- Нет счастья в жизни, - заметил Дед, поддержав силы из источника жизни, - И нет свободы, потому, что все существующее замкнуто в рамках мышления. – Так разомкните рамки, - фыркнул собутыльник. – Свободно мыслил один лишь Сатана, - вздохнул Дед, - И посмотрите, что из этого получилось. – Так получилось оттого, что он не мыслил свободно, - возразил собутыльник, - Он возжелал плоти девок земных, ибо они были хороши. Они и сейчас хороши, слава Богу. Поэтому он решил пасть во плоть – в их плоть, своей-то не было. Об этом прямо и говорится в Книге Бытия. – Там говорится об ангелах небесных. – А кем был Сатана? Он и был ангелом присутствия, резидентом на месте и, подобно многим другим резидентам, - ухмыльнувшись, собутыльник щелкнул ногтем по бутылке, - Хлебнувшим сладости порочного окружения – ему понравилось. Вкушать от плодов земных – ему показалось интересней, чем болтаться в космосе и выполнять директивы. Он сам запер себя в клетке. В Книге Бытия говорится о том, как Сатана искусил сам себя, вкусив запретный плод устами Адама, и сам изгнал себя с Небес – во плоть, в свет земного дня и в скрежет зубов о зубы самок земных. Кто виноват, что их задницы оказались не так интересны, как через замочную скважину Небес? – Откуда вы это знаете? – в очередной раз спросил Дед. – Я пророчествую, - ухмыльнулся собутыльник, - У меня есть эксклюзивная информация с места событий, документально подтверждаемая регистрационной Книгой Бытия – разве не сказано там, что дщери земные рожали байстрюков от ангелов небесных, подобно некоторым дщерям израилевым и в более поздние времена? Знаете, кто такие пророки? Это авангардные 5%, о которых говорит современная психология. Это диссиденты, которым всегда все не так и которые вечно обламывают рога об устои истэблишмента. Это – дети Сатаны. Это – вы. Христос был один из вас. Он пытался сообщить вам, что плоть – это не единственное место пребывания – исправить ошибку резидента. За это его и распяли те, для которых это место пребывания является единственным. Весть Христа – не для всех. Поэтому Его и не поняли все. Подставить щеку – это не значит позволить, чтобы тебе били  морду. Это значит – наплевать на истэблишмент, который провоцирует ответное действие тысячью способов. Не связываться с ним, не позволить пристегнуть себя к машине, которая его крутит – отказаться. Отказ – это бомба, которая отрывает руки всем, кто пытается дотянуться до твоей щеки. Любовь Христа – это динамит в основу истеблишмента, поэтому они воздвигли над ней саркофаг церкви – чтобы не поняли, чтобы не разобрались, что к чему. Они обожествили Христа, чтобы скрыть правду и возлюбили Его потому, что не смогли удушить – руки коротки. – Так что же, Христос уже и не Сын Божий? – ухмыльнулся Дед. – Он – контркультурный философ, не последний в истории человечества. Он – онтологический партизан, которых всегда распинает какое-нибудь гестапо. Он – Сын Того, Кто пал во плоть. Об это прямо сказано в Писании, но сказано для тех, кто имеет уши, чтобы слышать. Поэтому гестапо тиражирует Библию – чтобы спрятать лист в лесу. Оно само удобно прячется в дебрях демократии потому, что демократия – это самая удобная форма тоталитаризма. – За такие идеи вас проклянут и христиане, и атеисты, и нацисты, и демократы, - заметил Дед. – А я и есть тот, кого проклинают все, - ухмыльнулся собутыльник, - Разве вы не видите, что я нарываюсь на распятие? Разве не нарывался на распятие Христос, подрывая истеблишмент на каждом углу? Все это – гестапо. А весть Христа – элитарна, она не имеет ничего общего ни с христианством, ни с демократией. Христос был бродягой, изгоем и бастардом – в буквальном смысле этих слов. Он – человек с мусорной свалки, где во все времена пребывала подлинная элита человечества, не способная жить в застенке. Давайте-ка, помянем Христа – Он того заслуживает. – Он что, умер? – озабоченно спросил Дед. – Пусть вас не волнуют такие мелочи, - отмахнулся собутыльник, - Наливайте. – Как меня может не волновать, где мой Спаситель, - изумился Дед. – Он прийдет вовремя, чтобы увести за собой своих детей, - собутыльник подмигнул, поднимая стакан, - И взорвать весь свинарник.

