Дом Данилы стоял на окраине деревни, слегка покосившийся, но вполне крепкий, срубленный ещё его дедом из настоящей лиственницы. У него был огород, с которого он кормился картошкой, десяток кур и злобный, желтоглазый козёл Гришка, совершенно никчемный, но понимающий.

Данила умыл руки и лицо ледяной водой из колодца и размеренным шагом направился в лес. Стояла золотая осень. Воздух был прозрачен и чист. В нём плавали лёгкие паутинки.

Через некоторое время, ноги вывели его к бревенчатой избушке, вросшей в землю. Он осторожно постучал в дощатую дверь. Дверь распахнулась. В чёрном дверном проёме стояла древняя старуха, из-под грязноватого головного платка выбивались седые космы.

— Ай-ай, кто к нам пришёл! — визгливо расхохоталась старуха. — Чего надо?

— Тут один мой друг проходил, — угрюмо сказал Данила. — Куда он пошёл, налево или направо?

— Откуда мне знать? — насмешливо ответила старуха. — Он сам выбирает, куда ему идти.

— Пойду, поищу, — сказал Данила и сунул старухе в ладонь стёртую монету.

— А ты всё ходишь кругами, никак не успокоишься! — каркнула старуха ему в спину. — Смотри, заведут тебя твои старые ноги!

Молча, не оборачиваясь, Данила пошёл по узкой тропинке, заросшей лопухами. Вскоре, из-под пожухлой травы стали проступать плиты жёлтого камня, тропа превратилась в дорогу. Он вышел на перекрёсток.

На перекрёстке стоял мальчонка, весь мокрый, дрожащий и беспомощно озирался, с него ручьями стекала вода.

— Что ты тут делаешь? — строго спросил Данила.

— Я заблудился, — жалобно ответил мальчик.

— Туда иди, — Данила сунул в руку мальчику стёртую монету и повернул его лицом к лесу. — Возвращайся. Тебе здесь не место. А денежку бабке отдашь.

Он посмотрел, как, быстро двигая худыми лопатками, мальчик уходит, вздохнул и пошёл с перекрёстка направо.

Дорога, вымощенная жёлтым мрамором, привела его в прекрасную, слегка холмистую местность. Вокруг простирались сады, отягощённые плодами, и струились чистые ручьи. Деревья были, в основном, яблоневые, но присутствовали также груши и инжир, с некоторых свисали виноградные лозы с янтарными ягодами.

Продвигаясь дальше, он вышел к величественному зданию восточной архитектуры, белому с золотом. Так мог бы выглядеть дворец Ирода Великого, если бы его кто-нибудь видел. Прилепившись к краю гигантского портала, как муха к оконной раме, Данила заглянул внутрь.

Посреди огромного зала стоял трон. На троне, опираясь на посох, сидел усталый старик. По обе стороны от него, влево и вправо, тянулись ряды благообразных людей в белоснежных одеждах. Они пели приятными голосами нечто сладостное. Некоторые подыгрывали себе на арфах или на лирах. Людей было много, но не так много, что их нельзя было окинуть взглядом. Данила окинул. Потом, склонив голову и избегая взгляда старика на троне, он отлепился от портала и ускользнул на дорогу.

Похоже, что всё население этого чудесного местечка собралось в здании, вокруг усталого старика. Лишь кое-где, на качелях, подвешенных к плодовым деревьям, качались малые дети. На выходе из сада, к Даниле вдруг, с угрожающим видом, двинулся здоровенный детина, наряженный во что-то белое, напоминающее кимоно каратиста с позументами. Но, заглянув Даниле в лицо, он презрительно ухмыльнулся и отошёл, поигрывая длинным ножом. Данила ухмыльнулся не менее презрительно, уходя, — сторож не очень-то честно исполнял свои обязанности, шлялся где-то или спал под яблоней, когда посетитель входил.

Через время, которое невозможно было определить, Данила снова вышел на перекрёсток. И направился от точки отсчёта влево.

Начало темнеть, но впереди разгоралось зарево. Время вспыхнуло, встало на дыбы и побежало впереди Данилы, обгоняя удары сердца, стуча золотыми копытами по черепам мёртвых дураков, — по кругу, как лошадь на корде, как стрелка часов, всегда возвращаясь в иллюзорную точку отсчёта.

