Даже первые произведения Мелвилла («Тайпи» и «Ому») не были простым изложением впечатлений, накопленных автором в годы скитальческой жизни. Они содержат в себе обобщения, которые ставят их в непосредственную и теснейшую связь с утопическим романтизмом, столь характерным для американской социально-философской мысли и литературы сороковых годов.
Описание «идеальной» жизни каннибалов построено у Мелвилла по всем правилам романтической утопии. И дело не в том, чтобы восславить благородство людоедов, но в том, чтобы вскрыть порочность буржуазной цивилизации. В этом плане ранние книги Мелвилла тесно соприкасаются с такими сочинениями американских романтиков, как «Колония на кратере» Купера, «Блайтдейл» Готорна, «Уолден» Торо и др. Таким образом, мы видим, что невозможно ставить знак равенства между материалом книг Мелвилла и их содержанием. Материалом могли быть события из жизни писателя. Содержанием была жизнь его родины.
Каждое из его произведений, на каком бы материале оно ни было основано, представляет собой художественное исследование сложного комплекса экономических, политических, нравственных, психологических, философских явлений, определявших материальную и духовную жизнь Америки середины XIX века. Можно спорить о глубине и уровне мысли Мелвилла, о методологии и художественных достоинствах, но тот факт, что Мелвилл писал не о себе, а об Америке, — неоспорим. Это справедливо по отношению к любой его книге, и вдвойне справедливо по отношению к «Моби Дику».
Разумеется, в «Моби Дике», особенно в первых его главах, имеется довольно энергичное лирическое начало. Оно связано с образом Измаила, от имени которого ведётся повествование. Мелвилл не описывает подробно своего лирического героя, полагаясь на силу ассоциаций, которые должно было вызвать его имя. И в самом деле, достаточно было современникам Мелвилла, воспитанным на Священном писании, прочесть первую фразу романа — «Зовите меня Измаил», — как перед их взором немедленно возникала библейская параллель — образ изгнанника, осуждённого на вечные скитания.
Очень скоро, однако, лирическое начало утрачивает своё образное воплощение и становится моментом стиля. Измаил, как характер и персонаж, почти исчезает из повествования. Его сознание сливается с авторским сознанием, и в романе остаётся один повествователь — автор. Время от времени он как бы вспоминает о своём лирическом герое, но не надолго. Героем становится авторская мысль, бьющаяся в поисках истины. И эта мысль, опять-таки, не о себе и не о своей жизни, а об Америке, человечестве, вселенной. Таким образом, мы видим, что субъективно-лирическая сторона романа при всей её значительности тоже лишена автобиографического смысла.
Утвердившись в мнении, что «Моби Дик» — роман об охоте на кита, современники тут же нашли в нём массу несообразностей. Они сразу «заметили» перегруженность книги материалом, «не идущим к делу». По их понятиям, драматическим сценам место было в драме, философским главам — в эссе или философской повести, «китологиче-скому» материалу — в научном трактате.
Американский читатель середины XIX века привык к жанровой чёткости. Он отлично знал, что такое морской роман, имея в своём распоряжении сочинения Фенимора Купера и Ричарда Дана. Он был знаком с «китобойным» жанром по произведениям того же Купера и других, ныне забытых авторов. Он вполне отчётливо представлял себе, каковы характерные признаки фантастической повести, социального романа и романа приключенческого.
Но в его читательском опыте не было «синтетического» жанра, в котором оказались бы сплавленными в едином повествовании основные достижения американской романтической прозы. «Моби Дик» явился первым успешным экспериментом в этой области.
Споры о жанровой принадлежности «Моби Дика» бесплодны. Даже согласившись, что это роман, мы не придём к желаемой определённости. Романы бывают разные. «Моби Дик» содержит в себе признаки романа-эпопеи, романа из истории нравов, романа философского, социального, морского, фантастического. Но он не принадлежит ни к одному из этих типов. Более того, его нельзя расчленить на философские, приключенческие, сугубо научные «куски». Повествование о Белом Ките — монолитная глыба, не поддающаяся рассечению.
