С одной стороны вроде бы все было понятно, с другой — хотелось знать больше.

Сашка задумался. Кого спросить, с кем посоветоваться, что почитать?

Он вдруг почувствовал, как поверхностны и неглубоки его знания.

«Учиться, учиться и еще раз учиться!» Для кого сказано?

Ему стало немного стыдно. Доучился до девятого класса и все еще мальчик. Ладно — мальчик, но ведь он не знал главного — как? То есть, знал, но не настолько, чтобы не бояться оконфузиться при прохождении практики.

А ведь какие примеры перед глазами! Вон, Петька. Каждый день в туалете, закурив сигарету, и с понтом пуская дым вверх, рассказывает, как он и с кем. И какие имена он называл! Марина из параллельно класса, Ленка из восьмого, Ольга из (страшно сказать) десятого. Пацаны слушали, открыв рты. И Сашка слушал. Сказать по правде, иногда ему казалось, что Петька заливает. Но слушать было все равно интересно. Поэтому Петьку никто никогда не перебивал. Иногда кто-нибудь робко начинал описывать свои похождения, но получалось как-то коряво, и тогда Петька перехватывал инициативу и снова продолжал петь про свои подвиги.

К примеру — вчера.

После Петькиного рассказа у Сашки два урока горели уши.

Перед Сашкой стояла задача — отделить правду от лжи и понять, что и как?

А все потому, что его отношения с Наташей дошли до такой стадии, что Сашка вдруг понял, что девочка готова дать ему. Конечно, не сама по себе. Уже два года они, так сказать, дружили, об этом все знали. Он приходил к ней домой, она к нему. Наташа училась в параллельном классе. Это была очень красивая девочка. Добрая и доверчивая. Сашка сразу же влюбился в нее.

Ее отец был офицером морских погранвойск, они жили у самого гарнизона. Далековато, но Сашка не ощущал этого расстояния. Казалось, что вовсе и нет этих четырех километров. Четыре туда, четыре обратно. Очень полезно.

Они гуляли вечерами, ходили в кино. Еще в восьмом, под Новый год они впервые поцеловались и — пошло-поехало. Летом было здорово. Они ходили купаться на речку. Туда, где она впадала в море. Дюны, три красивые сосны. Было классно.

Собиралась шумная, большая компания, но каждый раз Сашка и Наташа ухитрялись уединяться в прибрежных кустах. Целовались до одури, девочка позволяла ему развязывать тесемки купальника и Сашка совершенно чумел от вида ее голых грудей с большими коричневыми сосками. Он осторожно и бережно трогал это чудо, слегка сжимал, каждый раз заботливо спрашивая, не больно ли ей.

— Совсем нет, — смеялась Наташа.

— А так? — и он сжимал сильнее.

— И так — нет.

— А так?

— Так, конечно, больно, дурной, перестань.

Теперь он знал, как больно, а как не больно.

Первое время кореша подкалывали его, спрашивая, как у него с Наташей. Сашка отмахивался, что означало, что никаких дел нету. Ему верили, все знали, что Наташа — маменькина дочка и бегать за ней — зря терять время. Постепенно пацаны перестали его спрашивать, хотя ему уже было, что им рассказать. В сентябре, это уже в девятом классе, Наташа как-то пришла к нему домой позаниматься алгеброй. А он был дома совсем один.

Так получилось. Обычно кто-то был, а тут — раз, и все разбежались.

Ни матери, ни братана.

Наташа немного смутилась, что никого нет, похоже, даже хотела зайти в другой раз. Но Сашка крепко взял ее за руку и втянул в комнату. Наташа была в короткой черной юбке и в желтой кофточке.

Началось все как-то глупо, неловко. Он стал целовать ее прямо у вешалки. А она вроде бы его отталкивала. Но почему-то он этого не запомнил. То есть, ему показалось, что она совсем не противится и заранее на все согласна.

Возможно, что они еще долго целовались бы у вешалки, но у Сашки вдруг так резко и сильно… Ну, это… Встал торчок-торчком. Раньше в такой ситуации он обычно деликатно отодвигался от Наташи, а тут, наоборот, стал прижимать ее к себе, да так, что она не могла не почувствовать его напряженный орган.