Дорога перестала быть жёлтой, она засверкала всеми цветами спектра от сияющих реклам — «Бар дель Морте», «Казино 777», «Девочки топлесс!», «Отель Мэри-Джейн», «Все виды наслаждений — только у нас, заходи и убедись!!!» По дороге идти стало невозможно, по ней, с рычанием, сияя галогенными фарами, понеслись приземистые, тонированные монстры с тремя сотнями бешеных лошадей под капотом. Данила перебрался на тротуар и пошёл, протискиваясь через разноплеменную и разноликую толпу. Его толкали, его хватали за рукав, ему кричали в ухо: «Мужчина, я дам тебе то, о чём ты и мечтать не мог!». Но, он отталкивал цеплявшиеся за него руки, злобно мотал бородой и целенаправленно продвигался вперёд.

Преодолев несколько сотен метров людского потока, основательно встрёпанный Данила прорвался к стойке бара «Чёрное серебро».

— Ну, ни хуя себе, кого я вижу! — завопил бармен. — Я уже стал забывать, как воняет твоя грязная борода!

Это был здоровенный, губастый гоблин, настолько чёрный, что кожа его отливала синевой, голову его украшала корона из птичьих перьев, на татуированной груди болталась гроздь амулетов.

— Что пить будем? — спросил он. — Заведение угощает.

— Водку, — мрачно ответил Данила.

— Босс сегодня в ударе, — сообщал бармен, булькая в стакан из литровой бутыли. — Выплясывает в «Театр-Модерн» с канканом голых девок. Хочешь его увидеть?

— Не в этот раз, — Данила залпом выпил двести грамм и утёрся рукавом. — Слушай, тут один мой знакомый прибыл. Ты всех знаешь, может, видел? Седой такой, в костюме с галстуком. И голимый совсем.

- Ну, если голимый, так ищи его на второй линии, — ухмыльнулся бармен. — Дальше, я думаю, он ещё не успел уйти.

Данила кивнул, пожал широкую, как лопата лапищу, унизанную серебряными перстнями и вышел из бара.

За ядовито-неоновым фасадом первой линии простирались пространства тьмы. Здесь тянулись кварталы развалин, валялись остовы брошенных машин и стояла мусорная вонь. Кое-где чадили костры, на которых убогие поджаривали пойманных крыс.

Ванька не дошёл даже до костра. Он сидел сразу за углом бара, возле мусорного бака, тупо уставившись перед собой. Кисти его рук мелко подрагивали. На нём был хороший, старомодный костюм, белая рубашка и галстук, который он в жизни не носил. Только туфли были, так себе, не нашли хороших туфель для Ваньки.

— Вставай, — Данила дёрнул его за рукав.

— А? — вскинулся Ванька. — Где я?

— Ты там, где тебе придётся быть, — жёстко ответил Данила. — Поднимайся и пошли.

Купив по дороге бутылку водки, он втащил спотыкающегося Ваньку в фойе отеля «Раненый Орёл». Это было самое дешёвое, но и самое тихое заведение. Здесь никто не веселился. Здесь останавливались те, у кого оставалась ещё искра воли и копейка денег, чтобы удержаться на первой линии. На звонок вышел заспанный хозяин.

— Номер для одного, — Данила щёлкнул по стойке стёртой монетой.

— Вас двое, — мрачно сказал хозяин.

— Я уйду, — раздражённо ответил Данила.

В комнате наверху, более чем скромно обставленной, но вполне пригодной для жилья, Данила поставил на стол бутылку водки и выложил рядом с ней три монеты.

— Это всё, что я могу тебе дать, — сказал он. — Хватит, пока будешь осваиваться. Дальше сам.

— Я в аду? — жалобно спросил Ваня.

— Ты можешь называть это место, как хочешь, — жёстко ответил Данила. — Но здесь можно жить и здесь надо работать, как и везде. Трактористы здесь не нужны. Но ты можешь, например, встречать новоприбывших. Увидел кольцо на пальце или золотую цепочку, — хватай его за руку и тащи в этот отель. Хозяин заплатит. Крутых не трогай, их сразу видно, они сами знают, куда идти и что делать. Голимых не трогай, пусть их. Вращайся, Ваня, осваивайся или скатишься в самый низ, там такое, что язык не поворачивается сказать. Я не смогу приходить часто. Я человек небогатый, мне такие путешествия слишком дорого обходятся. Когда увидимся и увидимся ли, не знаю. Всё, Ваня. Пошёл я. Устал очень.