Синтетизм «Моби Дика» не был случайностью. Он составляет фундамент особой структуры повествования, которую Мелвилл долго и мучительно искал.
Необходимость поисков была очевидной. Мелвилл задался грандиозной целью создать современный американский эпос. Здесь должна была получить отражение социальная, экономическая, духовная жизнь Америки, стоявшей на пороге гражданской войны. Автор обязан был художественно осмыслить трагические противоречия действительности и сознания, которые, как ему казалось, увлекали страну к гибели. Осуществить эту цель в чётких рамках одного определённого жанра, одного уже известного типа романтического повествования было явно невозможно. Отсюда жанровая полифония «Моби Дика». Отсюда же, кстати, и его сложная система символов.
В рамках небольшой статьи немыслимо рассмотреть знаменитый роман Мелвилла во всей его сложности. Но приглядеться внимательно к трём его основным аспектам — китобойному, социальному и философскому — просто необходимо. Здесь сосредоточены главные его проблемы. Сюда тянутся все элементы повествования.
Современному читателю может показаться странным, что Мелвилл, замысливший создать эпическую картину жизни Америки середины XIX века, построил свой роман как историю китобойного рейса.
В наши дни китобойные флотилии, которые уходят в плавание, провожают с оркестром и встречают цветами. Их мало. Их названия известны всей стране. Профессия китобоя считается экзотической.
Сто лет назад китобойный промысел занимал в жизни Америки столь важное место, что именно в нём писатель увидел материал, пригодный для постановки важнейших проблем национальной действительности. Достаточно познакомиться с двумя-тремя цифрами, чтобы удостовериться в этом.
В 1846 году мировой китобойный флот насчитывал около девятисот судов. Из них семьсот тридцать пять принадлежали американцам. Добыванием китового жира и спермацета в Америке занималось около ста тысяч человек. Капиталовложения в китобойный промысел исчислялись не десятками, а сотнями миллионов долларов.
Ко времени написания «Моби Дика» охота на китов утратила уже черты промысловой патриархальности и перешла к методам промышленного капитализма. Корабли превратились в фабрики с потогонной системой труда. Если оставить в стороне чисто мореплавательскую специфику китобойного дела, то в нём было не больше экзотики, чем в чугунолитейной, угледобывающей, текстильной или любой другой отрасли американской индустрии.
Америка жила в «зависимости от кита». Нефть не была ещё найдена на Американском континенте. Вечера и ночи американцев проходили при свете спермацетовых свечей. Смазка для машин изготовлялась из китового жира. Переработанный жир шёл в пищу, поскольку американцы не стали ещё нацией скотоводов. Даже шкура кита шла в дело, не говоря о китовом усе и серой амбре.
Критик, сказавший, что «Моби Дик» мог быть написан «только американцем, причём американцем мелвилловского поколения», был безусловно прав. «Моби Дик» — американский роман не вопреки китам, а, скорее, благодаря им.
Общепризнано, что, как роман, рисующий картины китобойного промысла, «Моби Дик» уникален. Он поражает тщательностью изображения добычи китов, разделки китовых туш, производства и консервации горючих и смазочных веществ. Десятки страниц этой книги посвящены организации, структуре китобойного промысла, производственным процессам, протекающим на палубе китобойца, описанию инструментов и орудий производства, специфическому разделению обязанностей, производственным и бытовым условиям жизни моряков.
Тем не менее «Моби Дик» — не производственный роман. Различные стороны жизни и труда китобоев, показанные Мелвиллом, имеют, разумеется, самостоятельный интерес, но прежде всего они образуют круг обстоятельств, в которых живут, мыслят и действуют герои. Более того, автор без устали находит поводы для размышлений над общественными, нравственными, философскими проблемами, уже не имеющими отношения к промыслу.