В 1968 году, перед защитой кандидатской диссертации, я ре­шил посмотреть свойства гидридов. Как сейчас помню: стою я в читальном зале, смотрю на табличку с плотностью гидридов, вижу, что металл поглощает сотни объемов водорода на один свой объем и при этом не разбухает, а просто уплотняется вдвое при обычном давлении. Стою и смотрю. Обычные справочные дан­ные. И вдруг меня начинает корежить, да так сильно, буквально всего изломало, аж мурашки по спине бегали. Я понял, что какая-то мысль вот-вот придет. И судя по тому, что корежило меня из­рядно, мысль придет огромная».

Тесла пришлось довести себя до нервного истощения, Ларин впадал в своеобразную «сонную» депрессию. Мы с вами знаем, что религиозные пророки для достижения подобного состояния уходили в пустыни, подальше от людского общества. Состояние длительного одиночества в пустыне — тяжелейший стресс для психики.

Достаточно посмотреть на знаменитую картину Дали, чтобы понять, как сильно «корежило» святого Иоанна в его уединении. Но несмотря на это, великие христианские мистики считали достигнутые в результате переживания... величайшим удоволь­ствием в жизни. «Общение со светом Фаворским, чувство его не­престанного присутствия, — писал св. Макарий Египетский, — величайшее счастье и удовольствие, которого и может только достигнуть человек». Как это удивительно похоже на признание Теслы!

Великим людям часто приходилось открывать что-то в мгно­вения тяжелейших стрессов и депрессий, например в состоянии стресса войны или «военной лихорадки», когда все усилия на­правлены на победу и уничтожение сильного и страшного про­тивника. Похоже, что Наполеон непрерывно поддерживал в себе это состояние военного стресса ради того, чтобы испытывать «кайф» побед, которые являлись лишь подтверждением правиль­ности его «озарений», позволявших принимать верные военные решения.

Может быть, безвременная его кончина на острове Святой Елены была всего лишь... смертью наркомана, лишившегося при­вычного наркотика озарений и побед?

Посмотрите: то, что описывают Тесла и Ларин, до смешного (или до трагичного) схоже... с описанием опьянения и ломок у наркоманов.

Вот закончилось действие наркотика. Человека начинает «ко­режить». Он некоторое время пытается терпеть, но затем решает­ся и выходит на поиск новой дозы. Это состояние приятно, пото­му что наркоман разрешил себе делать то, что ему действительно интересно. Во время поиска вожделенного химического вещества он способен творить просто чудеса хитрости и ловкости, чаще всего направленные на очередное выманивание денег у родите­лей или знакомых. И наконец... «кайф». Так и хочется сказать: «Прорыв от серой пелены будней». Только кайф очень быстро проходит, и весь цикл начинается снова.

Весь цикл и у алкоголика, и у наркомана, и у игрока в казино является чем-то вроде «протеза» смысла жизни. Это его «симулякр» — подмена. По форме эти состояния чрезвычайно схожи. Да только протез в живую ногу превратиться не может. Жизненно необходимое человеку состояние счастья — ощущения осмыс­ленной жизни — купить у барыги невозможно. Хотя массовая культура прикладывает множество усилий, чтобы человек пере­стал отличать состояние счастья от «кайфа» покупки.

Похоже, что человек зачастую просто не решается начать по­иск подлинных удовольствий в своей жизни. Происходит это из-за того, что подлинные удовольствия всегда связаны с прорывами мыслей и эмоций к великому и вечному... Истинное счастье, ко­торое никак не может найти человек в жизненной суете, открыва­ется только внезапно. Это и есть прорыв к смыслу жизни.

Мы не в состоянии направить свои мысли на великое просто потому, что не решаемся, подобно Мао Цзэдуну, начать свой путь в одиночку посреди забытой богом «деревни», в которой «ничего нельзя изменить». Не решаемся потому, что кто-то убедил нас, будто мы на это не годимся. Мы слишком глупы, а шапка должна быть «по Сеньке».

Может быть, успех зависел не от гениальности Мао, а от того обстоятельства, что в маленькой деревеньке просто некому было ему заявить, будто он ни на что не способен?