Их плодотворное собеседование было прервано приездом Кири, который вошел, оставляя за спиной радостные вопли делящих подарки, и выставил на стол бутылку абсента, помеченную черным черепом – традиционное подношение Деду.

- Я приехал за силой, - прямо сказал он, глядя в пьяные глаза Дедова собутыльника, - Вы обещали. – Не понимаю, о чем ты говоришь, - собутыльник пожал плечами. – А зачем тогда раздавали авансы? – агрессивно спросил Киря. – Раздавал? – собутыльник прищурился, - Сейчас мы посмотрим, что ты способен взять, - его глаза стали серым льдом в щелях глазниц, - Сосуд ты или дырявая пивная банка, - он достал из-за пояса пистолет и выстрелил юноше в голову.

Киря не двинулся с места, но пуля вонзилась в дверной косяк за его затылком, Дед не обманул – человеческий глаз не мог уловить движения, которым юноша ушел от смерти.

- Следующий выстрел – за мной, - побледнев, тихо произнес Киря. – Убей меня, - сумасшедший стрелок, заросший полуседой щетиной, протянул ему пистолет рукоятью вперед, - Я хочу умереть. – А я не хочу, - юноша не взял пистолет, - Я все знаю про вас, вам надо стрелять в спину, - он побледнел еще больше, - Я умру раньше, чем шевельну рукой. – Не верь, что ты умрешь, - тип пьяно оскалился, - Верь мне. Стреляй. – Лицо Кири стало, как прозрачный алебастр, юноша медленно протянул руку навстречу пистолетной рукояти и в упор выстрелил в грудь ухмыляющегося пьяницы.

Девятимиллиметровая пуля сшибла его на пол вместе со стулом и дальше – в фиолетовую тьму.

В фиолетовой тьме рассыпался хрустальный смех, рассыпая тьму фиолетовыми осколками в зеленоватом пространстве, и тьма отошла в рассвет звездопадом острых снежинок.

Они стояли на гигантском черном кубе, вознесенном над миром – человек, в глазах которого мерцала Смерть и юноша с алебастровым лицом ангела, у их ног клубился фиолетовый мрак, над их головами веером неслись разноцветные облака. – Где мы? – спросил юноша. – Мы в том месте, которое ты называешь Смерть, - ответил человек, - Месте, которого нет. – Значит, ты все-таки забрал меня, - печально сказал юноша. – Нет, это ты пришел, чтобы взять то, что принадлежит тебе по праву. – Что? – Этого никто не знает. Но оно находится здесь.

- Вы всегда задаете вопросы, - произнес детский голос, и, обернувшись, они увидели золотоволосую девочку в красивом голубом платье, в руке она держала веер из разноцветных перьев, - С игрушками надо играть, а не задавать вопросы, - назидательно сказала девочка и рассмеялась хрустальным смехом. Сразу фиолетовый мрак раздвинулся в их ног, и открылось обширное пространство, с зеленоватого неба ударили столбы света, испещрив землю полями света и тени. – Мы будем играть в шахматы? – задумчиво спросил мужчина и испещренным светотенью лицом. – Шахматы? – удивилась девочка, - Я не знаю, что это такое.

С неба пролились потоки разноцветного бисера и рассыпались по полям. – Это красиво, - сказал юноша. – Возьми перышко, - девочка вынула из своего веера черно-изумрудное перо и подбросила его в воздух.

Медленно-медленно перо закружилось в наплывающих сумерках, падая в подставленную руку юноши. Вот осталась только алебастровая ладонь, раскрытая, как ночной цветок – вот не осталось ничего.

Сумерки сгущались на той частью планеты, где зародилась индоевропейская цивилизация и, распространившись по половине мира, выродилась в свалку подержанных вещей.

Луна восходила над прародиной арийских племен, покоривших мир – все еще отражаясь в широких реках и заливая светом привольные поля – но дух умер здесь, подержанные люди издерживали жизнь, влача свое никчемное существование по свято, некогда, земле.