Поиск
XVI
Обману не поддайся в час, когда
Долиной бродишь и ручей, как прежде,
В ней ропщет. Не подсчитан сонм убитых,
Но ты — как будто грозный ряд гробов
Стоит вдоль лога — их забыть не смеешь.
В ветвях дерев висит их крик предсмертный.
Зеленый скат души не утешает,
И взор уходит вдаль, пока его
Колючки не удержат, ближний лагерь
Обвившие. От них весь край в крови,
Любой цветок шипами порастает —
И ранит сердце мне. Пускай и здесь
Цветы цветут, но запах их до нас
Не долетает сквозь зловонье рабства.
XVII
Здесь копит мощь война! На Мюнзинген
Идут войска пересеченным логом.
Круша деревья, с гор, покрытых хвоей,
Сползает пестрый танк. Земля разверзлась
От нас невдалеке, и огнеметы,
Забивши ввысь, шуршат гремучим змеем.
Недавний куст стальным поводит глазом…
Тут в небо выплыл легкий треугольник,
И бомбы на условные мишени
Попадали!.. Но, в точку обратись,
Вдруг сгинул треугольник, как виденье
Грядущего… Как примириться с мыслью,
Что это явью станет?! Много сил,
Казалось мертвых, властвует над миром.
XVIII
Как мне собрать и высказать все то,
Что мучит сердце, так, чтоб речь была
Ясна еще? Дорога, вся в извивах,
На Тюбинген вниз к Неккару кружит,
Отвесный брег, когда мотор, ворча,
Летит аллеей к мосту, под которым,
Вобравши весла, лодки быстрой стайкой
Скользят неслышно… Вы, долины, в мягкой
Зеленой замше, с вашей вечной грустью!..
Я плохо вас благодарил за ласку.
Всех лучше тем воздам вам, что приму
Вас в песнь мою! Взрастет, воспоминаньем
О вас томим, мой ненасытный гнев.
О, ярость гнева! Плодотворный дар!
XIX
В траве высокой лежа, глядя в небо
Сквозь сумрак елей, тонко окропленный
Летучей мошкарой, пока не канешь
Сам в синь небес, не бойся снам отдаться,
Живи высоким сном, богатым, светлым,
И знай, как он ни смел, наплыв видений,
Он все же слабый оттиск по сравненью
С тем будущим, немыслимо прекрасным
И полным мощи. Так и со стихами.
Чрезмерно долго песнь томилась, чтоб
Уже сегодня отыскались строфы
Той радости под стать! Едва рожденный
Поэтом, стих закружит, зашумит
В народе… Запевает хор за хором.
XX
Весь в яблочном цветенье Нюртинген!
В саду харчевни, сердце расплавляя,
Гармошка заливается. Цветенье
Деревьев и протяжный ветерок
Нам весть приносят: занялась она,
Та вечная весна, которой пел
Когда-то Гёльдерлин святые гимны.
Звук слов его, сведенных в чистый строй, —
Как будто знал он радостный закон,
Которым люди жить в грядущем станут, —
Пусть вольно льется! Ибо вторит им Народ.
Да, нам опять доступны чувства Священные!
И вновь звучат слова Светло и внятно.
Держат обещанья.
XXI
Ведь в Шварцвальде и Страсбургский собор
Бывает виден. Отовсюду дали
Нас кличут. По волнам холмов лесистых
Мы, вглубь нырнув, опять уходим ввысь —
Полета легкость и одновременно
Весомость глуби… Вот и ветер к нам
Доносит песни. По крутым вершинам
Костры мерцают. Прожитое здесь
Сошлось с грядущим, чтобы с ним вступить
В союз ненарушимый. Чудно нам
Поет народ на старый лад, и чудно
Грядущее поет нам. В наших песнях
Мы человека из страны великой
Помянем, славя в нем вождя и друга.
XXII
Все это лишь начало. Много в сердце
От прошлого! Я обрываю, чтобы
Все сызнова начать, — и нет покоя,
Нет отдыха… Когда же одержимость
Стихает и спадает жар познанья —
Мутит от лучших рифм, строфа бессильна
Взметнуть нас к высям и в дурную гладкость
Впадает вялый стих. Будь неподкупен
В борьбе с собой! Не дай себя увлечь
Рукоплесканьям! Похвалу сбивает.
Не вправе ты содеянным кичиться.
Ведь все — лишь ожиданье, все еще
Ты сделать должен… О, как далеко
Твоим твореньям до твоих героев!
XXIII
Ты, возвращенье в грезах, мне готовишь
Веселье лучшей встречи! Разве я
Не ускоритель сроков ожиданья,
Не завершитель дней тоски, когда
Мне удается завладеть словами,
Рожденными из гнева и из мук,
И образ дать — необоримой силы! —
Боев геройских, столь призывный, что
На место каждого, кто пал, десяток
Вступает в строй?… Слова плодотворят
Страдание и слезы, безнадежность
Лишают яда, устремляя мощь
Души туда, где все, теснясь, толпится,
Что хочет стать, деяньем исцелясь.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: