— Затворяй ворота! — велел я Бергу.

— Вы кого-нибудь потеряли? — спросил его Финан.

— Нет! — сказал Берг, с трудом закрывая ворота.

— Молодцы! — крикнул я. — хорошо сработано. Мои юные воины забрались на стену и разбили защитников, которые, хоть и не ожидали атаки, все же были гораздо более многочисленны и отреагировали быстрее, чем мы ожидали, Я коснулся молота на груди, молча поблагодарил богов за удачу, и тут меня озарило.

Меня поразила одна мысль. Если боги оказывают тебе милость, то в следующий миг накажут.

И в этот момент маленькой победы, под проясняющимся небом меня накрыла внезапная темнота. Мысль обожгла, как удар Гунгнира, смертоносного копья Одина, Я проклят. Не могу сказать, как я понял, что проклят, только это случилось, Я знал, что сейчас боги смеются надо мной, а три норны, три бессердечные пряхи у подножия Иггдрасиля, играют с нитями моей судьбы. Светило солнце, но для меня мир словно накрыла черная грозовая туча, и я просто сидел в седле, неподвижно и слепо глядя на хижины, а люди Арнборга испуганно взирали оттуда на нас.

— Господин? — Финан направил ко мне коня. — Господин! — повторил он громче.

Я оглядывался в поисках знамения, что я не проклят, Пролетающая птица может указать на волю богов, думал я, но птиц поблизости не было видно, В этом птичьем краю, возле полного птиц устья реки — только жгучее зимнее солнце, бледное небо и высокие перистые облака.

— На мне проклятье. — сказал я.

— Нет, господин. — ответил Финан, касаясь креста на своей груди.

— Проклятье. — сказал я. — Надо было идти в Беббанбург, а не сюда.

— Нет, господин. — повторил Финан.

— Просто найди того монаха.

— Если он здесь.

— Найди его!

Но что толку искать брата Бедвульфа, если сам я проклят? Я мог сражаться с Арнборгом, со Скёллем и Этельхельмом, но не с богами, Я проклят.

Судьба неумолима.

Боги к нам не добры, не больше, чем дети к своим игрушкам. Мы здесь, чтобы развлекать богов, временами это жестокие развлечения. Конечно, христиане считают, что причина любой неудачи — в наших грехах, что злая судьба — это способ, которым нас карает их пригвожденный бог, а если напомнить им, как нечестивые процветают — они просто скажут, что их бог непостижим. То сеть, у них нет объяснения, Я не сделал ничего, что могло бы разгневать богов, но им и не нужен повод.

Боги просто развлекаются, играют мной как ребенок игрушкой, и потому я сжимал рукой в перчатке молот, свой амулет, и молился о том, чтобы я ошибался, Может быть, моя уверенность в том, что я проклят — ошибка, но в зимнем небе не видно птиц, это знак, что я лишь игрушка в руках жестоких богов. Жестоких? Да, конечно, как дети, Я вспомнил, как смеялся отец Беокка, когда я как-то сказал, что наши боги как дети.

— Как может Бог быть как дитя? — возмутился он.

— Разве не вы, христиане, говорите, что мы должны быть как Христос?

Он нахмурился, подозревая ловушку, затем неохотно кивнул.

— Да, мы действительно должны быть как Христос.

— А в детстве. — давил я на него. — разве не ты утверждал, что твой распятый бог сказал, что мы должны быть как маленькие дети?

Минуту он просто возмущенно смотрел на меня, а после отметил, что погода становится холоднее, Я скучал по отцу Беокке, Он отогнал бы мой страх проклятия, но сам я не мог отделаться от уверенности, что судьба внезапно стала зловещей. Выжить — вот все, что тут можно сделать, и для начала надо выяснить, находится ли до сих пор монах Бедвульф в форте Арнборга.

— Эрика. — сказал Финан за моей спиной, Я обернулся в недоумении, увидев, как он схватил рассерженную женщину, пытавшуюся убить меня брошенным копьем. — Ее зовут Эрика. — объяснил Финан. — и она жена Арнборга.

— Где Арнборг? — спросил я ее.

— Охотится за тобой. — ответила она.

— Охотится за мной где?

— Где бы он ни был.

— Я заставлю ее говорить, господин. — произнес Эадрик, Он говорил на английском, и Эрика не понимала его, но она поняла злобное выражение его лица.