И наоборот. Насколько наше отношение к жизни зависит от нашей традиционной системы воспитания, главная задача кото­рой — объяснить человеку, что он «ничего собой не представля­ет», «ни на что не годен» и поэтому должен «не высовываться»?

Не делаем ли мы подобными утверждениями собственных де­тей наркоманами, которые пытаются купить себе счастье?

Это вопросы без ответа. Если хотите, то считайте их еще одним маленьким упражнением.

Как часто мы просто боимся! Боимся показаться своим прия­телям, друзьям, близким, однокурсникам глупыми или сума­сшедшими. Однако если не мы, то, собственно, кто?

Кто напишет великие романы?

Кто споет великие мелодии?

Кто создаст новую физику, благодаря которой человечество сделает шаг вперед?

Кто сделает все это? Только мы с вами, дорогие читатели, юные и не очень. Ведь самое главное — понять, что и Тесла, и Ларин, да и многие-многие другие просто умели верить в то, что их интерес, их силы нужны и что и один в конечном итоге в поле воин.

Да, это непростой путь. Но одно из главных убеждений гениев заключается в том, что уровень достигнутого человеком счастья прямо пропорционален количеству приложенных усилий. Сча­стье нельзя купить. Причем, как свидетельствует печальный опыт наркоманов, усилия человек должен прилагать не к самому до­стижению удовольствия или счастья, а к познанию истины, в ка­ком бы смысле мы ни воспринимали это слово — в религиозном, научном, экономическом или политическом.

Усилия эти почти всегда будут направлены на преодоление чрезвычайно косной и сопротивляющейся среды. Таковы и при­рода, не желающая выдавать свои тайны, и общественное стрем­ление к покупке удовольствий за деньги, и поп-культура, и тем более неведомый Творец.

Счастье — это дар, прорыв, который мы получаем как резуль­тат затраченной энергии искреннего интереса.

Но прорыв к чему?

Мы же материалисты или прагматики, разве можем мы допу­стить существование «даймона» гениальности?

Тот, у кого еще остался хотя бы малейший предрассудок, не допустит мысли о том, что, ощущая счастье, человек выступает в. роли медиума или глашатая какой-нибудь могущественной силы.

Однако большинство гениев описывали свои ощущения «про­рыва» на языке Откровения: «Я чувствую, как нечто волнующее и мучительное обретает форму, становится видимым и слышимым с неописуемой ясностью и точностью. Результатом моих много­летних размышлений является то, что мне больше нет нужды ис­кать — я слышу, мне нет нужды спрашивать о дающем — я прини­маю. Мысль озаряет меня подобно пламени, в котором нет места сомнению и колебанию. Этот экстаз, ужасное напряжение кото­рого порой разряжается потоком слез, во время которого я пере­хожу от невольной стремительности к невольной медлительности. Кажется, будто я схожу с ума, бесконечная дрожь сотрясает меня с головы до пят. Все это — глубочайшее счастье, в котором даже самое мрачное и мучительное чувство не звучит диссонансом, а кажется просто одним из цветов палитры. Это ощущение ритма, которым проникнут весь мир форм. Все происходит без усилий, словно в потоке свободы, силы, благодати и счастья. Самое чудес­ное — легкость и естественность возникающих образов, образов и сравнений, которые кажутся не плодом воображения, а самым непосредственным точным и простым способом выражения».

Это Ницше. Словно повторяя платоновский «Федр», он рас­сказывает о божественном безумии, сравнивая состояния вдох­новения, транса, благодати и счастья. Творческий процесс, описанный Ницше, — один из величайших по глубине и силе эмоционального напряжения. «Так говорил Заратустра» создан за три десятидневных периода, разделенных временными про­межутками. Ницше уверял, что пройдут тысячелетия, прежде чем появится другое подобное произведение.

Мы знаем, правда, что крайности эмоционального восприя­тия стали роковыми для его психики, но примерно те же самые ощущения описывали и другие авторы, которые никогда в жизни безумием не страдали.