воспринимать все, что поэт говорит о Вселенной, но нужно проникнуться его духом и настроением. Дух этот прогрессивен, он постигает закономерности развития материального мира п проникнут оптимизмом.
Как львы, решетки мы грызем.
Как львы, мы в клетке тесной.
Хотим, прикованы к Земле,
Уйти в простор небесный.
Львы духа, рвемся к звездам мы,
Миров простор огромен!
Мы, узники земной тюрьмы,
Ее решетки сломим!
В «Космических песнях» Неруда восславил венец творения – человека, покорителя природы,- и открыл тем самым перед своим пародом новые горизонты. В «Космических песнях» Неруда заставил звучать все регистры своего таланта: от поэтического назидания до песенных строф, от шуточного поэтического фельетона до торжественных гимнов, от поэтического афоризма до декларации национальной программы. Неруда но был бы Нерудой, если бы он не отточил и пе испробовал свой юмор и па космических сюжетах («Лягушки в луже собрались…»). В этих стихотворениях но только рассыпаны отдельные перлы; все стихи здесь овеяны дыханием большой поэзии, напоминающей о К.-Г. Махе:
О облака, вы лебеди седые!
Вы письмена несете золотые;
На небесах, осенних и печальных,
Летите вы в нарядах погребальных,
Несете мертвых вздохи и страданья И нерождениых первое дыханье.
Вы – прошлое и будущее мира.
Истинно нерудовской горькой поэзпей насыщены стнхи:
Ведь п душа и мысль народа,
Они измучены, согбенны,
И боязливы, как дитя,
И трепетны, как пена.
Ведь до сих пор везде, повсюду Бледны безжизненные лица;
Кто в эти лица поглядит,-
Надолго сна лишится!
Ах, если смех хоть на мгновенье Лицо родное озаряет,
Беда ль, что после юморист В своем углу рыдает?
«Космические песни» тоже ждала своя нелегкая судьба. Неруда испытал немало горьких минут еще до того, как они увидели спет. Его издатель Даттел сперва не проявил к ним сколько-нибудь значительного интереса, редактор газеты «Народни листы», работодатель Неруды – Юлиус Грегр высмеял стихи перед всей редакцией. Однако не прошло и двух недель, как они вышли в новом издании; о «Песнях» писали много, но ни один из критиков не разгадал их подлинного смысла.
В последующие годы изоляция Неруды становится все более полной. Вместо дальних путешествий за границу он теперь ездит лить ненадолго за город. Из многочисленных друзей остались у пего лишь оперпый певец Йозеф Лев и венский журналист В.-К. Шембера.
Однако судьба развела его и с ними, и Неруда очутился в полном одиночестве. Его друзьями, как признавался он в дни своего пятидесятилетия, «были труд и любовь к родине». Однако мало-помалу он терял интерес и к своему труду. Он чувствовал себя покинутым, тяжело болел. Политическая ситуация внушала ему отвращение, так же как и непомерная осторожность чехов, пресловутая «чешская робость», традиционное подчинение консервативным вождям.
Подобно Божене Немцовой (1820-1862), которая в труднейший период своей жизни написала повесть «Бабушка» (1855), воссоздав в ней солнечную картину своей юности, так и Ян Неруда, воскресив в памяти годы молодости, революции 1848 года, встречи с чешской природой и людьми, создал «Баллады и романсы» (1883), книгу, полную света, тепла, юмора, мудрости и веры в простой чешский народ. Эта книга является своего рода художественной антитезой убогой жизни того времени. После долгих блужданий по просторам земли и среди звезд поэт обрел себя на родине, дома, в себе самом. С тонким поэтическим чувством и с огромным поэтическим мастерством он передал в новой книге трагизм человеческих судеб и трагизм смерти; с неповторимым юмором показал он и светлый лик жизпи, запечатлел самобытность национального чешского характера. С поразительной силой пишет Неруда о трагических моментах родной истории, но столь же убедительно повествует о жизненном оптимизме и вдохновенности парода. Создавая эту книгу, Неруда больше чем когда-либо вслушивался в речь народа, пристальнее изучал народную мудрость, народный разговорный язык, его метафоричность и, конечно, юмор. Разумеется, его ни в малейшей степени не удовлетворяло подражание народному творчеству. Традиционным сюжетам он придает более высокий смысл, благородство библейских я исторических деятелей связывает с народными представлениями о них; нагромождение ужасов народной баллады он венчает мрачным юмором и, напротив, тра-
гпческие темы просветляет великой человеческой нежностью, а шутки излагает самым серьезным тоном. В шутливом «Романсе о Карле IV» он так, папример, пишет о характере чешского народа:
Какая земля, таков и народ!