— Нет. — сказал я, выпрыгнув из седла, и окликнул Рорика, чтобы взял Тинтрига. — Госпожа. — обратился я к Эрике. — прошлой ночью мы захватили ферму Халлбьорна, Его жена тоже пыталась бросить мне вызов. Как думаешь, что с ней сейчас?

Эрика не ответила. Красивая женщина, лет тридцати на вид, темные глаза, высокие скулы.

— Жена Халлбьорна жива. — сказал я. — Как и ее сын. Мы не причинили никому из них зла, и оставили им серебро в уплату за съеденную нами пищу. Ты меня понимаешь?

Она все так же молчала.

— Я не хочу причинять тебе вред. — продолжал я. — но я нуждаюсь в ответах, и обещаю, что получу их, так или иначе. Думаю, проще было бы, чтобы ты просто все мне сказала. Итак, где же Арнборг?

— Ушел на восток. — отрывисто ответила она.

— Куда?

— На восток. — с упорством повторила она.

— Со Скёллем?

— Да, с ярлом Скёллем! И молись о том, чтобы тебе никогда не встречать ни его, ни его колдуна!

Она плюнула в мою сторону, но не попала, А упоминание знаменитого колдуна Скёлля заставило меня содрогнуться. Может, он меня проклял?

Я приблизился к ней, по-прежнему держа в руке обнаженный меч, Я видел, как испуганно смотрит она на клинок.

— Монах, проповедник Бедвульф, Он здесь?

Ее рассмешил мой вопрос.

— Это из-за него вы пришли?

— Этот монах здесь? — спокойно повторил я.

— Ты можешь его найти. — усмехнулась она, кивая в сторону строений за большим домом. — Конечно, он в своей хижине.

— Что за хижина?

— Которая самая грязная, И самая маленькая.

— Мы уйдем совсем скоро. — сказал я ей, убирая в ножны Вздох Змея, медленно, чтобы Эрика поняла, и заметил, что она глядит на клинок. — И мой меч.

— продолжал я. — не в крови. Но если кто-нибудь из твоих людей поднимет руку на нас, клинок омоется кровью, И если это сделаешь ты — кровь будет твоей.

— я кивнул Финану. — Отпусти ее.

Мы — Финан, Берг и я — прошли мимо большого дома, мимо двух амбаров и кузницы, воняющей дымом, туда, где сгрудились маленькие лачуги воинов Арнборга, Большинство мужчин уехали со своим хозяином на восток, но их женщины оставались здесь, и сейчас наблюдали, как мы идем к последнему домику, хибарке с соломенной крышей и струящимся из дыры дымом. Угрюмая женщина подтвердила, что это и есть дом монаха.

— У них был побольше. — сказала она. — но когда другой монах умер. — она пожала плечами.

— Монах здесь? — спросил я ее.

— Здесь. — ответила она.

Хижина оказалась плетеной из тростника, прутьев и высохшей на солнце глины. Вход был такой низкий, что нам пришлось бы заползать внутрь, поэтому я просто извлек Вздох Змея и снес клинком покрытую мхом солому. Внутри завопила женщина, потом, когда я сорвал с крыши тростник, и открылась дыра, закричала снова, Я прорубил отверстие до низкого дверного проема, Финан и Берг помогали, отбрасывая в сторону дерево, ивовые прутья и камыши, пока, наконец, мы не смогли заглянуть внутрь хижины.

Возле дальней стены двое сидели у очага, где горел небольшой огонь. Девушка прижимала платье к груди и испуганно смотрела на нас округлившимися глазами. Мужчину с ней рядом, который обнимал ее за плечи и выглядел таким же напуганным, я узнал не сразу. На самом деле, я испугался, что мы разнесли не ту хижину, поскольку у человека, пытавшегося укрыть девушку, тонзуры не было, вся голова заросла темными волосами. Но он поднял взгляд, и я опознал его.

— Брат Бедвульф! — произнес я.

— Нет. — он отчаянно замотал головой. — Нет!

— Или ты брат Осрик?

— Нет. — захныкал он. — нет!

— Да. — сказал я, а потом шагнул в разоренную хижину, нагнулся и схватил брата Бедвульфа за черную рясу. Он взвизгнул, девушка ахнула, но я протащил беспомощное тело через горящий очаг, Бедвульф взвыл от боли, а шерстяная ряса начала тлеть, Я швырнул его на гнилой тростник и смотрел, как он сбивает слабый огонь с одежды.