яичная скорлупа.

Кастрюля лёгкая, опрокинулась и засыпала его скорлупой.

Подбежала тётя Глафира, поднимает с пола. Спрашивает:

— Ты не ушибся?

И Наталия Ивановна подбежала, и Людмила Фёдоровна откуда-то взялась. Все отряхивают Ко­лю от скорлупы. А за стеклянной стеной ребята стоят. Это уже к завтраку начали отряды подхо­дить. Кричат, смеются:

— Человек вылупился!

Коля чуть не заплакал от обиды. Это второй раз захотелось плакать. Тогда — из-за Светки, а те­перь — из-за яичной скорлупы. И даже не из-за скорлупы, а совсем по другой причине. Кто он те­перь? Ну кто?

Опять всё рыцарство начинать сначала?

Смотрит — Мады нет. Маду нянька куда-то ута­скивает. Воспользовалась тем, что он упал в скор­лупу и получилась суматоха.

Коля хотел быть сейчас самым смелым в отря­де, поэтому кинулся на подмогу к Маде. Что было сил. Даже чуть в другую кастрюлю не упал, с ре­диской.

Но тут вмешался Саша-Аркаша. Он раньше всех успел к няньке. Остановил её и сказал: «Нехорошо вы, нянька, поступаете, нехорошо. Вам объяснили, что такое лагерь, а вы опять за своё. Нарушаете по­рядок. Систематически».

Мада тоже была готова заплакать от обиды, что нянька хотела её увести.

В общем, всё кондитерское производство пе­режило ряд потрясений. Это дядя Саша так сказал.

Но потом производство потихоньку наладилось. Пошли в ход шприц, гирька, кисточка и электриче­ская духовка. А Саша-Аркаша скомандовал, чтобы поскорее развозили хлеб. И ребята начали разво­зить хлеб. В раздаточной выдали редиску и порции масла.

Митя и Гриша заварили чай в котле. Поглядели на приборы, нажали кнопки и заварили.

Кастрюлю со скорлупой помощники тёти Глафи­ры перенесли в угол, чтобы кто-нибудь случайно туда не упал. Засыпали муку — будут готовить оладьи. Положат на сковородки, и оладьи запых­тят, как паровозы.

Из хлеборезки выбежал Леванёнок. Крикнул: «Сколько ещё резать хлеба?» Тётя Глафира ответи­ла, что пока достаточно. А то будет засыхать. Луч­ше потом дорезать свежего.

Леванёнок сказал Коле:

— Приходи в хлеборезку. Моя машина как зверь работает.

Коля кивнул — ладно, придёт. Леванёнок спросил:

— А что за шум был? Кто-то куда-то упал, что ли?

— Это я упал. В скорлупу.

Леванёнок не стал смеяться. Он только снял ку­сочки скорлупы, которые на Первыше ещё остались.

* * *

Это придумал Саша-Аркаша. Людмиле Фёдоров­не его план понравился.

И вот Саша-Аркаша приглашает няньку к столу. Пускай нянька позавтракает с ребятами.

Нянька вначале отказывалась, стеснялась. Но потом села.