Сначала она дернулась, как лань, попавшая в браконьерский силок, но Сашка был сильнее и держал ее очень крепко. Что управляло им? Несомненно, что основы знаний были заложены там, в школьном туалете. Реальным воплощением этой науки стала его нога, которую он продвинул вперед, и его колено вдруг оказалось между ее коленей. Все пацаны говорили, что это нужно сделать перво-наперво. Раздвинуть ее ноги своим коленом. И теперь Сашка с диким, непередаваемым восторгом почувствовал, что получилось. Он продолжал целовать Наташу, но все его чувства сосредоточились теперь в его коленке. Затем он слегка согнул ногу и оказалось, что девочка как бы сидит на его бедре. Вот это да! Так вот для чего нужно было вставлять ей свою ногу! Ну, класс!

И теперь он вспомнил следующую науку. Нужно было провести ладонью вверх по ее бедру. Причем так, чтобы ладонь скользила под юбкой, а не поверх ее, как было всегда. И Сашка решился. Собственно, он раздумывал не долго. Возможно, что туалетные познания были тут уже ни при чем. Ему и безо всяких подсказок очень хотелось погладить Наташины ноги. Было, что гладить.

И он, продолжая прижимать Наташу левой рукой, положил свою длань на ее гладкую коленку. Было еще по-летнему тепло, и девочка была без чулок. По правде сказать, коленки и немного повыше она позволяла ему трогать и прежде. Почему-то чаще всего в кино. Хотя вокруг было столько сверстников. Может, потому, что все делали это? Смешно, но когда внезапно включали свет, многие девчонки, сидевшие в обнимку с парнями, дергались, как ужаленные и судорожно одергивали свои юбчонки. Глупые, если бы они сидели спокойно, то может, никто бы и не заметил, что они позволяют своим кавалерам! Сашка тоже осторожно ласкал Наташины ноги выше колен, но его рука была всегда аккуратно прикрыта Наташиной юбкой. Да и трогать себя Наташа позволяла невысоко, так, только до верхнего края чулок. Сашка хорошо знал границы дозволенного и вел себя паинькой. Он был рад и этому. Кино, где он мог ласкать Наташу, было для него особой радостью, потому что ни у него дома, ни у нее такая ласка уже не допускалась. Она боялась, что кто-то войдет. Но никто не входил. Но она все равно резко и даже злобно отталкивала его. Если он пытался.

Ну, нет так нет.

Сашка всегда с волнением вспоминал, как он трогал Наташкины ноги впервые. Он это хорошо запомнил. Это было еще в восьмом классе, где-то в мае. Они, собрались у Андрея, чтоб отметить его день рождения. Слегка выпили. Кто-то выключил свет. А когда включили, выяснилось, что в комнате остались только четверо. Сашка, Наташа, Вовка и Нина. Причем Вовка с Ниной самозабвенно целовались. Сашка ощутил себя лопухом и, взяв Наташу за руку, тихо произнес:

— Пойдем на лоджию, тут жарко.

Он, словно зверь, чувствовал, что вторая комната, кухня и даже ванна, скорее всего заняты парочками, которые так торопливо слиняли, когда погас свет. И он оказался прав. Всюду было занято. Но на лоджии никого не было. Зато здесь стояло большое кресло, в которое Наташа сразу уселась. Сашка робко попытался примоститься рядом, но Наташа что-то недовольно пробурчала, и он присел у ее ног. Прямо перед его глазами были ее коленки, туго обтянутые тонким капроном. Сашка взглянул в Наташины глаза, словно спрашивая разрешения, ему показалось, что она согласна, что она не против того, чтобы он потрогал ее. И он положил ладонь на ее колено.

Нужно было что-то сказать, но что? Не объясняться же сразу в любви!

— Это у тебя колготки или чулки? — хрипло произнес Сашка.

И повел руку вверх, до самого края ее короткой юбки. К его радости Наташа не возмутилась, не треснула его по физиономии, а ответила, видимо, в полном соответствии со степенью своего опьянения.

— А ты как думаешь?

Он ничего не думал. Ему хотелось только одного, переместить ладонь повыше.

И он скользнул пальцами под кромку ее юбки. У него сперло дыхание. Он нежно ласкал ее бедро, хотелось достичь больших высот, но внутренний голос строго шептал ему, что это невозможно. Радуйся, тому, что имеешь! Ему хотелось поцеловать Наташу, но для этого надо было встать. Но при этом он утратил бы свои нынешние завоевания. И тогда он просто положил голову на ее колени. И посмотрел снизу вверх.