Ведь даже святые, собравшись конклавом,
Не справятся с чешским упрямым нравом,
Такой народ и святых изобьет.
Как с этим вином, так со всеми делами:
Задумаю новое, только начну -
Идет не туда, куда я потяну.
Не знаю, что делать, беда мне с вами!
А в прекрасной «Балладе о трех королях» в библейской легенде вновь звучит у него глубокий иронический подтекст:
…Вы позабудете о том, как шли сюда когда-то,
Как славословили меня, дарили шелк и злато,
И вы решитесь наконец Терновый мне подать венец.
И на Голгофу я взойду, камней осыпан градом,
Но никого из вас со мной тогда не будет рядом!
Если в «Космических песнях» Неруда очеловечил и приблизил к нам* жизнь Космоса, то в «Балладах и романсах» он перенес на чешскую почву библейские сказанья и исторические легенды и написал о них с истинно чешским юмором, иронией, шуткой.
Но старость близилась, накапливалась усталость; Неруда, замкнувшись в своем одиночестве, все больше занимается самоанализом. Он очень живо представлял себе все изменения, происходящие с ним самим. Однако не расплылся в сожалениях и жалобах. Поэт принимает жизнь такой, какова она есть. Он не усугубляет ее трагизма, не углубляет ее противоречий. Словно играя, он выбирает отдельные мгновенья или ситуации, приподнимает их над прозой повседневности и освещает юмором и силой своего духа.
Камерным выражением этого этапа жизни были «Простые мотивы» (1883), состоящие из четырех циклов: весенние, летние, осенние, зимние мотивы. В них Неруда передал все богатство чувств человека, который очутился на пороге старости и ждет прихода смерти. В его душе оживают воспоминания, стремления, упреки, раздумья и шутливые сопоставления молодости и старости; поэт живописует все это на фоне чешского пейзажа или городского парка. Неруда предстает тут как человек из народа и поэтому вносит в свою лирику массу разговорных элементов. Он слушает песенки, «популярные в этом году», насвистывает походные марши, играет с детьми, которые с любопытством приглядываются к нему, и т. д. Свои переживания он выражает весьма разнообразными средствами. То конкретной деталью:
Как выгляжу! Пусть дышу па стекло
И тру его шелком… Все же
Мне виден тусклый, безжизненный
взгляд,
Сухая, желтая кожа.
Ипогда целым событием, емкой поэтической метафорой:
Косой повержеп луг, цветы изнемогают,
Злак испускает дух, и тяжко дышит мята,
Бледнеют травы, гаснут, затихают.
Но, затухая, так благоухают! -
Затягивают в омут аромата.
О, если б в час последнего заката И ты, певец, испил из чаши полной,
И стих стекал, как колос под косою,
Из уст, сведенных смертною тоскою,
Очарованья зрелого исполнен.
«Простые мотивы» написаны зрелым мастером, обладавшим топким художническим видением мира и редким пластическим даром, мастером словесной филиграни, образа и стиха. Несмотря на всю свежесть поэтического взгляда п чувства, «Простые мотивы» окутаны дымкой рефлексии и меланхолии. В них нет горечи ранних стихов, по пет и их горячности и задора. В пих все воздушно, облегченно и мелодично.
Былая горечь, однако, ожила с прежней силой, стоило ему обратиться мыслью к судьбо своего народа и приступить к написанию «Песен страстной пятницы». Здесь уже пет горькой неудовлетворенности, в них заговорила былая энергия. Всей душой Неруда тревожился за судьбы своей родины. Его любовь и тревога были тем сильнее, что у него не было близких, к кому он по-человечески мог бы прильнуть душой. Политические неудачи парода «подсекали все его шаги, исковеркали всю жизнь, лишили ее вкуса». Когда официальные чешские политики па склоио 70-х годов перешли от пассивного сопротивления к активной поддержке венского правительства, Неруда окончательно понял, что па них нельзя возлагать никаких надежд, что надо обратиться непосредственно к народу, обнажить перед ним измену и побудить к отпору,- ведь ситуацию уже но мог ухудшить ни неожиданный удар, пи переворот, ибо трагизм ее заключался в самой сути общеполитических отношений, в их безнадежности. Неруда создает не коп-кретные образы, по библейские аналогии, которые всем хорошо понятны. Так, исторический путь народа он сравнивает с путем па Голгофу, где народ умирает па кресте, а Родина-мать подле креста оплакивает его муки. Чешская земля с пограничными горами видится ему, словно чаша, полная горечи.