Но осенью 1816 года, когда после длительного летнего перерыва ложа вновь начала свои занятия, то на первом же заседании князь Волконский, выражая общее мнение всех членов ложи, выступил с речью, в которой он призывал усилить деятельность ложи и расширить ее ряды.

Ложа «Трех добродетелей» начинает пополняться новыми членами. В день речи Волконского в ложу вошел князь Ф. П. Шаховской. Два дня спустя на заседании, пока в качестве гостя, присутствовал Пестель. В декабре принят в ложу Матвей Муравьев-Апостол, в январе — Сергей Муравьев-Апостол и Никита Муравьев. 6 февраля 1817 года членом ложи «Трех добродетелей» стал Пестель.

В апреле 1817 года все руководящие должности в ложе заняли члены тайного общества. Александр Муравьев лелеял широкие планы подчинения руководству членов тайного общества всего русского масонства.

Но план Александра Муравьева оказался несостоятельным. Как ни пытались члены тайного общества сохранить ложу от нежелательных случайных посетителей, эти посетители все же присутствовали почти на каждом заседании. При таких условиях, конечно, приходилось молчать о делах тайного общества и заниматься «чистым» масонством.

Однажды ложу посетил император Александр I. Он попросил Александра Муравьева объяснить ему смысл некоторых символических изображений. Александр Муравьев, говоря с царем, по масонскому обычаю обращался к нему на «ты». Это не понравилось императору. С тех пор царь больше не приезжал в ложу, а к Муравьеву и к его товарищам стал относиться с еще большим недоброжелательством.

Только осенью 1816 года для написания статута, или устава, тайного общества, определяющего цель, форму и способы его действия, избрали комиссию. В нее вошли Долгоруков, Трубецкой и Пестель. Секретарем комиссии стал Шаховской. Члены комиссии распределили между собой обязанности: Долгоруков должен был писать ту часть устава, где говорилось «о цели общества и занятиях для ее достижения», Трубецкой освещал «правила принятия членов и порядок действия их в обществе», а Пестель разрабатывал «форму принятия и внутреннее образование общества».

Однако в конце концов получилось, что Долгоруков сочинил лишь коротенькое предисловие к уставу, Трубецкой ограничился советами и критикой, а устав целиком написал Пестель.

В январе 1817 года Пестель представил на суд членов тайного общества написанный им устав общества, которое он назвал Обществом истинных и верных сынов отечества.

Уставу предшествовало краткое введение, в котором говорилось, что общая цель общества: «подвизаться на пользу общую всеми силами» во имя блага России, как то и надлежит истинным и верным Сынам отечества.

Далее, уже в пунктах устава, сообщалось, что главной целью тайного общества является введение в России представительного правления в форме конституционной монархии и уничтожение крепостного права.

Добиться конституции и освобождения крестьян члены тайного общества предполагали путем открытого выступления тайного общества в момент смены монархов, «принудить» нового императора принять их требования и не присягать ему, пока он эти требования не исполнит, то есть не согласится на ограничение самовластия народным представительством.

Готовя переворот, тайное общество должно было стремиться руководить в стране общественным мнением, для чего необходимо «воздействовать на мнения», поддерживая похвалой полезные предприятия и разглашая злоупотребления чиновников по службе и должности.

Перед членами тайного общества была поставлена задача приискивать людей, способных и достойных войти в состав общества, и «елико возможно» умножать число сочленов общества.

Далее шла часть устава, освещающая организационное строение общества. Увлеченный идеей создания тайного общества в рамках и по образцу масонской организации, Пестель перенес в свой статут многие черты масонских уставов: слепое повиновение, клятвы и другие.

Члены Общества истинных и верных сынов отечества делились на три разряда: высший — «боляр», средний — «мужей» и низший — «братий». Истинная цель общества — введение в России конституции — открывалась лишь «болярам», а «мужи» и «братья» знали не сокровенную цель общества, а лишь требования, приближающиеся к ней.

При принятии в общество вновь принятый в степень «братий» давал клятву хранить в тайне все, что он знает об обществе, слепо и беспрекословно повиноваться воле «мужей» и «боляр»; повышенный в степень «мужей» клялся в слепом повиновении воле «боляр». Измена обществу, разглашение его тайн карались смертью. «Яд и кинжал везде найдут изменника», — говорилось в уставе.

У руководства обществом должны стоять «Совет, боляр» во главе с периодически сменяемым выборным старейшиной. Решения «Совета боляр» все члены общества обязаны выполнять беспрекословно.

В будущем, когда количество членов общества увеличится, предполагалось образовать «округи» в различных областях страны.

Устав Общества истинных и верных сынов отечества был принят и утвержден всеми членами общества и с января 1817 года вступил в действие.

В феврале кончился срок отпуска Пестеля, и Павел Иванович выехал в Митаву, успев до отъезда принять в члены тайного общества своего знакомого по Кавалергардскому полку князя Лопухина.

Но когда Никита Муравьев спросил Пестеля, не думает ли он привлечь в общество своих младших братьев, то Павел Иванович ответил отрицательно: в лице братьев он не нашел единомышленников. Борис служил в канцелярии отца, Владимир — в самом блестящем и аристократическом в России Кавалергардском полку, оба думали только о карьере.

Никита Муравьев все-таки уговорил Владимира Пестеля вступить в тайное общество. Но тот отошел от общества через несколько месяцев после вступления. 14 декабря 1825 года Владимир Пестель был в строю войск, действовавших против восставших, и, по словам верноподданного историка, «удостоился за эти действия наряду с прочими получить монаршую признательность».

Сразу по возвращении в Митаву Пестель принялся за организацию там отделения Общества истинных и верных сынов отечества.

Теперь в разговорах со знакомыми офицерами он старался перевести тему бесед на рассуждения об обязанности каждого честного человека и патриота служить на пользу отечества, о злоупотреблениях в некоторых частях управления и о том, что многие страдают от этих злоупотреблений… Но собеседники поддерживали эти разговоры далеко не всегда: иной раз Пестелю казалось, что они как будто избегают говорить с ним на эти темы. Вскоре простой случай объяснил ему все.

Во время одного разговора, касавшегося военных поселений и Аракчеева, подполковник Тимченко, собеседник Пестеля, как-то смутился, неловко замолчал и заторопился уходить. Так кончались и многие предыдущие разговоры.

Пестель положил руку ему на плечо:

— Прошу вас по-дружески объяснить мне, почему вы уходите?

Тимченко отвечал что-то невразумительное.

— Прошу вас, — настаивал Пестель.

— Ну что тут, — сказал, смотря в сторону, Тимченко. — Я, конечно, этому не верю, но, видите ли, в армии вас считают шпионом графа Аракчеева…

— Какой вздор! — резко, с возмущением воскликнул Пестель.

— Говорят… — отозвался Тимченко.

Теперь Пестелю многое стало понятно в отношении к нему однополчан. Оказывается, не только его положение при главнокомандующем, не только замкнутость его натуры и болезненная гордость, принимаемая часто за высокомерие, были причиной того, что офицеры раскланивались с ним подчеркнуто вежливо и в то же время как-то сторонились его. Вспомнил он и косые презрительные взгляды незнакомых прапорщиков и внезапно замолкающий при его приближении разговор. Вот как обернулись для Пестеля заботы отца, постоянно афиширующего, что всесильный граф покровительствует его сыну!

— Какой вздор! — уже тише повторил Пестель.

Он поднялся со стула, на котором сидел, встал прямо против Тимченко и сказал: